Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Проза. Литературная критика. Том 3
1. Литература и театр за рубежом:
а) театр без зрителей;
б) исчезновение читателя.
2. Причины кризиса, переживаемого литературой и театром:
а) нужда;
б) уход в обывательщину;
в) понижение культурного уровня.
3. Пути преодоления кризиса:
а) создание и поддержка элиты;
б) новые люди.
4. Задачи театра за рубежом:
а) театр как хранитель русского слова;
б) значение театра для русской молодежи;
в) национальная и воспитательная роль театра.
5. Новая литература в эмиграции:
а) писатель и читатель;
б) новые формы;
в) право творческой свободы.
6. Задачи Содружества.
Числа. Кн. X (Париж, 1934), стр.243-245. Без подписи. Статью предваряла преамбула редакции: «В главных центрах русской эмиграции, не говоря уже о таких, как Париж, Прага, Берлин, возникают литературные объединения, задачи и работа которых достигают иногда высокого уровня. Таковы кружки: в Риге, Ревеле, Варшаве, Шанхае (“Чураевка”), Гельсингфорсе и др. Редакция “Чисел” просит организаторов всех подобных объединений присылать сведения о своей работе, краткие протоколы важнейших собраний, имена участников и литературный матерьял».
От Союза Русских Писателей и Журналистов в Польше. Русская Литература и эмиграция
Статья большевицкого услужающего К. Радека, помещенная в «Ведомостях Литерацких», в которой автор старался всячески унизить русскую эмигрантскую литературу, дала повод Союзу Русских Писателей и Журналистов в Польше провести нечто вроде переклички среди русских писателей эмигрантов, чтобы выяснить беспристрастно вопрос о той культурной ценности, которую представляют современные русские писатели за границей.
В ответ на наш запрос мы уже получили более 20 писем. Отвечая нам, М.А. Алданов и К.Д. Бальмонт высказывают мнение, что, пожалуй, и нет смысла отвечать на ложь Радека. «Пришлось бы, - пишет М.А. Алданов, - опровергать клевету каждый день». А кн. В.В. Барятинский справедливо замечает, что «лучшим ответом на большевицкую клевету на русскую зарубежную литературу является нобелевская премия Бунину».
Мы совершенно согласны, что «товарищ» Радек ответа не стоит и что недостаточно бороться с большевизмом словом. Цель нашей переклички заключается в том, чтобы показать лицам беспристрастным, но неосведомленным, показать иностранцам, что такое представляет собою русская литература в эмиграции. Кроме того, эта перекличка нужна и нам самим - русским зарубежным писателям, рассеянным по разным странам, оторванным друг от друга и не имеющим поэтому возможности составить себе ясное представление о той умственной нравственной ценности, которая называется русской эмигрантской литературой.
Мы, русские, очень склонны к самоуничижению и самобичеванию. Стоит вспомнить нашу обличительную литературу. Поэтому и в нашем изгнании мы вполне естественно можем недооценить своих сил и принять за истину клевету наших врагов, и если даже не принять, то искать в ней зерна истины с болью душевной и с унынием. Ведь так трудно познать самого себя.
Наша перекличка, как уже видно нам из полученных ответов, должна усилить бодрость в русских людях. Она будет показателем действительных литературных сил русской эмигрантской литературы.
Пользуясь любезностью Редакции газеты «Молва», предоставившей нам возможность опубликовать поступающие к нам материалы, мы начинаем с этого номера систематическое печатание ответов писателей.
Председатель Союза: А. Хирьяков
Секретарь: Л.Гомолицкий
Молва, 1934, № 5, 6 января, стр.2. Эта преамбула предваряла публикацию в этом номере газеты двух ответов - Алданова и Бальмонта.
Эмигрантские писатели о себе. Л.Н.Гомолицкий
Перечитывая как-то «Leaves of grass» Уитмана, я нашел на одной из страниц на слове love - любовь - раздавленную мошку. Пятно зеленой травяной крови. Смерть на слове жизни. Тогда я почувствовал: рука, которая неосторожно захлопнула книгу, причинив эту смерть, не должна была быть моею рукою, и увидел впервые пропасть между моим прошлогодним и сегодняшним я.
Понял: от прошлого остается столько же, сколько от сна - ночного беспамятства. Это - видения сна и яви, спутанные памятью.
