МИХАИЛ БЕРГ - ВЕРЕВОЧНАЯ ЛЕСТНИЦА
Роман все это время считался утерянным, так как все пять машинописных экземпляров были отобраны при аресте, но около года назад сотрудники ФСБ вернули вдове писателя Н. Белинковой-Яблоковой рукопись «Черновика чувств», и спустя полвека после написания роман наконец издан.
Трудно сказать, как он будет воспринят сегодня. Скорее всего, как справедливо замечает вдова писателя в своем предисловии, вряд ли он впишется в современную литературу, так как читатели и писатели живут сегодня в совершенно иной исторической эпохе. «Черновик чувств» – это осколок той литературы, которая могла бы быть, но не случилась на Руси.
Сколько романов, стихов, статей писали современники Белинкова несмотря ни на что, хранили в дальних ящиках письменного стола, закапывали в землю в ожидании лучших времен, а когда эти времена наступили, выяснилось, что многое, не прочтенное вовремя читателями-современниками, увы, устарело и имеет сегодня отношение не к литературе, а ее истории. Но когда эта история будет написана, в ней, несомненно, найдется место и для романа «Черновик чувств», и для всех тех талантливых произведений, выпавших в свое время из литературного процесса, но, к счастью, не потерянных окончательно.
1998
«Архипелаг» в Стокгольме
В шведской столице открылась первая очередь художественного проекта под амбициозным и греющим душу названием «Архипелаг». Русское ухо ждет знакомой рифмы, но рифмы нет, шведский проект не имеет никакого отношения ни к Александру Солженицыну, ни к сталинскому гулагу. Название проекта, объединяющего серию выставок, кинопоказов, как дневных, так и ночных, художественных акций и перформансов, объясняется тем, что Стокгольм, как Петербург и Венеция, расположен на берегах множества островов. Кроме того, здесь много музеев, в том числе не очень посещаемых, – именно в них куратор проекта Дэвид Ньюман разместил выставки актуального искусства и пригласил более 100 художников из различных стран. В течение одного дня открылось около десяти выставок, между ними курсировали специальные автобусы, что позволило желающим (и среди них – делегации художников и искусствоведов из Петербурга) побывать на десяти вернисажах.
Некоторые акции, например выставка в Музее денег (где, кстати, под стеклом лежат и наши неденоминированные 100 рублей 1992 года), посвященная жизни молодых солдат, носят откровенно просветительский характер. Хотя прыщавые спины шведских новобранцев с подозрительными оспинами вызывают скорее не сочувствие, не протест против всевластия «дедовщины», а мысли о слабом северном солнце.
Но и другие, на первый взгляд чисто игровые акции при внимательном рассмотрении также содержат отчетливый социальный месэдж. Так, в Морском историческом музее был продемонстирован долгоиграющий перформанс знаменитого американского постмодерниста Эдварда Кинхольца и его жены Нэнси, название которого – «the merry-go-world» – можно перевести на русский как «вокруг света на карусели». Перед шатром, сделанным в виде детской карусели, висит колесо. Вы крутите его – оно останавливается на одной из восьми цифр – это ваш выбор, макфатум, судьба. Зайдя вы попадаете в прошлое одной из бедных стран мира – Кению или Бразилию, Египет или Китай. Свет загорается только в одной застекленной витрине, где в течение минуты можно лицезреть атрибуты быта и культуры, соответствующие месту и времени. Постмодернистская акция напоминает об относительной устойчивости западноевропейского благополучия и неизбежной превратности человеческой судьбы. Кто не представлял себя крестьянином средневекового Китая или парижским клошаром? Действительно, не каждому удается родиться маркизом де Садом или Лао Цзы. Мысль не столько оригинальная, сколько естественная.
Западное современное искусство сегодня очень часто не стесняется быть социально ориентированным; социальная интерпретация, конечно, не единственная, но почти всегда имеющаяся в наличии. Чем отчетливо отличается от российского современного искусства, которое боится социальной темы, как черта, а если и затрагивает ее, то только для того, чтобы в очередной раз с радостью констатировать, как все плохо в этом лучшем из миров. Русских художников, наевшихся социальной темы в «совке», интересует только эстетика, в крайнем случае – метафизика, наиболее продвинутых – антропология. А западное искусство чем дальше, тем отчетливее «поворачивается лицом к простому человеку».
