Хяртан Флёгстад - У-3
В поединке с часами Алф и его четверка побеждают с таким явным преимуществом, что есть даже время выпить кофе с бренди, пока они в кафе ждут парома до Трондхейма. Чашки под стол, быстро оглянуться на официантов — и пошел заливаться трелями стеклянный жаворонок, буль-буль, подставляй, не зевай, пока дрожащие пальцы не завернули крышку на горлышке, трелям конец, птичка вьет гнездо во внутреннем кармане, и пятеро курсантов летят к дверям: кто будет первым, тот сядет за руль и рванет с пристани на паром.
* * *Целью всех этих превышений скорости было кафе, которое помнят лишь избранные старожилы Трондхейма. Находилось оно в районе Ила, неподалеку от нынешней «Таверны Мартина», и носило гордое имя «Голубой грот». Видимо, соседство фьорда кому-то подсказало естественную мысль открыть в этой части города рыбный ресторан. Очень скоро выяснилось, что с рыбой никаких проблем нет, зато есть проблемы с едоками. Едоки не шли, а кто приходил, больше думал про то, чем рыбу запивают. И «Голубой грот» живо превратился в добрую пивную. Лишь остатки интерьера да освещение — излучаемая проемами в стенах ледяная подземная синева — напоминали о былом величии.
Бочковое пиво и крепленое вино — вот и все приманки этого заведения. Откуда, скажем, уволенный в город военнослужащий мог начинать забег курсом на женскую плоть, сохраняя надежду на счастливый исход. У пятерки курсантов, которые разместились за одним столом, подставив недостающий стул, есть основания надеяться. На них летная форма, вид что надо. Алф Хеллот к тому же номер один среди курсантов. Он победил в летном многоборье. Выиграл все поединки с секундомером и соперниками. Блеснул на летных испытаниях. Из пятисот восьмидесяти девяти подавших заявление в училище пятьсот шесть-десять восемь не прошли по конкурсу. Из оставшихся двадцати одного Алфик Хеллот — лучший. Он будет истребителем, это твердо решено, никаких там вертолетов и транспортных машин. Он номер один, победитель, ас. И весь остаток вечера, и всю ночь, и борясь на другой день с похмельем, курсант Алф Хеллот хмуро поглядывает на Кваксена, соображая, как взять реванш за поражение в скоттхюлле.
В скоттхюлле! Кто не знает Алфика, тот не может представить себе, как терзает его это поражение. Он вызывает всех и каждого помериться силами и шутя кладет руку противника на стол, если локти упираются в столешницу, или на пол, если поединок происходит под столом. Кто и после того не сдается, получает вызов на финальное состязание — перетягивание пальцем, согнутым в крючок. Алф выигрывает тысячу одну крону в покер при ставке всего в десять эре. Он король бильярда. Язык работает, как у финалиста первенства мира по анекдотам. Любое слово, малейшее прикосновение — повод для поединка не на жизнь, а на смерть.
Но и сплошная череда триумфов не помогает Алфику Хеллоту забыть поражение в скоттхюлле. Добро бы еще не такой дурацкий спорт! Не такой идиотский! Типичная для Трёнделага бредовая затея. Было бы настоящее мужское единоборство. А то ведь больше всего похоже на расшибалочку. Когда это Алфа Хеллота волновало, кто лучше, кто хуже играет в расшибалочку? Точнее сказать, скоттхюлль — нечто среднее между расшибалочкой и кеглями в примитивной форме. Только что требуется еще физическая сила. Грубая физическая сила. Вот вам и весь скоттхюлль. И пусть в губернии Трёнделаг устраивают соревнования в несколько кругов и в разных лигах. Все равно, скоттхюлль не для цивилизованных людей. Хоть и придуманы всякие правила, хоть и ни один обеденный перерыв на мыловаренных заводах, у кондитеров и металлургов не обходится без скоттхюлля. И местные газеты не устают печатать результаты очередных туров. Все равно скоттхюлль был и остается местной разновидностью расшибалочки. А сами жители губернии — те же шведы: блестящие туполобые спортивные звезды. А шведы — немцы Скандинавии. А немцы — марсиане планеты Земля. А все остальные вообще ошиблись планетой?
Скоттхюлль! Мысль о миллиардах жителей Земли, которые и слова-то этого не слыхали, не помогала. Противно до тошноты, до рвоты, ни больше ни меньше. Гнусная затея. Тяжелые плоские лепешки из чугуна, величиной как раз в пятерню работяги. Алфику казалось, что он все еще ощущает тяжесть металла на ладони. Крепко сжать скоттхюлль пальцами. Готово! Поднять перед собой на вытянутой руке и прицелиться одним глазом над краем круглой лепешки. Вот так. Быстро занести вытянутую руку за спину и метнуть. После чего теоретически скоттхюлль должен описать в воздухе красивую баллистическую кривую курсом на расположенный в десяти-пятнадцати метрах продолговатый деревянный настил. И — опять-таки теоретически — повалить кегли. В этом вся суть. Попасть в площадку и сбить расставленные одна за другой три кегли. Только и всего. Вроде бы раз плюнуть. Угодить в доски настила так, чтобы чугунная лепешка, скользя по ним, сбила все три кегли. Но как же это непросто, черт подери!
