«Окаянные дни» Ивана Бунина - Капчинский Олег Иванович
В самый разгар «боевой учебы» пришел приказ командования 12-й армии о переходе в наступление на правом фланге, который как раз и занимал 54-й полк Япончика. Полк направили в район города Крыжополя севернее железнодорожной станции Вапнярка. Бой с петлюровцами был непродолжительным – Мишкины бойцы с помощью гранат обратили врага в бегство. В основном евреи, они знали о кровавых погромах, которые учиняли петлюровцы, и немало бойцов полка состояло ранее в отрядах еврейской самообороны.
Предоставим слово противнику красных, уже упоминавшемуся нами, бывшему главному судье Одессы Владимиру Микулину. «Из некоторых статей, появившихся в „Известиях Одесского совета рабочих депутатов“, видно, – сообщал Микулин Особой комиссии, – что этот полк был гордостью и надеждой советской власти. Когда же полк был отправлен на фронт, появились описания сражений, в которых полк проявлял чудеса храбрости. Однако вскоре стало известно, что полк при встрече с войсками Петлюры потерпел поражение, оставил фронт и занялся грабежами и разбоями» [227].
Политработник Красной армии М. Львовский в своих мемуарах охарактеризовал «одесское пополнение» вообще как большей частью весьма неудачное. «Черноморский полк оголил фланги наших частей, действующих справа и слева, и дал возможность петлюровским бандам прорвать наш фронт. Только немногие моряки из этого полка остались в дивизии и продолжали вместе с ней героический путь. Большая же часть полка перекочевала к Махно, а часть этих воспитанников одесского порта, юрко запакованная в вагоны, была направлена обратно в Одессу. Еще более жалким выглядело другое пополнение, прибывшее из Одессы – полк Мишки Япончика. В эту „с бору да с сосенки“ собранную толпу головорезов влили небольшую группу одесских студентов. Так же как и стародубовцы, полк Мишки Япончика прибыл к нам в пешем „боевом порядке“. Новенькие костюмчики, свежие шинели, блестящие штыки, ярко сияющие на солнце, и масса другого оружия, которым были обвешаны маленькие и большие „япончики“, победный вид, залихватские песни… Дивизионные „старики“ неодобрительно встретили этих „форсящих“ ребят. И опять не ошиблись. В первом же бою под Вапняркой полк (после частичного успеха в дневном бою) к ночи разбежался в разные стороны…
Из одесского пополнения следует вспомнить один полк, который поддерживал честь геройски сражавшихся за Октябрь одесских пролетариев, – это 40-й одесский полк, который храбро бился в рядах нашей дивизии; отбиваясь от наседавшего врага, он прибился к станции Жмеринка и влился там в другую дивизию» [228].
Что собой представлял 40-й полк и кто в нем служил? Его состав подробно охарактеризован в докладной записке комиссара и политработников полка, направленной в политотдел 12-й армии:
«40 Укр. Сов. Стр. полк формировался в Одессе. Состоит на 80–85% из евреев. Полк был крайне плохо обучен, красноармейцы зачастую не умеют заряжать винтовки. Мат. условия весьма тяжелые, жалованье не платили 2-й месяц. В первом же бою он бежал, это крайне надломило психику бойцов, и теперь частый свист пули обращает его в бегство, несмотря ни на какие крутые меры. Петлюровцы ведут развернутую антисемитскую агитацию, и существование полка – отличный повод для нее: полк из евреев – преступление перед революцией… Многие крестьяне и так считают, что сов. власть – это власть „жидов“, а появление полка только окончательно укрепляет в этом веру. Наш полк деморализует части, стоящие рядом. Например, рядом с полком оперировал бронепоезд „7-Сумской“, как только команда этого бронепоезда завидит наших, то начинает ругаться, что не могут теперь с той же силой сражаться, т. к. крестьяне попрекают их тем, что они жидовствующие защитники. Кр-цы наши сбиваются с толку, т. к. пошли в Кр. армию только для того, что русские рабочие, поступившие к нам в полк, дезертируют, т. к. не хотят служить в „жидовском полку“.
