Макс Хейстингс - Вторая мировая война. Ад на земле
В августе 1942 г. сэр Стаффорд Криппс не справился со своей миссией убедить конгресс отсрочить политические требования до конца войны. Вспыхнули стихийные мятежи. Англичане железной рукой восстановили порядок. Вице-король подумывал даже бомбить диссидентов с воздуха. Подобную карательную экспедицию он полушутя (но отчасти и всерьез) характеризовал как «новый и бодрящий прецедент»48. Захваченных в плен мятежников подвергли массовой порке, на разгон демонстраций бросили десятки тысяч солдат и полицейских, вооруженных дубинками латхи. Существуют заслуживающие доверия сообщения о том, как полицейские в охваченных волнениями регионах подвергали насилию и даже групповому насилию арестованных женщин. Несколько сот демонстрантов застрелили, множество домов было сожжено.
В некоторых областях Северо-Западной Индии на несколько месяцев воцарился режим террора. Например, 29 сентября в Миднапуре у здания суда в Тамлуке собралась процессия во главе с семидесятитрехлетней Матонгини Хазра. Эта пожилая женщина, пылкая последовательница Ганди, отсидела полгода в тюрьме за демонстрацию, которую она провела на глазах у вице-короля. На этот раз она приблизилась к полицейскому и военному кордону у здания суда, неся флаг, ее сопровождали женщины, дувшие в раковины. Охрана суда открыла огонь, пуля угодила Матонгини в левую руку, и женщина перехватила древко знамени правой рукой. Она была ранена во второй раз, третья пуля попала ей прямо в висок. Участники демонстрации обратились в бегство; среди погибших оказалось трое мальчишек.
С помощью репрессий удалось быстро восстановить порядок. Индийская армия сохраняла лояльность. Но всем, кроме самых близоруких британских империалистов, было очевидно, что режим утратил поддержку своих подданных. Вдумчивые политики видели несообразность ситуации: в 1942 г., в разгар войны с тираническими тоталитарными державами, для поддержания колониального строя в Индии пришлось разместить там примерно 50 батальонов – больше, чем в тот момент было брошено на борьбу против японцев. Вероятно, практические соображения не позволяли передать власть конгрессу в тот момент, когда японские завоеватели уже стояли у ворот Индии. Но в результате здесь война обернулась самой уродливой и даже подлой своей стороной: чтобы удержать субконтинент, требовалось не столько отражать угрозу вторжения, сколько вводить чрезвычайные меры внутри колонии, управлять Индией не как союзником, а как оккупированной территорией. Подавляя мятежи, белые господа не брезговали и теми методами, к которым прибегали в захваченных странах державы оси (разумеется, масштаб был иной), а сообщения о зверствах спецслужб пресекались военной цензурой.
Бытовой расизм, а порой и откровенная жестокость англичан по отношению к индийцам ужасали очевидцев. Старший сержант Клив Брэнсон, по мирной профессии – художник, уроженец субконтинента, сражавшийся в Испании в составе коммунистических интернациональных бригад, с возмущением описывал поведение соотечественников: «Подлые идиоты из регулярной армии обращаются с индийцами так, что возникают и страх за наше будущее, и еще больший стыд за свою принадлежность к этому войску. Никто из нас не сможет забыть, в какой невероятной, неописуемой нищете живут здесь люди. Если бы в Англии знали правду, там бы поднялся страшный шум, ведь эти несчастья насаждаются именем английского народа»49.
Недовольство росло и в рядах Индийской армии, главным образом из-за разницы в условиях службы и в заработке туземцев по сравнению с англичанами. Группа солдат написала общее обращение командующему: «В глазах Махатмы Ганди все равны, а вы платите английскому солдату 75 рупий, а индийскому всего 18»50. Другой военный жаловался: «Индийский субадар [младший офицер] отдает честь английскому солдату, английский же солдат не отдает честь индийскому субадару. Как же так?» От установленного британцами жесткого режима военного времени страдали не только индийцы. В декабре 1942 г. англичане отправили 2115 гражданских японцев в лагерь Пурана-Кила под Дели. От невыносимых условий содержания, грязи и голода еще до конца года умерло 106 заключенных, основная причина смерти – бери-бери и дизентерия. Да, японцы в те годы совершали гораздо худшие злодеяния и в несопоставимых масштабах, однако ужасы Пурана-Килы выставляли в самом неблагоприятном свете и компетентность британских властей, и их гуманность.
Американцы, от президента до простолюдина, так и не простили Черчиллю и всей Британии хладнокровную решительность, с какой империя отказалась распространить на субконтинент пьянящие посулы свободы, освященные Атлантической хартией. Служившие на субконтиненте американцы – они отвечали за связь и логистику, обучали китайских солдат, вылетали на бомбардировки японских баз – возмущались тем, как британцы обращаются со своими подданными, и льстили себе мыслью, что сами они ведут себя намного лучше. Индийцы этого мнения не разделяли: газета Statesman получила письмо читателя, осуждавшего поведение американцев наравне с англичанами. Американцев автор этого письма клеймил как «переносчиков венерических заболеваний и соблазнителей молодых девушек»51. Критику своих методов управления колонией от союзника, который у себя дома насаждает расовую сегрегацию, англичане считали ханжеством, и с ними трудно не согласиться.
