Хяртан Флёгстад - У-3
Местный предшественник реконструктора Ж.Э. Османа на две сотни лет опередил инициатора создания парижских бульваров. Но если Осман строил широкие улицы, чтобы облегчить борьбу с мятежными толпами, добрый генерал Сисиньон в Трондхейме был скорее озабочен тем, чтобы периодические пожары не обратили весь город в пепел.
Его план оправдал себя. Широкие улицы Сисиньона по сей день украшают центр Трондхейма. Теперь мы с Алфиком извлекаем из этого максимум пользы. Мы идем уже среди ампирных зданий центра. Не скажу, чтобы промозглый холод весенней ночи нас беспокоил. Мы зарядились градусами да еще добавили пива. Плетясь следом за Алфиком, я отмечаю, что улицы Сисиньона не всегда достаточно широки. Мы то и дело сталкиваемся со стеной пакгауза, который даже здесь, в надежнейшем изо всех городов, ни с того ни с сего вдруг разворачивается на 90°, становясь поперек дороги и мешая свободному передвижению по тротуару. Или асфальт без предупреждения вздымается вверх на метр, так что Алфик, внимательно следящий за высотомером и готовый аккуратно приземлиться на четыре точки, вместо этого грубо плюхается на брюхо, потому что посадочная полоса слишком быстро сближается с шасси.
Естественно, я подаю ему руку, помогая встать, и тут его вдруг одолевает потребность навести порядок в хаосе.
— Персон! Стой! — командует он. — Кругом марш!
И я марширую. Не вижу ничего удивительного в том, что Алфику нравится командовать. Кому, как не ему, восхищаться согласием между командой и ее выполнением. В твердых речениях командного языка слово есть слово и выливается в действие. Слово Алфика становится законом. И я подчиняюсь Букве Закона.
Так мы вступаем в ампирный город. Над нами — высокий купол ночного весеннего неба.
— Правой, правой! Печатать шаг! — отдается между строгими фронтонами домов голос курсанта Хеллота.
И я выполняю команду. Много ли значит это унижение? То есть на великих весах Истории. Кто ни разу в жизни не подчинялся приказу? Назовись!
— Персон! Смирно! Правое плечо вперед, шагом марш! Наперевес! На плечо! На караул! К торжественному маршу, дистанция два шага, сомкнись, равнение налево! Штыки примкнуть! К ноге! Вольно-о-о!
Голос Алфика звучит раскатисто и громко. Я изображаю ружейные приемы. Но одно дело командовать, другое — управлять своим телом. Или агрессией. Или самим собой. Его обучали управлять голосом. Кто управляет голосом, тот заправляет всем.
Голос Алфика командует приставить ногу у ресторана на Королевской улице. Перед входом извивается длинная очередь.
— Ни дать ни взять филателисты, — говорю я. — Коллекционеры стоят за гашением первого дня.
— Ни дать ни взять рекруты! В последний день службы стоят за печатью на приписном свидетельстве, — отвечает Алфик Хеллот. И продолжает, повысив голос: — Персон!
— Я!
— Смирно!
— Слушаюсь!
— Не отвечать, когда ко мне обращаешься! На четвереньки становись!
— Есть становиться!
Я бросаюсь на тротуар, выставив руки вперед. Алфик делает то же самое.
— Отжиматься! — командует он и отжимается, держа спину прямо.
Я стараюсь не отставать от него.
— Спину прямо! В ритме! Вот так! Подпевай! — Продолжая отжиматься, Алфик запевает во весь голос.
Сколько утренних построений на подготовительных курсах сопровождалось этими строфами.
Целуй меня, Пер, еще и еще!
О, до чего сладко!
Я задыхаюсь, руки немеют, но подпеваю, как могу, и отжимаюсь в такт, целуя тротуар Королевской улицы, когда касаюсь животом асфальта. Не столько из-за команды, сколько повинуясь неясному чувству, что участвую в некоем символическом действе.
Любители танцев в очереди перед рестораном «Трюббен» один за другим повернулись и смотрят на нас. Похоже, они тоже сообразили. Что можно сразу припасть к земле-матушке, не тратясь на плату за вход, за гардероб, за горячие блюда, напитки и дам. И номер один, не мешкая, следует нашему примеру. Скинув пиджак, в белой сорочке с узким галстуком бросается на тротуар.
За ним и другие приноравливаются к такту. Отжимаются от асфальта. Восхитительно! Весь тротуар на этой стороне Королевской улицы города Трондхейма полон празднично одетых мужчин, выполняющих отжим. Вся улица поет, с Алфиком Хеллотом в роли физрука и нещадно фальшивящего запевалы. А впрочем, не сама ли это земля поет нашими глотками? Мы же только отжимаемся и опускаемся в такт стихотворному размеру. Припадая губами к земле на каждом ударном слоге.
