Александр Бенуа - История живописи
В других двух вариантах пейзажные задачи менее ясны; картины эти слишком испещрены подробностями, менее сосредоточены в эффекте, но в "варианте со св. Иеронимом" интересно проследить, откуда появилась у Липпи самая идея такой лесной декорации. На первом плане мы здесь видим, кроме Мадонны и Младенца, отдыхающего и задумавшегося Иосифа. Поодаль, из-за двух скалистых кулис, виднеются коровы и осел; справа резким перспективным сокращением уходит в глубину стена руины, за которой, в пару молящемуся св. Иерониму, Липпи поставил фигуру молящейся Магдалины. Еще дальше, за руиной, мы видим среди леса пастухов и стадо овец. Таким образом, на этот раз мы имеем перед собой не "отвлеченное" поклонение Иисусу, а украшенное всевозможными деталями изображение "Рождества", так называемое "Presepe"; на это указывает присутствие Иосифа, двух животных, руины и пастухов.
При этом нас не должно удивлять, что Липпи изобразил окрестности Вифлеема в виде горного леса. Вспомним, что одно из знаменитых чудес св. Франциска произошло во время празднования рождественской ночи именно среди леса - в Греччио. В лесной капелле среди природы пожелал святой ознаменовать появление Спасителя. При огромном стечении народа он служил мессу перед нарочно для того устроенными яслями, к которым были приведены бык и осел. И вот во время службы один из присутствующих увидал, что в яслях лежит живой лучезарный Младенец и что Франциск нежит и лобзает его. Отсюда и пошло это "елочное" настроение при изображениях и праздновании Рождества. Это празднование Рождества в лесу должно было найти себе древнейшие отклики в сердцах людей, таившиеся еще со времен язычества, когда в лесах праздновался поворот к весне, преодоление зимы и смерти.
Значение леса у Липпи
Фра Филиппо Липпи. Поклонение младенцу Христу. Берлинский музей.
Но и кроме того лес на картинах Липпи является знаменательным показателем. В глухих средних веках лес был олицетворением всякого ужаса. Здесь таились и настоящие опасности: разбойники, мародеры, дикие звери и змеи; здесь же в представлении суеверных людей обитала всякая нечистая сила: чародеи, лешие, драконы. В голову тогда не приходило любоваться лесом, его опасной мглой, его предательски зазывающей далью. Но с XIII, XIV веков природа в целом становится, благодаря прогрессу культуры, менее опасной, и пребывание в лесу становится доступным не только для вооруженных воинов или бичующих себя анахоретов, но и для мирного, не чуждого радостей жизни горожанина. Прежде выходили погулять только у самых городских стен, под охраной военных башен; теперь зачитываются восхвалениями пустыни у Петрарки, заражаются его восторгом перед горами и лесами, радуются, что можно уйти в милую, душистую, здоровую, полную яркой жизни природу уже не только для замаливания грехов, но и для земного наслаждения. Вот эту перемену взглядов и отражают "лесные" картины Липпи[256].
Эта прелесть жизни в лесу нашла себе яркое выражение и в замечательной картине Берлинского музея, также считавшейся когда-то произведением Липпи. Картина изображает повествуемое в апокрифах посещение в пустыне Иоанна Крестителя Христом. Ничего сурового и мрачного в этой картине нет. Изящные отроки приветствуют друг друга в тени кудрявой молодой рощи, ступая босыми ногами по весенним цветам. Лес кончается недалеко от того места, где они встретились, и там, за опушкой, видны мягкие очертания тосканских холмов. Среди рощи журчат ключи, а грациозные лани, точно также, как на византийских мозаиках, пьют, склоняясь к темной воде. Кто автор этой картины? Вся ее композиция носит отпечаток юности. Нервные движения фигур выдают 60-е или 70-е годы XV века. Сходство картины с оксфордской охотой лишь внешнее. Жесткий Учелло не написал бы этих элегантных склонений в фигурах Иосифа и Марии, идущих вслед Сыну, этих изящных тонких ног Крестителя. Но и Липпи не сумел бы передать эту кудрявость деревьев и этот просвет дали. Неловкость техники при гениальности задачи указывает, как нам кажется, на юного художника. С целым он справился превосходно, но ему не хватило еще уменья на отделку. Весьма, поэтому, вероятно, что писал эту картину лучший ученик Липпо Липпи, Сандро Боттичелли[257].
Фра Филиппо Липпи. Благовещение. Мюнхен. Старая Пинакотека.
