Борис Колоницкий - «Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны
Однако в столицах общественное мнение было настроено куда более радикально. Уже 6 марта глава Временного правительства князь Г.Е. Львов телеграфировал генералу М.В. Алексееву, который исполнял обязанности Верховного главнокомандующего до прибытия великого князя. Министр-председатель полагал, что, учитывая общее негативное отношение к дому Романовых, великий князь Николай Николаевич сам должен отказаться от должности Верховного главнокомандующего1360.
Генерал Алексеев пытался сохранить этот пост за великим князем. Он телеграфировал Львову в ответ:
Характер великого князя таков, что если он раз сказал: признаю, становлюсь на сторону нового порядка, то в этом отношении он ни на шаг не отступит в сторону и исполнит принятое на себя. Безусловно думаю, что для Временного правительства он явится желанным начальником и авторитетным в армии, которая уже знает об его назначении, получает приказы и обращения. В общем, он пользуется большим расположением и доверием в различных слоях армии, в него верили. Полученные донесения свидетельствуют о том, что назначение Великого Князя Николая Николаевича принимается с большой радостью и верою в успех. Во многих частях даже восторженно! Проникает сознание, что Великий Князь даст сильную, твердую власть – залог восстановления порядка. Благоприятное впечатление произвело назначение не только в Черноморском флоте, но даже в Балтийском. До настоящей минуты получены на имя Верховного Главнокомандующего приветствия от 14-ти городов; в числе их Одесса, Киев, Минск сообщили удовольствия по поводу возвращения Великого князя на свой прежний пост и уверенность в победе. Я могу еще раз только повторить, что для нового правительства он будет помощником, но не помехою!1361
Телеграмма Алексеева примечательна в нескольких отношениях. С одной стороны, он указывает на лояльность великого князя по отношению ко Временному правительству. Внук Николая I, по мнению генерала, может стать вождем Вооруженных сил новой России. С другой стороны, генерал Алексеев указывает на сохранявшуюся громадную популярность великого князя Николая Николаевича не только в армии, но и на флоте, в том числе в весьма революционизированных соединениях. Возможно, генерал несколько переоценил восторженность офицеров, солдат и матросов, но, скорее всего, великий князь действительно продолжал пользоваться немалой популярностью в войсках. Однако, вероятно, именно это обстоятельство и побуждало революционных политиков настоятельно требовать его смещения. Они руководствовались теми же соображениями, что и император в августе 1915 года: авторитетный полководец, стоявший во главе огромной армии, мог быть опасным для власти в Петрограде.
В то время, когда Николай Николаевич совершал свою триумфальную поездку из Тифлиса в Могилев, встречая восторженный прием на железнодорожных станциях, в газетах появились сообщения о том, что А.Ф. Керенский, популярный и влиятельный революционный министр юстиции, выступая в Москве 7 марта, публично заявил, что великий князь не будет Верховным главнокомандующим. Иногда Керенский действовал на свой страх и риск, ставя других министров перед свершившимся фактом, но в данном случае он, по-видимому, отражал мнение всего Временного правительства.
Великий князь успел, однако, прибыть в Ставку и официально принять должность верховного главнокомандующего. Об этом он уведомил Временное правительство. Однако, как телеграфировал генералу Алексееву князь Львов, послание великого князя Николая Николаевича вызвало в Петрограде «большое смущение».
В этой ситуации великий князь направил телеграмму Временному правительству, в которой он официально сообщал о сложении своих полномочий. В другой телеграмме, адресованной военному министру, содержалось прошение об отставке.
Однако память о популярном главнокомандующем продолжала жить в революционной России. И в советское время появлялись некие самозванцы, называвшие себя именем великого князя. Они находили своих почитателей и получали у них финансовую поддержку, даже несмотря на очевидную угрозу репрессий1362.