Так, в здании бывшей электростанции немка Ева Грубингер и англичанин Том Гидлей, весьма, правда, изощренным способом, пытались доказать, что людям стоит держаться поближе друг другу и не забывать, что они дети природы. Для этого зритель должен был сначала, стоя минут десять в кромешной тьме, просмотреть мрачный фильм о жизни машин, вырабатывающих энергию. Электростанции, газовые котельные, до боли знакомые бывшим «подпольщикам», а также другие бездушные механизмы. На выходе зритель получал инструкцию и специальное приспособление, позволяющее извлечь свет из обыкновенных лимонов. Гора лимонов лежала тут же, во дворике, под березой, в количестве поистине неиссякаемом. Наверное, целый грузовик. Выбраться из темного кинозала – уже радость. А тут тебе предлагают провести опыт, вполне благопристойный и политкорректный. Шесть лимонов последовательно соединяются металлическими пластинами, два крайних контакта – внутри лампочки. Если всю эту абракадабру внести обратно в темноту, то лампочка действительно начинает мерцать. Русские подозрительны, все проверяют. Живые лимоны действительно вырабатывают живую энергию. Один лимон ни на что не способен, вместе они даруют свет, неяркий, но различимый. Вывод: «Возьмемся за руки, друзья».
Правда, помимо подтверждения справедливости наивно-великодушного совета Окуджавы, процедура «спаривания» лимонов предполагала еще одну интерпретацию – сексуальную. Ева Грубингер – неутомимый пропагандист группового секса. Схема соединения лимонов не что иное, как макет обыкновенной групповухи. Картинки из буклета демонстрировали, как надо соединяться, если лимоны заменить человеческими телами. И какая из этого соединения проистекает энергия. Своеобразная.
Еще одна интерпретация этого увлекательного опыта – чисто феминистическая. В инструкции сказано, что здесь зафиксирован протест девочек против мальчиков, забывших в результате увлечения искусством о своих прямых обязанностях («girls vs. beuys»). Забавная контаминация рисует обобщенный образ врага – семейство мальчиков-Бойсов, навсегда покинувших своих девочек, которые, естественно, обиделись. Очень политкорректно, и дабы мальчики не сочли себя обойденными, одна из стен в Историческом музее – следующий остров «Архипелага» – оказалась увешанной фотографиями едва оперившихся юнцов разных рас, национальностей и цвета кожи. Трогательные лица и не менее трогательные пенисы, еще не пришедшие в движение, очевидно, манифестируют дружбу народов и равенство всех перед механизмом половой идентификации. Так что и лампочка Ильича в лимонной долине, возможно, тоже подпитывалась не только кислым лимонным соком, но и сладкой патокой политкорректности.
О социальной теме напоминают и несколько акций в Музее науки и техники, в частности проект шведа Фрэнсиса Алиса «аудсайдер/победитель». Еще одна вариация на тему «Человек предполагает, Бог располагает». Человек думает, что он победитель, но каждый шаг делает его более беззащитным и голым, нежели секунду назад. Голубой свитер идущего человека распускается петля за петлей – немного иллюстративно, чуть-чуть литературно, зато справедливо. Из праха в прах. Синяя птица Метерлинка. Птица счастья завтрашнего дня. Болтливые парки судьбы. Тень от нити, тянущаяся назад.
Но никакой тебе чернухи, никто тебя не кусает, не испражняется под ноги – благопристойно, удобно и выгодно. Потому что в результате в выигрыше оказываются все: зрители, получившие напоминание о сиюминутности жизни и пользе искусства; художники, показавшие свои работы; музеи, сумевшие привлечь новых посетителей, которые, конечно, не преминут заглянуть в залы постоянных экспозиций и в следующее воскресенье приведут сюда все семейство. Даже городские власти Стокгольма: они всегда рады притоку туристов и возможности напомнить, что Стокгольм – культурная столица Европы.
Лично меня, правда, все время беспокоила мысль: а как сам автор «Архипелага гулаг» отреагировал бы на этот проект в шведской столице? Конечно, голые мальчики, лимоны и групповой секс ему вряд ли пришлись бы по душе, но если бы ему объяснили, что и подобного рода акции можно интерпретировать как призыв «жить не по лжи» и задуматься о «бренности бытия», то, пожалуй, и патриарх отечественной словесности сказал бы: ну, если так, то пущай. И, конечно, добавил бы что-нибудь о пользе земства.