Кроме того, при той ненормальной обстановке снабжения, которая у нас существует, кр-цам приходится голодать, ясно, что кр-цы лезут в огороды за картошкой, овощами и т. д. И вот малейший такой поступок еврея-кр-ца заставляет кр-на с пониманием относиться к петлюровской агитации.
Мы считаем преступным и явно к-р, что такие полки существуют на фронте, ибо десятки тысяч воззваний не сделают того, что сделает одно появление нашего полка, состоящего, как это ни тяжело, из пролетариев, а большей частью из люмпен-пролетариев (выходит, социальный состав этой части не намного отличался от полка Япончика, криминальные элементы служили и тут? Или политработники намеренно сгущали краски? – O. K.), и мы требуем снятия его с фронта.
Снятие нашего полка фронт не ослабляет, ибо те 300 штыков, которые он насчитывает, и некоторые бегут при первом свисте пули никакой силы из себя не представляет, а, наоборот, является слабым местом во фланговой войне, которая разыгрывается противником. Полк надо снять с фронта и пересоздать на новых началах. В случае же, если не сумеете добиться смены полка, мы просим вас отозвать политработников, ибо никакой продуктивной работы в полку мы не можем вести и отвечать за состояние полка мы не можем.
Даже если здесь и присутствовало простое намерение полковых политработников легально «сбежать» с фронта, ситуация вряд ли сильно отличалась от описанной. И вдруг проходит совсем немало времени и… полк самоотверженно воюет.
Вряд ли за какой-то месяц с лишком полк успели полностью «пересоздать на новых началах», как этого требовали его политработники. Дело, во всяком случае, вряд ли было только в этом. По нашему мнению, тот фактор, который должен был бы оказывать негативную роль, сыграл, наоборот, позитивную. Речь идет о факторе национальном.
Рассмотрим национальный состав 3 полков: Стародубский матросский – русско-украинский, так как до революции подавляющее большинство военных моряков принадлежало к славянским народностям (на Черноморском флоте – великороссы и малороссы, причем последних был довольно высокий процент), 54-й – подлинно интернациональный, но большей частью русско-еврейский, вполне соответствующий населению города (криминалитет в той же Одессе, как, впрочем, и во многих других регионах России и Украины, носил подлинно интернациональный характер, этническая организованная преступность, столь распространенная сейчас, тогда еще была нетипичным явлением) и наконец 40-й одесский – с серьезным преобладанием еврейского элемента. При этом наблюдается интересная картина: боеспособность в сражениях с петлюровцами возрастает по мере увеличения среди красноармейцев евреев. На первый взгляд это покажется парадоксальным, учитывая род занятий основной массы дореволюционного еврейства, неприспособленность большей части российских иудеев к военной службе, особенно в действующей армии, вынуждавшая царские власти серьезно ограничивать их число в боевых частях. Но дело в том, что многие сражения Гражданской войны имели свою ярко выраженную специфику, особенно на окраинах бывшей империи. На первый план здесь часто выходили не боевая и физическая подготовка бойцов, военное мастерство командования, а массовый всплеск ненависти, в первую очередь классовой и национальной. В частности, многие бойцы-евреи одесских полков руководствовались ненавистью к петлюровцам, убивавшим их родственников и соплеменников во время погромов, в тех же прилегающих к Одессе городках и местечках. Играло роль здесь и социальное противостояние между горожанами и селянами. Применительно к бывшей Малороссии нужно отметить, что крестьяне были преимущественно украинцами, тогда как среди горожан украинцев было относительно немного, зато была большая прослойка евреев. Это можно подтвердить данными официальной статистики. На начало 1920-х годов в Одесской губернии украинцев было несколько выше 50%, преимущественно среди крестьян, тогда как русских и евреев соответственно 20% и 13%, главным образом в городах [230]. Не случайно в «Окаянных днях» Бунина приводится выдержка из помещенной в начале мая в киевских «Известиях» статьи-призыва предсовнаркома Христиана Раковского (видного болгарского революционера и деятеля международного рабочего движения), где имелся следующий пассаж: «К сожалению, украинская деревня осталась такой же, какой ее описывал Гоголь, – невежественной, антисемитской, безграмотной…» [231].
