Эдик Штейнберг - Материалы биографии
Картины рождаются передо мной день ото дня, одна за другой, наполняя все вокруг светом, и сегодня, когда к концу подходит и моя работа, меня переполняет благодарность художнику, ибо реально ощущаю, как свет, исходящий с холста, не просто наполняет комнату, но проникает в меня.
Приложение
БЕЛЫЙ КВАДРАТ.
ХУДОЖНИК ЭДУАРД ШТЕЙНБЕРГ
Как ни странно, ироничный парижанин в белой рубашке апаш и мужичок, сидящий на завалинке с самокруткой в зубах, – одно и то же лицо, Эд Штейнберг, российский живописец, чьи полотна сегодня находятся в крупнейших европейских и американских музеях и чьи персональные выставки стали явлением в мировой изобразительной культуре.
Задуманный фильм – история восхождения опального художника, одного из лидеров российского авангарда 60–80-х годов. Однако это будет не искусствоведческое исследование. Жанр фильма, равно как и масштаб, продиктует сам художник, его живое присутствие, участие в съемках. Свойства характера и облика – экспансивность, «шагаловская» искрящаяся веселость и грусть, смешливость, страсть к розыгрышам, детскость и неожиданная серьезность – не даст фильму скатиться к стереотипам биографического повествования с его «обронзовевшим героем» и наукообразным дикторским текстом. У фильма должно быть «легкое дыхание», несмотря на значительность и глубину материала. Однако и искусствоведы-специалисты и широкая телевизионная аудитория любителей искусства получат желаемое. Думается, что творческий портрет художника будет «вписан» в контекст времени, художественной жизни и среды. Биография Э. Штейнберга (был сторожем, землекопом, рыбаком) и родословная, полная драматизма и сложных коллизий, даст фабуле фильма напряженность и остроту.
«Судьба разлучила нас… но настанет счастливый день и мы вместе соберемся», – напишет из Ухтинского лагеря маленькому Эду отец, репрессированный в 1937-м, в год рождения сына. Он же, отец, высоко оценит первые наброски мальчика. («Рисунки его меня поразили. Он мыслит с пером в руках… Глаз и руки прирожденного художника».) Мы заново с видеокамерой, вместе с художником пройдем его путь, обозначим вехи его становления и (по возможности) реконструируем время. Первое «путешествие» предпримем в Тарусу – «место, Слава Богу…», где художник начинался. («Тарусой окрашена моя память», – скажет он позднее.) Мы отправимся в Тарусу, где сама земля пропитана поэзией: здесь жили и бывали М. Цветаева, Н. Заболоцкий. Здесь долгие годы провел К. Паустовский, с которым семья Штейнберг была дружна. «Русским Барбизоном» называл Эд этот маленький городок на Оке (в Тарусе жили и умерли В. Борисов-Мусатов и Поленов, работал Н. Крымов и другие художники).
Безусловно, в воспоминаниях возникнет в живых подробностях Таруса – город в 130 километрах от Москвы, где осели те, кто чудом сохранился после сталинских лагерей и кому проживание в столице было не дозволено. Именно здесь и обосновался в 1954 году после ГУЛАГа отец Эда – Аркадий Акимович Штейнберг – поэт, переводчик, художник. Безусловно, в этом рассказе «оживет» Таруса 60-х годов, неожиданно превратившаяся в центр культурной жизни (выход тогда скандально известного издания «Тарусские страницы» – публикации Н. Заболоцкого, Н. Я. Мандельштам, А. Цветаевой-Эфрон), место паломничества шестидесятников – писатели Ю. Козаков, В. Максимов, Б. Окуджава; художники Д. Плавинский, А. Зверев, А. Харитонов, Б. Свешников, В. Воробьев.
Другая, не менее важная «экспедиция» предстоит в Погорелку, село на реке Ветлуге, где все лето и осень недавно проводили Штейнберги. (Неподалеку когда-то здесь были скиты заволжских раскольников.)
«…Река, гора, поля, луга, овраги, заборы, огороды, колодцы, животные – все вместе – это КОСМОС. И одновременно семья, род, история… История древнего крестьянского рода, печальная история российской деревни… Входишь в дом, поросший травой, что одиноко стоит, как ковчег и как гроб. Согреваешь его своим дыханием, своими вещами, радостью людей, что ждали тебя целый год. Укладываешь в очаг дрова, затапливаешь печь. Горит-полыхает огонь. Становится тепло. И мычание коровы, и дальние песни, и треск дров в печи, и чья-то молитва возвращают тебя в детство. И жизнь между небом и землей, рекой и погостом становится и твоей жизнью». Эти откровения художника позволяют прожить с ним его деревенскую жизнь, понять истоки, увидеть его как часть этой земли – России. В поле зрения фильма окажутся и односельчане Штейнбергов. Мы сможем разглядеть их и услышать (колоритнейшие, увы, уходящие из жизни типажи). Эти люди иногда появляются зимой в московской квартире художника (случай застать их и запечатлеть может представиться), приезжая купить удочки, одежду. Их письма – свидетельство теснейшей связи и душевной близости художника и жителей далекой Ветлуги. Погорелка даст возможность увидеть художника в родной стихии – на земле, в лесу, на реке – азартного грибника и заядлого рыболова.