Может быть, истинно реально только то будущее, на которое обращена наша воля. По молитве - «да будет мне дано совершать все превращения, какие я пожелаю» (Книга мертвых)[229].
От моей дожизни, детства, остались только первые впечатления от мира: солнце вверху и раскаленные днем пыльные камни под ногами (где? - не помню - в Ялте? в Пензе? в Аcтрахани?). В них для меня мудрейшая философия довольства настоящим, смиренной радости, ни от кого ничего не требующей и ни к кому не идущей проповедовать себя. Источник мира и утешения - солнце моего детства. Всегда я чувствую его тепло, милость и ласку.
Мое детство было одиноко и фантастично. Семи лет я читал Шекспира и писал, подражая ему, трагедии в стихах. Гомер и астрономия были двумя другими мирами моего детства. Я ждал ночей, когда родители уезжали в гости. Только заслышав звонок в передней, прятал под подушку книгу, тушил свет и притворялся спящим.
Отчетливее многого в детстве помню одно утро. Кровати родителей уже пусты. Входит отец и подымает на окнах занавески. Я же вижу: тюфяк на соседней кровати начинает сам собою шевелиться, подымает голову-подушку и, вскочив, пускается в пляс посредине комнаты на ковре. В ужасе я кричу... До сих пор не уверен, что это была не действительность.
Революция же - погром, отсиживанье в погребе во время обстрела волынского городка, пустая тишина перед вступлением первых большевиков, случайно подсмотренный расстрел на соседнем пустыре[230], всё это казалось тогда и будет всегда казаться нелепым страшным сном...
Жизнь началась на 18 лет позже рождения моего тела. На это у меня есть другой, неписаный документ, выданный мне самим Богом.
Впервые Он явился «Единый единому» на заброшенном пустыре, среди колючих татарников, клочков неба на земле - голубых цикорий. Над пустырем клубились жертвенные курениями зори, медленно обращался звездный гороскоп неба.
В доме моего детства был обряд, но не религия - ощущение близкого присутствия Бога. Моя встреча с ним была только моею встречей. Никто и ничто не стояло между нами.
Он мне являлся великаном. Сидел на холме, с головой невидимой за облаками, и чертил по небу знаки - завет между Богом и человеком.
Не устоял в благодати мистического вдохновения. Стал тяготиться, как стыдной, тесной одеждой, телом. Начал «борение и брань, восставляя помыслы против помыслов, ум против ума, душу против души, дух против духа». П.ч., по слову св. Исайи, «если не убежишь от них (демонов), не познаешь горечи их»[231].
Сделал своею наукой науку о «помыслах» аввы Евагрия из «Добротолюбия»[232]. Ночи в молитвах на коленях, скудный сон на полу рядом с кроватью. Взволнованный дух мой покидал тело и, выйдя из него, заносил на него руку для удара. Но «брат мой осел» (как назвал тело Ассизский) был упорен и непобедим.
И однажды, в будничный день на будничном месте произошло примирение моего духа с моим телом. В эту минуту мир исполнился прозрачнящим божественным сиянием. В этом «умном свете»[233] я увидел слиянность всего духовного и материального, злого и доброго, живого и мертвого.
Свет отцвел во мне мгновенным ослепительным цветком. Ища его после, я обошел, вглядываясь в них, много вер. Узнал и перечел по-новому много священных книг. Бхагават-гита, Тао те кинг[234], Коран, Та-io[235], Талмуд, Евангелие, Тору, Пророков, Мидрашим[236]и т.д.
Когда думаю об этой истинной своей жизни, ощущаю в себе кровь предков моей матери - монголов. Нисходя в меня по лестнице поколений, они встретились с предками отца - первыми униатами. Боголюбцы с богоборцами. Мой родоначальник - участник Флорентийского собора[237].
Жить и писать о жизни (а писал я всегда только собою: рос, сознавая себя, открывал новые миры вовне и внутри себя в процессе писания; как Уитман, мечтаю сказать: «касаясь моих книг, вы касаетесь моего живого тела»)[238] мешало лютое эмигрантское безвременье. Рубил дрова, служил курьером, работал маляром, чернорабочим поденщиком, чертежником у землемера, скитался с русской странствующей труппой по Польше, копал мерзлый песок на берегу Вислы...
До сих пор написано и лежит в рукописном виде: «Лирическая поэма», Мистические стихи (Крест из шиповника, Умной свет, Ритмы), «О смерти», «Солнце», «Цветник», «Дом».
