Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 4. Туманные острова
– В экипаже были два ваших товарища с различной степенью тренированности перед полетом. Заметили вы разницу состояния их организмов?
– Нет, не заметил. Оба чувствовали себя хорошо.
– Вы брали кровь для анализа. Процесс этот был таким же, как на Земле?
– Да, болевые ощущения при этом были привычными.
– Что вы скажете о новом космическом корабле «Восход»?
Комаров: Корабль удобен, надежен. Но не надо думать, что полет – это прогулка. Работа в космосе – это не игра в теннис вот там у нас на площадке. Мы очень много и напряженно работали и очень благодарны людям, сделавшим корабль максимально удобным для этого. На корабле есть все необходимое для участников экспедиции: место для работы и сна, доброкачественный воздух, пища, вода, тепло, свет, радиосвязь. В корабле есть место приборам. Это основное, что нужно.
Феоктистов: На этот раз от скафандров отказались. Гораздо удобнее чувствовать себя в обстановке, приближенной к земной. Без скафандров удобнее подходить к иллюминаторам, удобнее работать. Мы с Борисом Борисовичем без затруднения менялись местами. В скафандрах это делать сложнее.
– Несколько слов о посадке…
– Мы приземлились в корабле. Посадка была великолепная. «Мягкое приземление» обеспечивает особое устройство.
– В какой мере вы воспользовались опытом ваших предшественников-космонавтов?
– Мы тщательно изучили все, что было рассказано о полетах. Особых неожиданностей в самочувствии и ощущениях не было. Аппетит был хорошим, спали по очереди, крепко.
Корреспондент радио: Голос человека на корабле такой же, как, например, в этом зале?
– Точно такой же, как на Земле. Если бы с корабля вы вели репортаж, радиослушатели узнали бы ваш голос.
– Радиопередачи вы слушали?
– Постоянно. Но нас интересовала не информация широковещательных станций, а прохождение радиоволн в различных участках околоземного пространства.
– В какой позе вы работали: сидя в кресле, стоя, лежа?
Егоров: Пожалуй, ни одна, ни другая, ни третья не будет точной. Невесомость позволяет человеку принять любую позу. Можно, например, прислониться локтем к креслу и, повиснув в воздухе, писать.
Вопрос к Комарову:
– Припомните ваш первый полет на истребителе. Сравните его с полетом на корабле. Сравните эмоциональные проявления.
– Тогда я был моложе и, конечно, восторженней. Тогда было больше эмоций. На этот раз я отметил бы больше делового хладнокровия.
– Были у вас в полете минуты веселья, по какому поводу?
– Космос – дело серьезное, но, конечно, живой человек в любых условиях найдет место для шуток…
Егоров: Раскрутили один прибор, и он пошел ходить по кругу. Шутили: спутник – внутри спутника.
Во время обеда старались еду поймать в воздухе прямо ртом. Это был и обед, и маленькое развлечение.
– Вы много раз облетели планету. Что видели на Земле?
Комаров: Очень часто на Земле не видно ничего – плотный слой облаков. Зато когда облаков не было, видели много.
Егоров: Мне, например, запомнились горы Тибета – коричневато-желтое пространство. Точь-в-точь как на глобусе.
Комаров: Видели города. Почему-то особенно запомнилась ночная Калькутта. Видели оранжевый свет городов на востоке Австралии. Точное местонахождение корабля нам помогал определить очень остроумный прибор с маленьким глобусом. Глянем на сигнальную точку и сразу к иллюминатору – остров Мадагаскар? И опять остров Мадагаскар. По очереди мы наблюдали этот остров. Этот огромный кусок Земли виден был почти целиком. Видели Антарктиду. Видели даже с огромной высоты необозримые глазом белые пространства, видели край Антарктиды, голубовато-зеленую воду около льдов.
Вопрос Феоктистову:
– Путь корабля проходил где-то над районом Воронежа. Вспомнили ли вы родные места?
– Вспомнил. Это было на седьмом витке. К сожалению, была облачная ночь. На Земле я ничего не увидел и только мысленно послал привет местам своего детства.
– Брали вы с космос какие-нибудь предметы, напоминавшие вам о Земле?
– Мы брали портреты Маркса и Ленина и бант со знамени парижских коммунаров. В корабле у нас была также веточки вишни. Весной в городке космонавтов гостили ленинградские пионеры. Они просили передать ветку очередному космонавту. Я посчитал своим долгом выполнить просьбу ребят. Нам всем троим было приятно иметь на корабле символы земной жизни.
