Казимир Малевич - Том 1. Статьи, манифесты и другие работы 1913-1929
Свистки, лязг, стон паровозов, тяжелое, гордое дыхание, как вулкан, бросают вздохи паровозов; пар среди упругих крыши стропил рассекает свою легкость; рельсы, семафоры, звонки, сигналы, груды чемоданов, носильщики – все это связано движением быстрого времени, возмутительно медлительные часы тянут свои стрелки, нервируя нас.
Вокзал – кипучий вулкан жизни, там нет места покою.
И этот кипучий ключ быстрин покрывают крышей старого монастыря. Железо, бетон, цемент оскорблены, как девушка – любовью старца. Паровозы будут краснеть от стыда, видя перед собою богадельню. Чего же ждут бетонные стены, обтянувшие дряхлое тело покойника? Ждут новой насмешки со стороны живописцев, ждут лампадной росписи3.
Анархия, № 37
К приезду вольтеро-террористов из Петербурга*
«Петербург в Москве»1 – как широко, размашисто сказано! (Репинский мазок, и только!) Но кто же такие? Неужели Петроград весь?
Оказывается, что это «по слухам». Приехали только трое (Альтман, Пунин и Лурье) вольтеро-террористов с бомбами, стальными стержнями для московских знамен «отсталостей с радиями, стальными морями; рычагом сжигающим и лево-рулями»2.
Вся художественная Москва притаилась от испуга.
Но оказалось, что и это «по слухам» было сказано для виду, на самом деле приехали купцы, гости заморские с вольтеро-террористическим товаром.
– Мы, – говорили они, – у лево-руля, и потому заключите с нами договор покрепче.
Мы у рычага (из американской стали), который сжигает прошлое невидимое.
Видя, что действительно сталь американская, нового каления, чуть-чуть было не заключили договор, если бы не обратили внимания на систему сжигания.
Ведь, позвольте, рычаг-то рычаг, но чтобы он мог сжигать, – это мы уже не поверим (за что извиняемся).
Я сожалею, что этот чудо-рычаг в ваших руках; имея такое орудие, вы не смогли сжечь «Мир искусства» и вместе Ал. Бенуа и «Аполлона»3. Даже академию, и ту не смогли сжечь рычагом. Либо рычаг сжигает постольку, поскольку есть керосин или бензин, а так как ни того, ни другого нет, то вам пришлось прибегнуть к принципу государство (которое вы распыляете) сажать в ящик. Совсем не вольтеровский способ.
Из вашего письма видно, что много в вас жару, но только от него и бомб ваших никак не может сгореть и взорваться будуар Бенуа «Мир искусства» и прекрасный «лево-руль» – «Аполлон».
А то, чтобы мы, москвичи, одели «сепараторы» для отделения творчества от искусства, то это сделано давно, и много лет уже не участвуем там, где, как лилии в болоте, произрастает искусство.
Вам, очевидно, сделать это трудно. Попробуйте надеть сепаратор, авось уйдете из «Мира искусства» – ведь, признайтесь, что это болото с лилиями.
Как это у вас все вышло неудачно, вроде письма частного поверенного футуристов Клюна4. Жалко мне музеев, должно быть, одни щепки лежат теперь в Петрограде, а над ними треплется знамя «Мира искусства» и «Аполлона».
Анархия, № 41
Государственникам от искусства*
Через многие годы наша живая жизнь работы в новых дорогах творчества была загнана «академическими генералами» в застенки, целая орава критиков, как борзые, охотилась за нами. На простынях газет Койранских, Глаголей, Эфросов, Тугендхольдов аршинные статьи бранных слов выбрасывались на наши головы.
Авторитеты, а больше подавторитеты, где только можно, подзвякивали и старались оборвать полы нашего нового мышления.
Нигде не было доступа, ни слова в оправдание свое.
Величаво в золотых коронах сидели мудрецы из «Аполлоновых костей» и судили нас.
Не буду приводить приговоры мелких мировых судей, Эфросов, Койранских, из разных газет и журналов.
Приведу лишь мысли монархов критики, их утверждения, коими должно руководствоваться поколение.
Историк и критик Александр Бенуа, тот самый, который был приглашен г. Луначарским на кресло председателя петербургского художественного совета1.
И другой – это писатель Мережковский.
Вот что говорит и думает А. Бенуа о новом творчестве – футуризме[1], кубизме[2] и супрематизме[3].