* * *Культ Верховного главнокомандующего создавался на начальном этапе войны различными политическими силами, стремившимися возбудить патриотический подъем, а также использовать в своих целях популярность главного полководца России. Среди них были и консервативные деятели, и либеральные политики и бюрократы, желавшие добиться проведения политических реформ в годы войны. Популяризации Верховного главнокомандующего способствовали и издатели, руководствующиеся коммерческим интересом: образ великого князя хорошо в то время продавался.
Вскоре после начала войны образ Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича стал фигурой позитивной интеграции российского общества. На какое-то время он стал объединяющим политическим символом для сторонников войны, придерживавшихся различных политических взглядов. Культ военного вождя-спасителя был архаичен по форме репрезентации, но в то же время этот образ был харизматичен по своей сути. Это способствовало патриотической мобилизации российского общества, но в то же время в перспективе представляло немалую опасность для стабильности режима: фигура популярного великого князя, строгого и грозного полководца, уникального вождя-спасителя, противопоставлялась императору, «слабому» и «неспособному». И даже и в тех случаях, когда подобное противопоставление открыто не проявлялось, сам факт появления харизматического лидера рядом с традиционной властью монарха уже представлял для царя известный политический вызов. Личностная харизма полководца-спасителя становилась важным фактором политической жизни, который никак не был предусмотрен «Основными законами» империи и монархической политической традицией, допускавшей лишь «должностную харизму» помазанника, полученную в результате коронования. «Приобретенная» харизма Верховного главнокомандующего подрывала традиционную власть императора вне зависимости от истинных намерений ее носителя.
С подобной проблемой, правда в меньшей степени, столкнулась в годы Первой мировой войны и монархия в Германии: император Вильгельм II со смешанным чувством наблюдал за ростом популярности генерал-фельдмаршала П. фон Гинденбурга, который с 1914 года возглавлял командование на Восточном фронте, а начиная c 1916 года руководил военными операциями всех немецких вооруженных сил. Новый культ полководца военного времени, представлявшегося немецкой милитаристской пропагандой спасителем нации, символизировавшим военные усилия империи, вступил в известную символическую конкуренцию с традиционным культом кайзера, который превращался в «теневого императора» в условиях возрастания реального влияния могущественной Ставки Верховного командования. Популярность Гинденбурга достигла таких масштабов, что она способствовала десакрализации образа Вильгельма II, вне зависимости от того, какими были изначальные намерения военного руководства и немецких пропагандистов1363. Этот конфликт не был секретом и для современных русских обозревателей. В августе 1915 года, как раз в тот момент, когда Николай II принял решение о смещении великого князя с поста Верховного главнокомандующего, влиятельная петроградская газета, отрицательно относившаяся к этому, писала: «Отношение к Гинденбургу у императора остается по-прежнему недружелюбным. Такое отношение объясняется завистью к популярности маршала»1364. Что думал автор «Нового времени», газеты, близкой к российскому Верховному главнокомандующему, когда он писал эти строки?
Для различных противников войны в России именно великий князь Николай Николаевич олицетворял милитаризм, это проявлялось в 1915 году в увеличении числа дел, возбужденных против лиц, его оскорблявших. При этом образ великого князя порой «выворачивался наизнанку»: его личные качества, действительные или только приписываемые ему, воспринимались одними современниками положительно, иными же – крайне отрицательно. Так, легендарная грубость Верховного главнокомандующего для одних была ярким проявлением его солдатской прямоты и патриотической энергии, а для других – убедительным свидетельством ограниченности и бесчеловечности. Это проявляется прежде всего в делах по обвинению лиц, оскорблявших великого князя. Однако в частной переписке того времени, освещавшейся цензурой Министерства внутренних дел, эту тему недовольства великим князем как главным виновником войны выявить почти не удалось. Можно предположить, что первоначально она имела большее хождение в «низах», а не среди образованной части общества (полицейская цензура мало уделяла внимания корреспонденции низших слоев).