Целуй меня, Пер, еще и еще!
О, до чего сладко!
Что было дальше во время этого увольнения в город, я представляю себе очень смутно, Но какие-то мысли и впечатления — последние уцелевшие после интеллектуального крушения — явно ухитрились доплыть до берега в моем затуманенном мозгу и ухватиться за кору больших полушарий. Помнится, мы все же проникли в ресторан «Трюббен», нашли столик и нас обслужили, помню лицо Алфика и его голос, который упорно твердил:
— Клянусь затмением луны. Клянусь священной лунной тенью! Куда подевался Кваксен, чтоб мне не видать лунной тени?
Из чего я заключил, что его все еще терзает поражение в скоттхюлле и он жаждет отыграться.
Помню также как Алфик взялся за край стола, намереваясь встать и что-то произнести, но стол бросало из стороны в сторону таким же штормом, как мысли Алфика, и язык дал осечку. Патроны кончились. В мозгу пустота. Он выпалил все свои реплики. Пустой магазин звякает об пол, точно пивная кружка. Рядом с кружкой деревянная вешалка в Трондхейме накренилась под таким острым углом, что падающая башня в Пизе не идет ни в какое сравнение, а на пути к уборной над Паданской равниной круто вздымаются Альпы и Доломиты. И Алфик Хеллот заключает, что самое верное — лечь на пол и ползти. На полу ресторана он практикуется в скалолазанье с крючьями. Стена уборной грозит обрушиться на него, Алфик вынужден подняться на колени и упереться руками в Доломиты, не давая им упасть. Унитаз возвышается перед ним, словно трон. Алфик занимает королевский престол. У него все кружится перед глазами, кружится, вертится, все быстрее и быстрее, круги становятся все меньше и меньше, наконец смыкаются на цветочном горшке, за который он хватается, сотрясаемый неудержимой рвотой. Выходит, он свергнут с престола. Но цветочный горшок держит крепко, и вот уже земля, цветы и зеленые листья оказываются на полу вместе с содержимым его желудка. Алфик опрокидывает вверх дном не только цветочные горшки. Он опрокидывает весь мир, словно песочные часы, давая времени новый ход. Впрочем, это вовсе не песочные часы, а обыкновенная пол-литровая пивная кружка, наполненная доверху портвейном. С великим усердием Алфик пытается заставить кружку стоять на цоколе статуи короля Улава Трюггвасона. Стало быть, мы находимся в центре города. Стало быть, мы уже не в ресторане. Стало быть, нас оттуда выставили. Очевидно, Алфик вообразил, что цоколь статуи Улава Трюггвасона лежит горизонтально в воздухе, вот и ставит на него песочные часы с портвейном. Слышим звуки, которые ни с чем не спутаешь. Разбитое стекло. Опустившись на колени посреди площади в Трондхейме, Алф Хеллот пытается слизывать портвейн с булыжника. Не очень-то удачно: что-то колет, и режет, и жжет язык; я вижу, как по Северной улице течет кровь с портвейном, Алфик сует руку во второй внутренний карман. Там таятся еще одни песочные часы с портвейном. Он опустошает их в несколько глотков и разбивает о цоколь. Вслед за чем его осеняет, что можно прогуляться вверх по королевской статуе. Весь город поставить с ног на голову. Надеть себе на голову как корону или шлем. Вот именно, шлем — то, что надо, шлем с наушниками, потому что курсант авиационного училища Хеллот задумал проследовать по цоколю Улава Трюггвасона прямо в космос, в межзвездное пространство. Алфик трогается в путь, сперва ступает осторожно. Потом прыгает. Совершает бросок в пространство. Далеко внизу, где-то на земле, стою я, что-то кричу и слышу, как Алфик отвечает: «Точно! Так и есть!» С фасадов вокруг площади нам подмигивают неоновые звезды. Стоя внизу, на земле, обреченный вечно играть роль наземной обслуги, я ловлю ногу Алфика и тяну, тяну из всех сил, стараясь приземлить его. Сам я не больно-то склонен к смелым броскам. Тут надо что-то предпринять. Протягиваю Алфику пять, чтобы вернуть его на твердую почву. Сколько можно! Алфик сжимает мою руку. Помню затем сильный рывок. И мы вместе шлепаемся на тротуар.
* * *Там, где железнодорожная ветка между Бюосен и Высшей технической школой пересекает реку Ниду, рядом с рельсами через мост ведет пешеходная дорожка. Высокий проволочный забор отделяет ее от рельсов и поездов, а с другой стороны перила призваны не давать людям свалиться в реку.
Уже светает, когда мы приближаемся к мосту. Алфик сидит за рулем, я трясусь на заднем сиденье, хотя мотоцикл мой. Настоящий «темпо-тайфун» с мотором «закс», куплен подержанным у военного морячка и приведен мной в надлежащий порядок.