1) «Не допускаю той мысли, что я очутился в положении отсталого ценителя. Вообще во все отсталости и ультрапрогрессивности я не верю.
В области искусства мне свойственно мыслить, ощущать и чувствовать вне условий места и данного момента истории. Даже вне условий техники».
2) «Футуризм – не простая шутка, не простой вызов, а это один из актов самоутверждения того начала, которое имеет своим именем мерзость и запустение».
3) «И скучно на выставках футуристов, потому что творчество их – сплошное утверждение пустоты и мрака».
4) «Как не почувствовать скуку, если утрачен секрет заклятия, после которого это наваждение и беснование может переселиться в стадо свиней и исчезнуть в пучине морской».
5) «Откуда бы, откуда достать эти слова заклятия. Как бы произнести тот заговор, который вызовет на фоне черного квадрата снова милые любовные образы».
6) «Это какая-то недотыкомка, которая вот-вот бросится на слона искусства нашего и вопьется до самого мозга, и слон свалится и больше не встанет».
7) «Это уже не „Грядущий хам“2, а пришедший».
8) «Футуризм скучен, потому что кощунствует на святыню, а мы терпим его кощунство».
9) «Мы поистине все жители земного шара, подлинные декаденты, такие же упадочники, как те римляне, которые, уповая на устои быта, прозевали нашествие варваров и появление новой силы – христианства.
Нам все нипочем, все мы терпим и, уверенные по привычке в том, что мы полны сил, тогда как уже расслаблены, больные насквозь и лишены основной жизненной силы»3.
Так предупреждал народ историк Бенуа, – предупреждал о том, что идет «Хам Революции», который снесет все и так же погибнет, как идолопоклонники.
Пала монархия, так должен пасть и академизм.
Пало Царское Село, Зимние и Таврические дворцы, так должна пасть и академия.
Петроградский художественный совет, во главе с Бенуа, должен быть распущен, как контрреволюционный в искусстве, как скопление буржуазных художников в «Изографе»4, как гонители революции творчества.
Писатель Д. Мережковский также поддерживает гонение Бенуа и говорил следующее:
1) «Футуризм – это грядущий Хам, святотатцы, дикари, расчленившие язык.
Шайка хулиганов, табор дикарей, всеоглушающий звук надувательства, голый дикарь, готтентот в котелке».
2) «Футуризм, кубизм – кликушество, футуризм – убийство души мира, вечной женственности».
3) «Замена размножения механическим путем, мерзость и запустение».
4) «Академический Валерий Брюсов в „Русской мысли“, в этом доме, очищенном от бесов, выметенном, развел футуристическую нечисть».
5) «Футуризм – имя Грядущего Хама. Встречайте же его, господа эстеты, академики. Вам от него не уйти никуда. Вы родили его, он вышел, как Ева из ребра Адама, и не спасет от него вас никакая культура, – что хочет, то сделает. Кидайтесь же под ноги хаму Грядущему»5.
Вот как встречали новые истины, революционные творческие силы.
Не так ли встречали Треповы, Дубасовы витязей революции жизни?
Так думали гонители новых истин, так думали генералы государства.
Первые сидели на троне академии, вторые – в государственных дворцах.
Г. Мережковский говорит о футуризме, как о грядущем хамском движении на святое искусство.
Отказ футуризма от вечно женственной Психеи и переход его к механическому размножению обидел г. Мережковского.
Он обнаружил в себе, что «Грядущий хам» вырвет у него Психею, и заревновал, как готтентот, привыкший к своей самке и своим привычкам.
Футуризм дал пощечину вкусу его сознания и поставил на пьедестал скорость как новую красоту современности.
Обездоленный бесчинством футуризма, обессиленный злобою, выругался на опрокинутый лоток с греческими побрякушками.
Любовник Психеи защищает ее бесхитростно, и это мне нравится.
Но коллега его, г. Бенуа, будет похитрее (политичнее). Он в конце концов сделается и защитником футуризма, если «будет на квадрате милое личико».
Не верит в свою «отсталость» – это уже гарантирует надежду.
Но уверен ли г. Бенуа в этом?
Не ошибка ли?
Его коллега менее политичен, прост и не скрывает своих мыслей: что в уме, то и на языке.
Верен своему барину (старому искусству).
Хотя барин его стар, дряхл, разбит временем, не способен драться.