И, естественно, в фильм войдет его «Деревенский цикл», написанный в Погорелке, – трагическая исповедь художника, его боль, его крик о вымершей деревне. «Черный период», как классифицировали искусствоведы этот этап в творчестве живописца, предстанет серией картин, похожих на старые, темные от времени иконы. Это «похоронки», памятники поименно всем усопшим, картины-«панихиды». «Черный цвет захватил меня, замучил, – вспоминает художник. – Он был усугублен гибелью близкого друга. Мне тогда даже показалось, что в это время предчувствовал Чернобыль. Но нельзя быть постоянно во власти мрака. И в живописи нельзя безоглядно эксплуатировать черный колорит. Я сам сказал себе: “табу”. Я возвратился к белому цвету, высветленной палитре».
В фильм войдет атмосфера московских квартир и мастерской художника. В однокомнатной квартире на «Аэропорте», потом и на Пушкинской собирались за чаем или бутылкой «Хамзы» молодые тогда, левые, непризнанные художники, поэты, философы – цвет художественной интеллигенции 60‐х. Этот гостеприимный дом (далеко не богатый – крохотная кухня, спальня с «паутинкой пледа», иконы, деревянная утварь, холсты, подрамники) – «улей», воплощение братства, духовного родства. (Сегодняшняя квартира на улице Чаянова вполне сохранила облик прежних лет.) Конечно, невозможно полностью воссоздать и реконструировать время, но в рассказах и воспоминаниях ныне живущих в Москве, в Париже этот дух можно воскресить. Полагаю, что интервью с радостью дадут старые друзья художника – Э. Неизвестный, О. Рабин, В. Стацинский, И. Кабаков, В. Янкилевский, В. Немухин, Е. Шифферс.
Разумеется, в фильме увидим мастера за мольбертом. Его кредо, живописные концепции станут понятными зрителю. Его «боги» – Ван Гог, Рембрандт, Врубель. Прямой предшественник, «кумир» – Казимир Малевич. Его философы – Соловьев, Флоренский, Бердяев. Он поборник эстетики Серебряного века. Органично вплетутся в ткань фильма его «светоносные», высветленные полотна. И зрители поймут, что язык геометрии – преобладающие в его творчестве фигуры: квадраты, треугольники, пирамиды, крест – знаки земли и неба, высокие символы. Что эти символы открывают тайну ритмов и гармонии. Тональность фильма создадут эти бело-перламутровые, излучающие ровный свет картины. В фильме будет звучать и мощная поэзия его отца – профессионального поэта и переводчика Аркадия Штейнберга. С его именем войдет в фильм тема трагической судьбы советской интеллигенции, приоткроется пласт русской культуры. Необходимо коснуться родословной и жены художника Галины Маневич: ее отец был профессором ВГИКа, драматургом. Кстати, деды Эда и Гали, будучи оба военными врачами, в конце XIX века пересеклись где-то в госпиталях Пятигорска, где оба служили.
Очень важно, чтоб фильм высветил фигуру жены Э. Штейнберга, роль которой в становлении художника трудно переоценить. Этот союз, длящийся четверть века, по прочности можно сравнить с известными в истории живописи семейными дуэтами, где жена опора, творческий единомышленник, нравственный камертон. «Мой глаз, моя муза», – говорит о ней Эд. Галя Маневич – это мощный интеллект, одаренность, образованность, безукоризненный художественный вкус. Страницы ее литературоведческих и искусствоведческих сочинений могут цементировать рассказ о художнике и художественной жизни сегодняшнего искусства.
В фильме будут использованы семейные фотоархивы, видеозаписи телепередач, репортажи с выставок и вернисажей (Кельн, Нью-Йорк, Копенгаген, Париж, Москва).
Эд Штейнберг. Будучи одним из самых модных, признанных на Западе художников, работает в Париже со всемирно известной галереей Клода Бернара, живя в кварталах ставшего мифом Монпарнаса. Он не уходит в эмиграцию, не мыслит существования без родины.
Фильм о нем необходим сегодня, чтобы не досадовать и не грустить потом об утраченном времени и безвозвратно ушедшем гении.