Курсант Алф Хеллот, который не привык проигрывать, который считает любое место, кроме первого, нарушением естественного порядка, чувствует, что еще одно местное изобретение берет над ним верх. Трёнделагское шампанское. Наполни стакан самогоном. Добавь столовую ложку сухой шипучки. И пей, пока шипит. В голове шумит. Тебя качает. Алфик вынужден ухватиться за край стола, чтобы не упасть.
— Очистки, — слышит он голос рядом с собой. — Остаются очистки.
Кажется, я еще не представил как должно члена компании, который громким и звонким голосом произносит эти слова. Так вот, он из Бергена, фамилия — Хюсен-Андресен. Не стоит запоминать, потому что чаще всего его кличут (по названиям знаменитых семи гор Бергена) либо Флёйен, либо Ульрикен, либо Лёвстаккен, либо Людерхурн, либо Свартедикет, либо Рюндеманнен. Недурен собой — лучистые глаза и звездная улыбка голливудского любовника. Но ему этого мало, он мечтает о звездочках на петлице и чтобы в небе за ним тянулся конденсационный след. Первые три дня подготовительного курса все шло хорошо. Он был героем. Свой красивый голос использовал, чтобы задавать вопросы, не требующие ответа, возвещать о своем появлении командами вроде «Хенде хох!», вещать о «die alten Fuchse» двух мировых войн или перечислять технические данные всех летательных аппаратов от архангела Гавриила до Пегаса, Икара и ракеты Фау-2. Все это знал он назубок, а больше явно не был способен усвоить. В ходе не такой уж сложной подготовки в Вярнесе был быстро и грубо раздет. После строевых занятий, тренировки на приборах, курсов навигации, аэродинамики, метеорологии и составления рапортов от его лоска ничего не осталось. Под позолотой было сплошное горе. После двадцати пяти часов учебных полетов он остался голым. Его отчислили первым из всей группы.
— Очистки, — повторяет жертва отбора. — Остаются очистки. После чистки.
— Ну-ну! — отзывается Алф Хеллот. — А дальше? Дальше-то что будет?
— Дальше будут осложнения. Дело в том, что я попал в переплет. Меня ведь до того фрустрация одолела, что по утрам я четверть часа на руках стоял, без этого моча не шла. А тут дома в Бергене попалась мне одна. Не помню уж точно, чем мы занимались, но, кажется, к двум прибавится третий.
— Ты прижимала меня к сердцу, — пропел Паттон. — И не сводила с меня глаз. Я наградил тебя младенцем. И сделал ручкой в тот же час.
— Признай свою вину, — сказал Глёр из Кристиансунда.
— Глотни вина, — сказал Алфик.
— Вини козыри, — сказал Паттон.
— А он без козыря король, и так проходит в дамки.
— А дамки ему прохода не дают.
— А после сами слезы льют.
— Нечестно, черт возьми! — сказал Флёйен. — Трусы — четверо на одного!
— Четверо на никого!
— Прекрасно! — заключил Людерхурн. — Пусть тогда Никто и дует обратно в Берген. И расхлебывает.
И тут никогда не отличавшийся красноречием Кваксен из Трёнделага, карьерист и командирский прихвостень, вдруг произнес:
— Это значит, получилась так называемая нежелательная бергеменность.
От удивления парни забыли, что надо смеяться. Они испуганно уставились на Кваксена. Про него на курсах говорили, дескать, до него все так медленно доходит, что ему надо трое суток пить, чтобы окосеть, да и то не хмель, а накопившаяся моча ему в голову ударяет. Еще говорили, что этого кряжа одной пулей не уложишь, надо всего свинцом накачать, чтобы рухнул от тяжести. Во всяком случае, по виду Кваксена невозможно было определить, чем полна его голова — алкоголем или свинцом.
Ульрикен первым обрел дар речи.
— Это пиво в нем говорит, — сказал он. — Не видите, что ли, побурел весь.
— У этого Рюндеманнена не язык, а помело, что где лежит, то и подмело. — Снова Кваксен.
— Я же говорил — после чистки остаются очистки. Вот вам лишнее подтверждение.
— Без промаха шпаришь, — сказал Алф Хеллот. — Не в бровь и не в глаз.