– Время у нас истекает. Последний вопрос. Ваши планы.
– Сейчас необходимо разложить по полкам весь космический багаж. Надо тщательно обработать большое количество собранных наблюдений.
Егоров: Мне предстоит работать над окончанием диссертации.
Феоктистов: Меня ждет научная работа. Ее замедлили тренировки перед полетом. Сейчас с новыми силами за работу.
Комаров: Я инженер, учусь в адъюнктуре. Предстоит много работать. Думаю, нам всем троим после анализа всего добытого в экспедиции было бы полезно, а может быть, и необходимо еще раз слетать.
После беседы вместе с космонавтами выходим на спортивную площадку. Сегодня теплый, почти августовский день. Егоров и Комаров берут теннисные ракетки. Мы с Феоктистовым присаживаемся на скамейку.
– Вот, посмотрите, в «Комсомолке» сообщение из Воронежа. Оказывается, во время войны фашисты вас расстреливали?
– Да. Они схватили меня после очередного перехода линии фронта. Я попытался бежать, гитлеровец подвел меня к яме, где лежали убитые, и выстрелил из пистолета в упор. Я упал. Но рана была несмертельной – пуля попала в челюсть и вышла вот здесь, остался небольшой шрам… Извините, пришел мой партнер…
На площадке азартная схватка в теннис. Играют Комаров, Феоктистов, Егоров…
Приходит делегация медиков:
– Ребята, снимите нас с космонавтами.
Потом приходит делегация мальчишек из местной школы:
– Дядя Комаров, дайте автограф.
Потом приходит связист с телеграммами. «Земля поздравляет, Земля интересуется самочувствием участников внеземной экспедиции». Космонавты просят журналистов ответить всем сразу:
«Чувствуем себя хорошо. Спасибо всем за то, что тревожились о нас, за то, что ждали. Особое спасибо всем, кто готовил полет «Восходу».
Космодром, 15 октября. 16 октября 1964 г.Земные будни космонавтов
Большой серый ящик. Стрелки, тонкое нервное перо самописца. В последние четыре дня приборы исписали, наверное, не меньше километра бумажной ленты. Объект обследования – космонавты Комаров, Феоктистов, Егоров. Врачи почти целый день не снимают халатов и космонавтам лишнего шага ступить не дают. Обследование по специальной программе. Почему дольше, чем принято, врачи-ученые держат руку на пульсе? Интерес их понятен вполне. Летали люди с разной степенью подготовки. Надо получить важный и безошибочный ответ: можно ли расширить круг людей, способных участвовать в космических экспедициях?
Врачебный пункт находится прямо в гостинице, где живут космонавты. Сегодня журналисты побывали почти в каждой комнате большого дома. Двери с надписью: «Егоров», «Комаров», «Феоктистов». Потом врачебные кабинеты, затененные и светлые, с одним холодным диваном и комнаты, уставленные новейшей, сверкающей эмалью и никелем аппаратурой. Один кабинет тут называют комнатой «Василичей». Три врача: Клавдия Васильевна, Петр Васильевич, Анатолий Васильевич. «Василичи» обследовали Бориса Егорова. «Объект обследования» лежал на диване в одних трусах и наблюдал, как струится из аппарата, похожего на большой чемодан, бумажная змейка.
– Все. Будем смотреть.
«Василичей» интересует работа сердца, интересует, как возвращается организм к стабильным нормам. Конечно, и самому космонавту интересно узнать, что там записано на бумаге. Быстро надевает брюки, растирает спиртом места на груди, где были датчики, подходит с лентой к окну. Довольны врачи. Доволен сам космонавт – все в пределах законной нормы.
Врачи рассказывают обо всех тонкостях обследования. Я записал в блокнот десятка четыре нерусских слов. Сейчас, сев писать репортаж, я совсем в них запутался. Пришлось позвонить медику:
– Скажите, а как совсем простыми словами сказать о результатах обследования?
– Хорошо, пишите. Все три космонавта абсолютно здоровы. Никаких болезненных сдвигов в организме не обнаружено. Могут лететь снова.
Врачи, сделав свое дело, помаленьку улетают в Москву. Космонавты улетят в свой день. Как они проводят время в ожидании этого дня? Я постучался в комнату с надписью: «Феоктистов».
Константин Петрович поднял голову от бумаг. На столе – стопка книг, зеленая лампа. Я попросил разрешения присесть рядом.
– Можно ли заглянуть в один из листов?
– Пожалуйста, только не взыщите за почерк. Записи сделаны спешно, в день приземления. Боялся: изветрятся впечатления.
