Генрих Волков - Тебя, как первую любовь (Книга о Пушкине - личность, мировоззрение, окружение)
Дельвиг был беден, ютился по квартирам, снятым внаем, постоянно нуждался, после Лицея служил в Департаменте горных и соляных дел, "тянул лямку", но не унывал, писал стихи, рассказывал приятелям анекдоты, был завсегдатаем холостяцких пирушек, по-мальчишески любил розыгрыши и проказы. Жил он тогда вместе с молодым талантливым поэтом Евгением Баратынским, стихами которого Пушкин не переставал восхищаться. Свое беззаботное житье-бытье поэты описали в шутливо-торжественных гекзаметрах.
Там, где Семеновский полк, в пятой роте, в домике низком,
Жил поэт Баратынский с Дельвигом, тоже поэтом.
Тихо жили они, за квартиру платили не много,
В лавочку были должны, дома обедали редко,
Часто, когда покрывалось небо осеннею тучей,
Шли они в дождик пешком, в панталонах трикотовых тонких,
Руки спрятав в карман (перчаток они не имели!),
Шли и твердили шутя: "Какое в россиянах чувство!"22
"Вы не можете себе представить, - вспоминала Анна Керн, - как барон Дельвиг был любезен и приятен, особенно в семейном кружке, где я имела счастие его часто видеть... Я не встречала человека любезнее и приятнее его. Он так мило шутил, так остроумно, сохраняя серьезную физиономию, смешил, что нельзя не признать в нем истинный великобританский юмор.
Гостеприимный, великодушный, деликатный, изысканный, он умел осчастливить всех, его окружавших. Хотя Дельвиг не был гениальным поэтом, но название поэтического существа вполне может соответствовать ему, как благороднейшему из людей"4.
Толстяк и добряк Дельвиг всегда был в ровном расположении духа и, даже когда случалось что-нибудь неприятное, говаривал с задумчивой улыбкой свое обычное: "Забавно!"
Если с Кюхельбекером Пушкин в разных литературных лагерях, то с Дельвигом его связывали общие литературные симпатии и антипатии, поэты понимали друг друга с полуслова. К мнению Дельвига о достоинствах или недостатках литературных произведений Пушкин всегда прислушивался. Для Дельвига же Пушкин был самым большим авторитетом, он гордился тем, что первым поверил в поэтический талант Пушкина и воспел его еще в ранних лицейских стихах. Об этом он пишет и позже, в 1822 году:
Я Пушкина младенцем полюбил,
С ним разделял и грусть и наслажденье,
И первый я его услышал пенье...23
В свою очередь, Пушкин высоко ценил "тихую", "скромную музу"
Дельвига, его идиллии, с горечью отмечал, что талант барона так и не был по достоинству оценен современниками, и склонен был даже уничиженно ставить себя в поэтическом отношении ниже своего друга:
С младенчества дух песен в нас горел,
И дивное волненье мы познали;
С младенчества две музы к нам летали,
И сладок был их лаской наш удел:
Но я любил уже рукоплесканья,
Ты, гордый, пел для муз и для души;
Свой дар как жизнь я тратил без вниманья,
Ты гений свой воспитывал в тиши.
Дельвиг вслед за Иваном Пущиным навестил ссыльного поэта в Михайловском. Пушкин с нетерпением ожидал друга - "Мочи нет, хочется Дельвига", - а когда он приехал, писал брату: "Как я был рад баронову приезду. Он очень мил! Наши барышни все в него влюбились - а он равнодушен, как колода, любит лежать на постеле..."
В другом письме Пушкин спрашивает: "Женится ли Дельвиг? опиши мне всю церемонию. Как он хорош должен быть под венцом! жаль, что я не буду его шафером" (П. А. Плетневу).
И самому Дельвигу Пушкин пишет по этому поводу: "Ты, слышал я, женишься в августе, поздравляю, мой милый - будь счастлив, хоть это чертовски мудрено. Целую руку твоей невесте и заочно люблю ее..."
Дельвиг умер, едва перешагнув за тридцатилетие. Незадолго до этого его вызвал шеф жандармов Бенкендорф, устроил грубый разнос за публикацию в издаваемой Дельвигом "Литературной газете" четверостишия французского поэта, посвященного памяти жертв французской революций.
Бенкендорф кричал, грозил Дельвигу и Пушкину ссылкой в Сибирь и, наконец, выгнал его из кабинета. Впечатлительный Дельвиг был столь потрясен случившимся, что впал в апатию. Здоровье его пошатнулось - он слег и больше уже не встал.
Никто не ожидал столь ранней смерти Дельвига. Трудно себе представить, что испытал Пушкин, узнав об этом: "Ужасное известие получил я в воскресение... Вот первая смерть, мною оплаканная... никто на свете не был мне ближе Дельвига. Изо всех связей детства он один оставался на виду около него собиралась наша бедная кучка. Без него мы точно осиротели" (П. А. Плетневу).