Даже в кабинете Черчилля большинство видело необходимость скорейшего предоставления Индии независимости, мнения расходились лишь в вопросе, когда это будет уместно сделать. Но закоренелый «викторианский» империалист был неумолим: он твердо верил, что величие Англии покоится на колониальной системе, и негодовал на «предательство» индийских политиков, которые используют к своей выгоде невзгоды метрополии, а порой и радуются ее несчастьям. Даже в годы войны премьер-министр отзывался об индийцах и устно, и письменно с презрением, которое приобрел за недолгое время службы на субконтиненте еще в XIX в. в чине младшего офицера кавалерии. Характерное для политики Черчилля понимание различных человеческих устремлений и сочувствие им здесь ему полностью изменяли.
К осени 1942 г. в тюрьме находилось более 30 000 членов конгресса, в том числе Ганди и Неру. И все же англичане обращались с недовольными в разных краях своей империи намного гуманнее, чем силовые структуры оси с внутренними врагами и покоренными нациями. К примеру, Анвар Садат тоже попал в тюрьму, после того как был уличен в связях с немецкими шпионами в Каире, однако охраняли его столь небрежно, что он дважды без особого труда бежал и после второго побега, в 1944 г., так и оставался на свободе (хотя и в подполье) до конца войны. В Индии Неру беспрепятственно посылал из тюрьмы письма, наслаждался чтением любимых книг, в том числе «Государства» Платона, и играл в бадминтон – он находился в заключении в английской крепости в достаточно привилегированных условиях. Тем не менее он катастрофически похудел, в пятьдесят два года заключение давалось ему с большим трудом. В одном из писем он просил свою жену Бетти не посылать ему сборник трагедий Шекспира, «ибо тут достаточно своих трагедий»52.
Некоторые националисты призывали к решительным действиям с целью немедленно выгнать англичан. В 1940 г. Субхас Чандра Бос, президент конгресса, настаивал на кампании гражданского неповиновения. Не получив поддержки Ганди, Бос отказался от своей должности и через Кабул добрался до Берлина. Там он сформировал немногочисленный Индийский легион из военнопленных, захваченных в Западной пустыне, и это подразделение без особых подвигов служило Третьему рейху. Летом 1943 г. Бос вернулся в Юго-Восточную Азию. Японцы приютили на оккупированных Андаманских и Никобарских островах Временное правительство Индии53, и там Бос под японской эгидой собрал изрядное количество приверженцев. В мундире и высоких сапогах, он выступал перед толпой, в духе Черчилля суля кровь и страдания, слезы и пот. Солдатам Индийской национальной армии, предупреждал он, грозят холод и голод, всевозможные лишения, дальние переходы и смерть в бою. «Но лишь когда вы пройдете все испытания, вы завоюете свободу». Солдаты ИНА дали Босу прозвище Нетаджи (Чтимый вождь). Один из них, лейтенант Шив Сингх, сказал: «Мы попали в плен в Гонконге, и генерал Моган Сингх и Бос обратились к нам со словами: “Вы сражались за гроши – а теперь сразитесь за свою страну!” Мы тут же согласились безо всякого принуждения. Для меня Нетаджи был лучшим вождем, превыше Ганди»54.
Бос сформировал и женское подразделение, полк Рани Джханси в честь героини восстания 1857 г. Лакшми-баи, и дошел во главе своего воинства от Рангуна до Бангкока. Одна из женщин в радиоинтервью заявила: «Я не игрушечный солдатик или солдат только по названию, я настоящий воин в подлинном смысле слова»55. Пять сотен настоящих воинов добрались к концу 1943 г. из Малайи в Бирму, но их ждало суровое разочарование: женщин отправляли не в бой, а в госпитали санитарками. Мужчин собирались использовать в сражениях против армии Слима в Ассаме и Бирме. Один из них, П. К. Басу, впоследствии признавался: «Я не верил в победу ИНА, но в саму ИНА я верил»56. Два полка были названы в честь Ганди и Неру. Реальный вклад ИНА в военные усилия оси отнюдь не соответствовал громогласной риторике Боса. Сами же японцы с пренебрежением относились к этим плохо вооруженным батальонам, и мужеством в бою индийцы не отличались. Порой индийские подразделения, сражавшиеся на стороне империи, расправлялись с военнопленными из ИНА на месте как с предателями, однако англичан весьма смущал сам факт появления такой «изменнической бригады», а в особенности, что многие индийцы видели в Босе (как видят и по сей день) национального героя.
