Владимир Злобин - Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения

Где нет воды, прохлады, сырости,
Где камень только да песок,
Там ничего не может вырасти —
Тяжелый свет, смертельный ток.

О, совершенство окаянное!
Ни пробужденья в нем, ни сна.
Как будто в озеро стеклянное
Моя душа погружена.

Победное оцепенение.
Тысячеградусный мороз.
И я твержу: «В слезах спасение».
Но ни раскаянья, ни слез.

Есть закон — о нем никто не знает,
Тайна есть — ее не объяснить.
Бедная душа не понимает,
Все не верит, что нельзя любить.

Все еще ей слышится: любите.
Полюби, попробуй — навсегда.
Оборвутся все живые нити,
Вспыхнут и сгорят, как провода.

И во тьме, внезапно наступившей,
Ты один останешься навек.
Берегись, земное полюбивший,
Счастья пожелавший человек!

Если хочешь душу спасти,
Не задерживайся в пути.

Только знаешь ли, как спасти?

А не знаешь — не унывай.
И разбойники входят в рай.

В путь же, друг мой. Не унывай.

Время тянется, но не ждет.
И не вечен времени лёт.

Никого, никого не ждет.

Бог увидит — спит человек,
И тогда пропадай навек.

Все равно, какой человек.

Чудовище сидело и рыдало
На каменной вершине под сосной.
Над ним звезда вечерняя мерцала,
Звезда любви — звездою ледяной.

Огней закатных вспыхивали пятна.
Кружились птицы — некуда лететь.
И было все, как сон, невероятно.
Чудовище хотело умереть.

И удивленные глаза смотрели
То на звезду, то на лицо земли.
Но ангелы сойти к нему не смели,
А демоны утешить не могли.

Всё, как в печке, сгорает
У соседки в саду.
А соседка не знает,
Что уж век, как в аду.

Ей не страшно, не больно,
Не похоже на ад.
И погодой довольна.
Ожидает наград.

«Я — смиренный свидетель,
Объявил кардинал, —
Что ее добродетель
Выше всяких похвал».

«Приведите старушку, —
Приказал сатана, —
Да налейте ей кружку,
Не воды, а вина.

Пусть расскажет, как было.
Факты — прежде всего.
Неужель не любила
Никогда никого?»

Но старушка — ни звука.
Не призналась ни в чем,
Словно адская мука
Ей давно нипочем.

Почти не касаясь земли,
Ко гробу пустому спешили.
«…Зачем вы Его унесли,
Куда вы Его положили?»

Неясный колеблется свет,
И страшно от этого света.
И в мир не доходит ответ.
Но сердце не хочет ответа.

Доверчиво бьется оно,
Полно ожиданья, как прежде.
Узнает Его все равно
И в светлой, и в темной одежде.

Небо молочно-кирпичное,
Горы в меду и в крови.
Средство я знаю отличное
От невозможной любви.

Даже святым неизвестное.
Правда, одна лишь беда:
Всех исцеляет чудесное,
Только меня — никогда.

Пусть же сирокко из Африки
Дует двенадцатый день.
Ты пригласи ее завтракать,
Перстень заветный надень.

Как бы кольцо обручальное,
С огненным камнем кольцо, —
Да прояснится печальное
Ангельски-птичье лицо.

Бедная, бедная пленница,
Если б раба твоего…
Но все равно не изменится
В нашей судьбе ничего.

Глубина — ее не скроешь,
Если есть она в тебе.
Псом голодным ли завоешь
Или ведьмою в трубе, —

Тотчас голос твой узнают,
Ненавистный голос твой,
Что, как призрак, нарушает
Гордой праздности покой.

В тишине ночей бессонных,
При луне и без луны,
Он пугает плоскодонных
Звуком вечной глубины.

Все же часто с ними в прятки
Не играй, не зли врага.
Лучше прочь и — без оглядки,
Если воля дорога.

Люблю, и всё. Кому какое дело,
Кого, давно ль, за что и почему.
И что сильнее — душу или тело,
Добро иль зло, сиянье или тьму?

Но пусть от всех родное имя скрою,
От Бога и людей не утаю:
Предпочитаю быть в аду с тобою, —
О, навсегда! — чем без тебя в раю.

Она течет, течет, течет,
А ветер раскаленный дует.
И пусть, свободный, он бушует.
Она свой тайный счет ведет.

Ее холодная струя —
Не мертвая струя забвенья.
Она выносит смех и пенье
Из глубины небытия.

Он — как пожар. Но без огня
Навеки все б остановилось,
Слилось, сплелось, разъединилось,
Ни ночи не было б, ни дня.

О, дух пустыни, над тобой
Ничто не властно, кроме влаги,
Что вьется в каменном овраге
Едва заметною струей.

Вот так и мы: огонь — вода.
Неутолимых два желанья,
Неразрушимостью страданья
Соединенных навсегда.

Не ты ль ко мне «на крыльях тишины»
Сегодня ночью прилетала?
Зачем? Друг в друга мы не влюблены,
А что до денег — денег мало.

По-братски ими я с тобой делюсь,
И ни при чем тут благородство.
Живи одна. Я лжи не покорюсь,
Не выношу ее уродства.

По-братски, да. Не знаю, почему
Наверно, жду с надеждой тайной,
Что наконец свершится то, к чему
Всё движется как бы случайно,

Что вдруг в душе твоей забрезжит свет,
Ты неожиданно прозреешь.
Но в дверь мою не постучишься, нет, —
Не оттого, что не посмеешь.

Без стука радостно ко мне войдешь,
И радостно в глаза заглянешь.
И я пойму, что ссора наша — ложь,
Что ты любить не перестанешь.

Не забывай в любви о славном,
О гордом мужестве твоем,
Когда, пленен в бою неравном,
Предстанешь ты перед вождем.

И смуглолицый, быстроногий,
Он заточит тебя в тюрьму.
Но воспрепятствуют ли боги
Порабощенью твоему?

Платя обидой за обиду,
Перенесут ли, силой чар,
Как Ифигению в Тавриду,
Тебя в благословенный Бар?

Иль будешь в сумраке гаремном,
За неприступною стеной,
В позоре хуже чем тюремном
Томиться скукой неземной?

И вестница иного мира,
Испепеленная в песках,
Тобою преданная лира
Не зазвучит в твоих руках?