И в тот же день - к Е. М. Хитрово: "Смерть Дельвига нагоняет на меня тоску. Помимо прекрасного таланта, то была отлично устроенная голова и душа незаурядного закала. Он был лучшим из нас. Наши ряды начинают редеть..."
В этом же - 1831 году - на лицейскую годовщину Пушкин откликнулся одним из самых мрачных своих стихотворений:
Чем чаще празднует лицей
Свою святую годовщину,
Тем робче старый круг друзей
В семью стесняется едину,
Тем реже он; тем праздник наш
В своем веселии мрачнее;
Тем глуше звон заздравных чаш
И наши песни все грустнее.
Пущин и Кюхельбекер - "во глубине сибирских руд", умерли Дельвиг и Корсаков, Броглио погиб в Греции...
Кого недуг, кого печали
Свели во мрак земли сырой,
И надо всеми мы рыдали.
А далее следуют строки совсем уж пронзительные:
И мнится, очередь за мной,
Зовет меня мой Дельвиг милый,
Товарищ юности живой,
Товарищ юности унылой,
Товарищ песен молодых,
Пиров и чистых помышлений,
I уда, в толпу теней родных
Навек от нас утекший гений.
Пущин, Кюхельбекер, Дельвиг. Трое самых близких друзей поэта.
Каждый из них - частица жизни Пушкина, частица его сердца, души и характера. Высокая гражданственность жизненной позиции Пущина, цельность и благородство его натуры; непосредственность, порывистость, импульсивность, "сумасбродство" Кюхельбекера; душевная ясность, изящество, гармоничность и доброта Дельвига - - все это по-своему преломилось, выразилось и в характере Пушкина, в сложном внутреннем мире его личности.
Теперь он точно осиротел. Кто мог заменить в его сердце "лицейских братьев"? Жуковский и Вяземский? Конечно, теперь это были самые близкие для него люди. Но оба они значительно старше поэта, по давней привычке относятся к нему слегка по-менторски, считают своим долгом наставлять его на путь истинный. В принципе они единомышленники, но на многие события политические, литературные смотрят иначе, чем Пушкин. С годами эти расхождения растут. Жуковский и Вяземский чаще не понимают мотивов поступков поэта, его политических взглядов. Жуковский постоянно выговаривал Пушкину за то, что он не слишком любезен с царем и не очень угодливый придворный, а Вяземский зло иронизировал над патриотическими стихами Пушкина.
Кто оставался еще? Петр Плетнев? По собственному признанию Плетнева, он был для Пушкина "...всем - и родственником, и другом, и издателем, и кассиром"12. Пушкин бесконечно благодарен Плетневу за его постоянную помощь в издательских делах, относится к нему с теплотой и заботливостью, но близким другом все-таки Плетнев для него стать не мог - не было, видно, у Плетнева для этого душевной широты, индивидуальной яркости, что так покоряло Пушкина в людях.
Был Александр Иванович Тургенев - милый хлопотун "с душою прямо геттингенской", добрый гений Пушкина на протяжении всей его жизни.
Это он содействовал поступлению Пушкина в Лицей, он познакомил его с Карамзиным и Жуковским, снабжал Пушкина книжными новинками. Это он способствовал в 1823 году переводу поэта из Кишинева в Одессу, пропагандировал его творчество во всех литературных салонах Европы.
Александр Иванович - кладезь всевозможных познаний, лично знаком, кажется, со всеми выдающимися писателями и мыслителями Германии, Франции, Англии и Италии. Для Пушкина он неоценимый собеседник; поэт часто встречается с Тургеневым во время кратковременных наездов того в Россию, их политические позиции и взгляды на русскую историю во многом совпадают, но их отношения не выходят за рамки интеллектуального общения.
Лишь в последние месяцы жизни поэта они сошлись дружески коротко...
Был Сергей Соболевский - окололитературный остряк, весельчак, бонвиван, прожигатель жизни. Этому яркости не занимать! Его Пушкин любил сердечно, "жить без него не мог", ценил его литературные пристрастия, его библиофильский пыл. Но Соболевский бывал в частых заграничных разъездах, и друзья не виделись годами.
Тем человеком, который, можно сказать, заменил в сердце Пушкина умершего Дельвига, стал Павел Воинович Нащокин, "друг по душе".
Пушкин, знавший Нащокина еще с лицейских времен, тесно сближается с ним лишь после смерти Дельвига. В последние годы своей жизни Пушкин, по словам одного из своих ранних биографов, не имел друга более близкого, более любимого и преданного, чем Нащокин.
А между тем Нащокин не был ни литератором, ни мыслителем, ни политическим деятелем, а просто - типичным московским барином, жившим на широкую ногу, любителем кутежей, цыган и карт, что стяжало ему "почетную известность среди бонвиванов обеих столиц". Он щедро сорил деньгами, держал кошелек открытым для всех страждущих, часто проматывался в пух и прах, доходил чуть ли не до нищеты, но никогда не унывал, и вскоре возвращенный долг или неожиданно полученное наследство снова воскрешали его к прежней жизни.
