Хяртан Флёгстад - У-3
Глаза Констанцы снова устремлены в книгу, но Алфик не интересуется, что она читает.
— Он в подвале, — говорит она; спицы не перестают звенеть. — Вряд ли он будет рад.
Алф Хеллот спускается в подвал. Так уж повелось у Хеллота-старшего — не может он сидеть без дела. Теперь, когда его избрали в секретариат профобъединения, предстоит переезд в Осло, этот дом придется продать. Не мешает кое-что подправить, говорит он, чтобы цену поднять. Стоя на коленях, на миг поворачивает голову, услышав шаги Алфика на лестнице.
— Протечка, — сообщает он, словно оправдываясь. — Вода откуда-то просачивалась. Не оставлять же так новым хозяевам. А заодно уж решил я весь пол нарастить.
Возле него стоит грохот для песка, а также заступ и совковая лопата — два медиатора, которыми Авг. Хеллот бренчит на струнах грохота. У стены — пустой мешок и мастерок. Он уложил цементный раствор, теперь разглаживает вровень с плинтусом. Инструмент расположен в строгом порядке: пила, топор, ножницы, нож, лопата. Остро наточенные лезвия блестят, не инструмент — холодное оружие.
— Я гляжу, ты все лодыря гоняешь, старый марганцовщик!
Алфик пытается шутить. Но невпопад. Шутка режет ухо фальшью. Он сам это слышит. Авг. Хеллот трудится, говорит, не поднимая головы:
— Ну как, удачно съездил?
— Отец…
Алфик смотрит на уложенный раствор. Такой свежий, что на нем даже слова могут след оставить.
— Да?
— Мне надо тебе кое-что сказать.
— Вижу.
Не иначе у Авг. Хеллота глаза на затылке. Он знай себе продолжает работать. Алфик собирается с духом для решительного шага.
— Меня приняли, — говорит он наконец. — Приняли в авиационное училище. Я ездил в Рюгге сдавать экзамены. Все сдал, и меня приняли. Только что сообщили.
Длинная костистая спина Авг. Хеллота не меняет положения. Ни один мускул не дрогнул. Ноги словно торчат сами по себе из туловища как попало. Голова, когда смотришь сзади, смахивает на сустав, венчающий культю конечности, ампутированной после некоего внутреннего взрыва.
— Будешь офицером?
Голос по-прежнему спокойный. Рука мягко гладит цемент мастерком. Алфик быстро отвечает, радуясь такому обороту разговора:
— Нет, только сержантом. Чтобы стать настоящим офицером, потом надо еще кончить училище военных летчиков.
Рука Авг. Хеллота ходит влево-вправо как заведенная.
— Я рад, что хоть ты будешь избавлен, — говорит он, не отрывая глаз от цемента. — Что тебе не надо будет в грязи копаться. Корячиться ради денег. Вставать ни свет ни заря. Плестись домой к обеду. Горбатиться, чтобы хватило на дом и хозяйство. Как мне пришлось. Рад, что ты будешь от этого избавлен. Становись офицером, Алфик.
Авг. Хеллот продолжает утюжить, заглаживать.
— Я не люблю вспоминать военные годы, — говорит он, и Алфик ждет, что сейчас пойдет речь о немецком концлагере.
Он не угадал. Но и не о тогдашнем поражении рассказ отца, а о незамеченной военной историей победе в скандальной для военной касты норвежской кампании 1940 года. Победе, которая помогла Авг. Хеллоту пережить годы неволи и вместе с другими выиграть не только войну, но и мир — в ходе избирательных кампаний и бурных парламентских голосований.
Вышло так, что 9 апреля 1940 года (день фашистского вторжения в Норвегию) Авг. Хеллот работал в Одде. По его словам, тогда он поддерживал тесные отношения с коммунистами. Фактически сам был коммунистом, разделял партийную оценку немецкой агрессии как элемента войны империалистических держав за передел мира. Дескать, коммунистам нужно следить за ходом событий и держать порох сухим. Однако среди товарищей Авг. Хеллота по партии в Одде был один моряк, который участвовал в гражданской войне в Испании. И вот этот моряк произносит слова, достойные увековечивания: мол, он всюду боролся против фашизма, и теперь, когда фашизм явился к ним в Одду, лично он ни минуты не сомневается, что нужно делать.
