Юрий Клименченко - Корабль идет дальше
На следующий день Богданов и Балицкий выехали в Дрезден. Подполковник Дымченко, вероятно, получивший нагоняй от коменданта, больше о кавалерии не заикался. Капитаны вернулись вечером. По их сияющим лицам мы сразу поняли, что миссия окончилась успешно. Они добрались до самого Фомина и вот что привезли. Лучшей охранной грамоты быть не могло.
«Предписание. На основании распоряжения начальника отдела по репатриации 1 — го Ук. фронта генерал-майора Фомина. Бывшие интернированные в Германии шесть команд советских судов торгового флота общим количеством 179 человек направляются под командованием капитана Богданова М. И. в Москву. Оказывать полное содействие в срочном их возвращении на Родину без расчленения команд.
Начальник С. П. П.-272 подполковник Осипов».
— Ура! Качать их! — заорали мы. — Молодцы. Едем в Москву!
Попрощавшись с комендантом лагеря «Майсен», мы двинулись дальше. Мелькали вокзалы, теплушки, асфальтированные и проселочные дороги. Где пешком, где на машинах и товарных поездах моряки продвигались к Москве. Нас пытались задержать в Бреслау, но охранная грамота генерала Фомина сработала безотказно.
Во Львове, куда мы приехали на товарном поезде, груженном шпалами, она оказала магическое действие. Начальник управления железной дороги, седой важный человек, прочел бумагу, нахмурил брови, покряхтел и ворчливо сказал, не поднимая глаз от стола:
— Моряки, моряки! Много у меня тут всяких моряков. Не знаешь, кому вагоны давать.
Но вагоны все же дал. Дал два пассажирских вагона, следовавших с прямым поездом на Москву. Это была победа. Потому, может быть, Львов, еще не оправившийся после войны, но зеленый и залитый солнцем, показался нам чудесным городом.
В Москву поезд прибыл вечером. Начальник вокзала, увидев вылезшую из вагонов пеструю толпу, совершенно растерялся. Это было понятно: моряки, одетые в потертые старые морские тужурки, в форму французских солдат, в какие-то зеленые кители, в серые эсэсовские плащи и комбинезоны немецких парашютистов, представляли собой довольно необычную группу.
— Как вы сюда попали? — спросил, оглядываясь, начальник вокзала, видимо он ожидал подкрепления. — Как попали, я вас спрашиваю?
Богданов показал ему распоряжение Фомина, но тут вышла осечка.
— Никакого Фомина я не знаю, — сказал начальник вокзала. — Здесь столица, а не германская территория. Стоять тут, не расходиться! Я выясню, что с вами делать.
— Да вы что, в самом деле, больны или здоровы? Звоните в Наркомат морского флота, звоните еще куда-нибудь, где вам объяснят, кто такой генерал Фомин, — рассердился Богданов.
Начальник ушел и скоро вернулся, широко улыбаясь. Наверное, с него сняли ответственность за наше появление в Москве.
— Все в порядке, товарищи. Я созвонился с кем следует, Сейчас сюда приедет представитель Министерства морского флота и займется вами. Просил не расходиться. Обещал быть буквально через двадцать минут.
Решили ожидать представителя на привокзальной площади. Свалили мешки в кучу и стали ждать. Двадцать минут тянулись долго. Наконец на площади остановилась машина. Из нее вылез человек с огромным портфелем в руках. Его узнали. Это был хорошо знакомый многим старый работник кадров Гуртов. Он обнимал нас, жал руки, искренне радовался нашему возвращению. Когда кончились приветствия, мы попросили Гуртова рассказать о наших семьях.
— Предвидел, товарищи, что это будет первым вопросом, и захватил с собою все материалы, — сказал Гуртов, вытаскивая из портфеля списки. — Ну, прежде всего, когда мы узнали, что вы захвачены немцами и менять вас они не собираются, то сразу же вашим семьям начали выплачивать хорошие пенсии, пароходство помогало как и чем могло. И эвакуировали, и продовольствием помогали тем, кто оставался в Ленинграде, и обратно вызовы оформляли, работу подыскивали… Так что не думайте, что они были забыты.
Нет, о вас все время помнили, да сделать ничего не могли. Ну, а теперь по алфавиту буду давать справки.
Гуртова окружили, Я слышал, как он говорил: «Все живы… Были в эвакуации.», Вернулись в Ленинград… Отец погиб в блокаду…»
Чем ближе подходила моя очередь, тем неспокойнее становилось на душе, тем больше росло волнение.
— Ну, а о твоих, — осторожно проговорил Гуртов, обращаясь ко мне, — мы до сорок четвертого года имели сведения… Да ты не волнуйся, не волнуйся!
Все были живы. Пенсию регулярно получали, а вот с сорок четвертого связь с твоей семьей прервалась. Знаем, что эвакуировались из Ленинграда. Все было хорошо. Приедешь, может все на месте будут…
Проведя в Москве сутки и встретившись с министром морского флота Ширшовым, мы поехали в Ленинград.
…Ленинград… Поезд замедлил ход и подошел к перрону. В окна вагона заглядывали люди в морских фуражках, женщины, дети. Кто-то закричал: «Валя!»— и бросился к выходу. Мелькали знакомые лица работников пароходства, моряков, на перроне кто-то плачет, кто-то бьется в истерике, кто-то возбужденно смеется. Целуются, жмут руки… В вагон врывается высоченная фигура в капитанском кителе.
— Вот где ты! Что же ты не идешь?! — кричит человек, и я попадаю в крепкие объятия. Это старый друг Женька Мартынцев. По его щекам текут слезы, по моим тоже. — Иди, иди, — подталкивает меня Женька. — Там тебя ждут.
Я выхожу на перрон и ищу глазами своих. У стены вокзального здания в голубом выцветшем платье стоит жена. К ней жмется незнакомый худенький мальчик. Мой сын. Мамы нет…
Мы возвратились домой такими же, какими были четыре года назад — сплоченными командами шеста советских судов, правда поредевшими, но еще крепче спаянными, готовыми по первому приказу снова выйти в море. Скоро мы встретились с Игорем Маракасовым, Жорой Леоновым, Сашей Сементовским, Каким-то чудом, так же как и трем помполитам — Антонову, Купровичу и Пучкову, — им удалось вырваться из лагерей смерти Дахау и Маутхаузена. Три помполита — Гребенкин, Зотов и Шимчук — погибли.
Многие моряки не вернулись на Родину. Они никогда не встанут на палубу судна, не увидят родного моря… Они остались лежать там, за стенами замка, на чужой земле… Никто не найдет их могил, кроме тех, кто их хоронил, опускал своими руками клетчатые мешки в жидкую грязь, кто уронил последнюю слезу, понуро возвращаясь в лагерь с пустой мусорной телегой. Но мы помним их.
Часть третья
Корабль идет дальше
«Аскольд»
Мы вернулись из Германии в 1945 >году. Вернулись все, кто остался в живых.
Встретили нас в Ленинграде как родных. После объятий и приветствий повезли на дизель-электроход «Балтика», где интернированные должны были пройти карантин. Там мы окунулись в сказочную обстановку комфортабельных ванн, уютных кают, ковров и мягкой мебели. И это после железных нар Вюльцбурга! Настроение было отличное. Кошмар кончился. Впереди лежало желанное море и далекие плавания.