К картинам "Поклонение" примыкает и другая, оспариваемая у Липпи картина: "Рождество", хранящаяся в Лувре и происходящая из монастыря св. Маргариты в Прато. Большинство исследователей стараются приписать эту картину его ученику, фра Диаманте. И действительно, она тверже, резче, грубее произведений самого мастера. Любопытно, что лес здесь исчез, но зато подробно разработана руина, служащая пристанищем для Святого Семейства. Усердно вырисованы животные, слева открыт проспект на луга, город, озеро и линии гор. При этом некоторые детали опять-таки слишком хороши для Диаманте. Как гениально придумано, например, круговое реяние ангелов над Святым Семейством, как прекрасно написана стена, сложенная из строго отчеканенных каменных кусков, сколько любви к природе сказывается в изображениях ящерицы, пучков сорных трав, птички, усевшейся на вставленной в стену жерди и переданной с выпуклостью, доходящей до trompe l'оеil! Краски пестрые, холодные, не приведены в гармонию, но зато все залито светом, а в изображении неба сделана попытка передать озарение облаков ярким фантастическим светом. Поразителен еще и тот иллюзорный реализм, с которым написана фляга св. Иосифа, положенная у самого края картины. Дух Липпо Липпи, его композиционный прием, его реализм отразились в этой картине, но в целом и она выдает более позднее происхождение, нежели "Adorazione" в Флорентийской академии и в Берлине - приблизительно 1460-е годы, когда Липпи выработал себе свою последнюю, мягкую и в то же время величавую манеру, свой грандиозный стиль. В этой же луврской картине поражает скорее пренебрежение к стилю - все пожертвовано случайностям реализма, что и сообщает картине слегка германский оттенок.
Сам Липпи в дальнейших документально достоверных своих работах (точная хронология его работ начинается с луврской Мадонны 1439 года) уделяет все меньше и меньше места пейзажу и вообще сценарию и все свое внимание сосредоточивает на драматизации действия или на выработке своих изумительных типов. К ним мы еще обратимся впоследствии, но сейчас мы должны отметить ряд прекрасных, хотя и не бросающихся в глаза "декораций" и в позднем творении Липпи. В ряде картин на тему "Благовещение" Липпи создает очаровательные архитектурные ансамбли, достойные вполне современника Брунеллески и Микелоццо.
Особенно прелестна, уютна и в то же время полна монастырской строгости мраморная комната Марии на картине в Мюнхенской Пинакотеке, открывающаяся тремя невысокими аркадами на густо заросший травой дворик, за парапетом которого расположен совершенно замкнутый питомник с юными деревцами. Склонивший колено ангел держит длинный стебель с белыми лилиями, а у приступки налоя Марии поставлен хрустальный сосуд с нежными розами. В картине капеллы Мартелли (в флорентийской церкви S. Lorenzo) комната Марии превратилась в высокий зал, который выходит своими арками на поросший травой двор, тянущийся между двух высоких зданий, из которых правое залито светом, а левое остается в тени. Вдоль стены светлого дворца к фону тянется трельяж виноградника. За небольшой рощей, образуемой молодыми деревцами, видны далекие городские постройки.
Фрески Липпи
Очаровательна декорация и на небольшой лондонской люнете, также изображающей "Благовещение". Здесь мотив очень близок к Фра Беато, но именно этот пример лучше всего характеризует разницу между обоими художниками. И у Беато, и у Липпи Мария сидит в преддверии своего дома, выходящем в сад. Но чистые, гладкие, белые колонны Фра Беато сообщают монастырское настроение, и все вокруг говорит о чистоте и ясности, близких к аскезе. Деве-Марии, может быть, там хорошо, но обыкновенной девушке стало бы жутко в этом незапятнанном, пустынном и необжитом доме. У Липпи на лондонской картине все дышит, напротив того, домашним уютом. И у него все чисто, гранено, но комната носит при этом живой, согретый человеческой жизнью характер, а к самой комнате, вплотную к ее пестрому полу, подходит протоптанная (не проложенная) между густыми травяными коврами дорожка. Замечательно в этой картине и совершенно верное разрешение перспективного построения - в характере интарсий. Картина, вероятно, относится к середине 1440-х годов.
"Благовещение" в одной из фресок в Сполето, относящихся к последним годам творчества великого художника, рисует нам предельную ступень его эволюции и в то же время дает представление обо всем этапе, сделанном флорентийской живописью. Здесь уже появляется монументальность нового типа - вполне светского и роскошного. Мария изображена сидящей в открытой лоджии богатого ренессансного дворца. Дворец представлен "во весь рост" на самом первом плане, и для того, чтобы его уместить в назначенное пространство, Липпи позволил себе несообразность в пропорциях, не бросающуюся, впрочем, в глаза благодаря достигнутой монументальности общего впечатления. Из тихой кельи, из уютного дома Дева Мария переведена теперь в палаццо, достойный будущей Царицы Небесной и дочери рода Давидова. Мощеный цветными плитами двор и небольшой сад, состоящий из газонов, замыкаются стеной с воротами, выходящими на лесистый пригорок. Сама Мария из хрупкой, тонкой, стыдливой девушки превратилась в элегантную даму, повернувшуюся элегантным телодвижением к божественному вестнику. Архангел не решается войти в келью и издали, стоя во дворе на коленях, робко произносит свою речь перед Царицей[258].