Утром 10 апреля через Сёр-фьорд в сторону Гранвина идет суденышко, битком набитое пассажирами. Тут парни из Сауды, из Одды, из Ловры и окрестных селений. Среди них и Авг. Хеллот. В ночь на 11 апреля они пристают к берегу в районе Воссевангена и размещаются в Доме религиозных собраний. На другой день получают обмундирование, оружие и боеприпасы. Проходит больше недели, прежде чем они воочию видят врага. На десятый день Восс бомбят немецкие самолеты. Норвежские отряды оставляют город. Начинается отступление через туманы войны, к поражению и позору. И тут происходит неожиданное. Роте Авг. Хеллота удается наладить организованный отпор, тормозя продвижение врага. С каждым шагом назад они сопротивляются все упорнее. Немцы не боги и не дьяволы, мало-помалу выясняется, что с ними можно драться на равных. Правда, вооружение у них получше, но и норвежское оружие стреляет, а в знании местности норвежцы превосходят врага. Они не сомневаются, что могут одолеть его. Постепенно в этом убеждаются и другие. Ранним утром Авг. Хеллота будит голос из громкоговорителей. Схватив ружье, он выскакивает из палатки. Щурится на снежные сугробы, белеющие на черной весенней земле. И различает такое, чего никогда не забудет. Они окружены немцами и собственными командирами. За спиной бойцов офицеры договорились о капитуляции. И направили оружие против соотечественников.
— А иначе мы бы никогда не сдались. И они это знали.
Авг. Хеллот выпрямляется во весь рост, едва не бодая потолок подвала.
— Тебе задание — поливать время от времени, — говорит он вдруг, показывая на свежий цемент. — По мере того как будет твердеть. Нам могут пригодиться офицеры, которым можно доверять.
— Ага, — бурчит Апфик вяло, неуверенно.
Авг. Хеллот ополаскивает инструмент водой из шланга.
— Так, порядок. Что ж, пора кончать на сегодня.
Он заворачивает кран и глядит на Алфика. Собирает инструмент и ставит на место. Лезвия лопат скребут по цементу.
— Часы при тебе?
Алфик смотрит на запястье.
— Скоро восемь.
— Тогда пошли наверх ужинать. Выключай свет за собой.
На середине лестницы их окутывает мрак. Авг. Хеллот топает впереди, Алфик шагает за ним к распахнутой двери.
Где-то во тьме беззвучно отмеряют двенадцатичасовые круги часовые стрелки, короткая и длинная, медлительная и быстрая, ходят, словно узники по тюремному двору, по большому кругу, по малому кругу. Ходят, как кобыла с жеребенком на привязи. Обгладывая циферблат.
Дверной проем смотрит в подвал прямоугольником света.
На пороге стоит Констанца. Дойдя до верхней ступеньки, Авг. Хеллот поворачивается. Они стоят бок о бок и смотрят на идущего к ним Алфика. Констанца и Авг. Хеллот на верхней площадке подвальной лестницы, два силуэта, резко очерченных светом из кухни. Упование, освещенное сзади ярким блицем. Медленно поднимаясь по лестнице, проверяя ногой каждую ступеньку, облегченный, отягченный, он говорит снизу из темноты:
— Спасибо.
— Не принижай себя.
— Вот какого мы тебя вырастили.
Заря
Трондхейм известен как город, где короновались норвежские монархи, а окружающий его район — как военно-стратегический центр тяжести Норвегии. В губернии Трёнделаг — две важные базы ВВС и совершенно секретный командный центр в толще горы Грокаллен, на западной окраине города. Трондхейм — узел, соединяющий север и юг страны; через него удобный выход в Северное море и Атлантику. Здесь располагается также духовный и географический центр анальных творений, получивших название трёнделагских анекдотов, которые выставляют на посмешище некоторые наиболее сомнительные стороны нашего национального характера; на мой непросвещенный взгляд, не слишком остроумно. Сверх того, это единственное место на планете, а то и во вселенной (ежели права либеральная теология, утверждая, что никакого ада нет), где в ходу игра под названием «скоттхюлль».
Все эти факты я привожу не затем, чтобы выставить в каком-либо свете местное общество или отдельных лиц, а лишь потому, что город Трондхейм вместе с губернией Трёнделаг играют решающую, этапную роль в развитии Алфика Хеллота от мальчика до мужа. В этой связи уместно также сказать, что Трондхейм отличается на редкость четкой и удобной планировкой, благодаря чему он весьма подходит для доброй попойки во время увольнения. Если кому назавтра требуется прощение, покаянная стезя к видным экспертам по отпущению грехов достаточно коротка. Трондхейм — обитель наиболее известного из причисленных к лику святых северных королей; во всяком случае, здесь находится храм, где стоял гроб с бренными останками святейшего из парней, носивших имя Ула. Вокруг коронационного собора желающие могут узреть другие, не столь религиозные храмы, где венчают конькобежных и лыжных королей, а также прочих дурней высшей категории.