Леонид Млечин - Брежнев. Разочарование России
Это сейчас появились легкие препараты без серьезных побочных последствий, а тогдашние снотворные действовали на нервную систему и постепенно вызывали дряхление. Окружающие не понимали, что происходит с генеральным секретарем, отчего он пребывает в таком странном состоянии.
— Чем дальше, тем чаще он был в странном состоянии, словно спросонья, — вспоминал Виктор Суходрев. — Потом уже узнал, что он пристрастился к снотворным. Из-за этого произошла атрофия мышечного аппарата, он стал плохо говорить.
В семьдесят четвертом году Леонид Ильич полетел на двадцатилетие целины. Перед сном он вызвал к себе помощника Виктора Голикова. Тот застал у генерального секретаря личного врача — Николая Родионова. Тот выдал Брежневу четыре или пять таблеток снотворного. А Брежнев молящим голосом:
— Коля, дай еще одну.
— Нет, Леонид Ильич, хватит.
Голиков и Родионов вышли вместе. Голиков с раздражением сказал:
— Коля, ну что тебе жалко лишней таблетки, что ли?
— Виктор, ты не знаешь всего — это ведь наркотик.
Дело не только в том, что Брежневу хотелось спать. Ему надо было хотя бы на время отключиться, уйти от проблем, которые он не в состоянии был решить. У него иногда прорывалось раздражение:
— Да что же это такое, ничего невозможно решить!
В семье с горечью замечали, что Леонид Ильич все чаще уходит в себя, погружается в невеселые раздумья, что он отрешен от дел и безразличен к окружающему миру. Он старел на глазах.
«Он на ночь пил по четыре-пять снотворных таблеток, — вспоминал Голиков. — Он стал уже наркоманом… Я заметил, что Леонид Ильич на ногах твердо не стоит, стал глохнуть, речь нечленораздельная. Поразмыслив, решил поговорить с Брежневым один на один и даже направился к нему в кабинет. Но у него была Галя Дорошина.
В последнее время Брежнев только ее терпел, принимал с документами. Все шло через нее. Я ее всегда считал умной, порядочной женщиной. Позвал ее:
— Галя, мне надо с Леонидом Ильичом поговорить. Он же умный человек. Как он не понимает, что губит себя, употребляя свое снотворное. Быстро устает и после обеда обязательно спит.
А Галя Дорошина мне говорит:
— Виктор Андреевич, не делайте этого. Если вы только заговорите с ним на эту тему, он вас возненавидит и от вас избавится».
Чуть ли ни единственным связующим звеном между Брежневым и остальным миром оставалась его референт-стенографистка Галина Дорошина. Она докладывала Леониду Ильичу наиболее важные документы, которые необходимо было довести до его сведения.
А мог ли кто-нибудь в высшем эшелоне власти рискнуть и вмешаться в личные дела генерального секретаря? Когда состояние Брежнева ухудшилось и нужно было как-то повлиять на генерального секретаря, чтобы он соблюдал режим и заботился о своем здоровье, Чазов попросил Андропова. Юрий Владимирович не рискнул сам заговорить об этом с Леонидом Ильичом. Пошел к Суслову. Тот был страшно недоволен, что к нему обращаются с таким вопросом, вяло сказал, что при случае поговорит с Брежневым, но ему явно не хотелось этого делать.
Брежнев нуждался, по существу, в психиатрической помощи. Но кто бы решился предложить генеральному секретарю побеседовать с психотерапевтом?
— Мы все перепробовали, — утверждал Чазов. — Одного кудесника привезли из Монголии. Он занимался иглоукалыванием, применял разные тибетские методы, всякие обкуривания. Ничего не помогало.
В первых числах января 1977 года бригаду, писавшую речи генеральному секретарю, собрали в кремлевском кабинете Брежнева. Черняев записал его слова:
— Проснулся сегодня, зарядку сделал… Думаю, чтой-то такое мне вчера в голову пришло?.. Не сразу вспомнил. А вот что! Неплохая, в самом деле, идея. Двадцатого Картер вступает в должность. Почему бы не сказать что-нибудь ему такое перед этим, вроде как добрую волю проявить. И предлог хороший — Тулу-то ведь недавно наградили, дали городу Героя. Я в Туле ни разу не был, хотя десятки раз проезжал через нее, туляки мне даже ружье чинили. Вот и поеду, поздравлю их, вспомню, как стояли насмерть во время войны, можно сказать — спасли Москву. И заодно скажу Картеру что нужно.
Джимми Картер победил на президентских выборах в США Джеральда Форда.
Брежнев ходил по кабинету, диктовал схему выступления. Вернулся к тулякам:
— Надо упомянуть тех, кто воевал и остался жив. Я вот ведь воевал, а живой.
Прослезился. Прошел к письменному столу, достал платок из ящика:
— У меня настроение произнести это с волей. Я подготовлюсь… Вообще я считаю, что мне надо время от времени выступать перед народом… Это поднимает людей, вызывает энтузиазм.
17 января 1977 года, за три дня до инаугурации нового американского президента Джимми Картера, Брежнев на поезде приехал в Тулу. Леонида Ильича отвезли в Ясную Поляну, на Тульский машиностроительный завод имени Ванникова, потом доставили на городской актив. Он выполнил намеченное. Прикрепил к знамени Тулы золотую звезду, порадовал амбициозного первого секретаря обкома Ивана Харитоновича Юнака, своего человека (после войны Юнак работал председателем Днеропетровского облисполкома).
Но Леонид Ильич явно переоценивал свои силы. По привычке брался читать обширные доклады, которые не мог осилить. Путал слова, говорил так, что ничего нельзя было понять. Иногда останавливался, сам себя спрашивал:
— Правильно я прочитал-то?
И зал, слыша это бормотание, замирал в изумлении. В телевизионных отчетах, разумеется, все это вырезалось. Оставляли только приличные куски. Но и над ними народ хохотал. Причиной плохой дикции была мышечная слабость — еще одно последствие приема снотворных препаратов.
Весной 1981 года председатель Госплана Николай Байбаков, озабоченный здоровьем своей жены, узнал, что в Тбилиси некая Джуна Давиташвили лечит больных бесконтактным массажем. Байбаков пригласил ее в Москву. Потом Брежневу через одного из помощников, который тоже у нее лечился, передали письмо относительно Джуны. Леонид Ильич позвонил Байбакову:
— Николай, что это за бабка, Джуна? Ты что, лечился у нее? Что она хочет?
Байбаков рассказал о ее успехах.
— Что требуется для ее нормальной работы? — спросил Брежнев.
Байбаков пояснил:
— Во-первых, прописать в Москве. Председатель исполкома Моссовета Промыслов отказывается это сделать, потому что возражает министр здравоохранения Петровский. Во-вторых, обязать Академию медицинских наук исследовать метод бесконтактного массажа и дать заключение.
Через день Джуна получила разрешение на прописку. А еще через два дня к Байбакову приехали новый министр здравоохранения Сергей Петрович Буренков и президент Академии медицинских наук Николай Николаевич Блохин.
