Константин Сергеев - Лунин атакует "Тирпиц"
— Не знаю, смогу ли я пойти.
— А почему не сможете? Ведь мы уже с вами были в кино?
— Это другое дело…, — тихо сказала Фрося.
— Ну, ладно, когда будет у меня свободный вечер, вы не будете возражать, если я загляну к вам и приглашу вас куда-нибудь?
— Хорошо…, — еще тише сказала она.
— Куда же мне идти, в какую дверь стучаться, — с улыбкой спросил Жора. — Не могу же я стучаться подряд во все двери и спрашивать, где тут Фрося?
[409]
— Мы живем в 17 номере…, — совсем тихо сказала она и скользнула в дверь общежития.
В раздумье Жора добрался до базы и, забрав с собой старшину группы и краснофлотца, отправился на лодку готовиться к ремонту перископа. К концу следующего дня перископ был в исправности, лодку вывели из дока и начали готовиться к уходу в Полярное. Двое суток незаметно пролетели в суете и только к вечеру Жора понял, что его гнетет. Он хотел повидать Фросю. Даже сам удивился, насколько сильно его желание.
Слава богу, его часть была полностью готова к отходу и он пошел к старпому.
— Николай Игнатьевич, можно мне отлучиться с базы на часик-полтора?
— Это еще куда?
— По личному вопросу, Николай Игнатьевич!
— А отход?
— У меня все готово, я уже доложил!
— Смотри, Георгий, если подведешь…
— Не подведу, Николай Игнатьевич!
— А куда собрался-то? Небось, сердечное дело?
— Тут рядом, в Росте…
— Ну иди, но не задерживайся. Так и быть, у тебя есть два часа.
— Спасибо, Николай Игнатьевич!
Жора пулей вылетел из помещения базы и в рекордное время достиг общежития. Несмотря на почти полную темноту в коридоре, он молодыми зоркими глазами разглядел на одной из дверей № 17 и постучался. Ему ответил старушечий голос «Заходи, заходи, у нас не заперто».
В комнате у стола сидела старушка и мальчуган. Жора догадался, что это и был Петрунька. Старушка кормила Петруньку кашкой с небольшим кусочком хлеба и совсем крошечным кусочком трески. Рядом стояла кружка с кипятком. Заварки не было, как и сахарницы.
— Здравствуйте, бабушка,— поздоровался Жора, — а где же Фрося?
— Фрося скоро подойдет, она еще на работе… А ты что же это, — помолчав, вдруг сказала старушка, — обещался, а сам не идешь? Она ведь тебя ждет!
[410]
— Как это ждет, бабушка! Откуда это видно?!
— А это тебе не видно, Ты еще молодой да глупый… А я так вижу — приходит она вечером домой, молчит и все на ходики глядит — осталось ли еще время, когда ты можешь прийти…
«Действительно, дурак я дураком! — с горечью подумал Жора. — Ведь мог бы в конце концов выкроить время и забежать к ней».
— Да ведь я, бабушка, звал ее пойти в кино; так она не захотела, — пытался оправдаться Жора.
— И опять же ты выходишь глупый, — сказала вредная бабка, — посмотри на себя, какой ты нарядный — в форме, с золотыми погонами и пуговицами, да еще при крестах. А у нее? Из старого платья она выросла, материны платья и пальто ей велики, свое пальто она отдала Петруньке в школу бегать! Ты весь в золоте, а она в стеганых портках! Что же, по-твоему, ей не совестно?! Раскинь умом-то! Не хочет она тебя-то позорить!
И опять защемило сердце у Жоры, да так, что он сам диву дался! С чего бы это такая чувствительность? Но в этот момент хлопнула дверь и вошла Фрося.
Бабка тут же засуетилась, подхватила кружку с кипятком и скомандовала Петруньке:
— Пошли, касатик, ко мне чай пить. У меня есть для тебя кусочек сахару, и я расскажу потом новую сказку.
Петрунька, услыхав о сахаре и новой сказке, мигом шмыгнул в дверь, а за ним поспешно вышла и сама бабка…
Фрося ничего не сказала, но ее взгляд сказал ему больше, чем сто пламенных речей. Наконец-то она дождалась — он пришел! И Жора все и сразу понял…
Она ничего не говорила, только слушала сбивчивые слова, рвавшиеся из самого сердца лейтенанта Жоры. Он и сам не очень хорошо понимал, что он говорит, но он видел, что сердце ее раскрылось для него и оба их сердца бьются вместе, как одно большое, и разлучить, разделить эти сердца уже невозможно.
Пролетел час как одно мгновение. Жоре надо было уходить. Он сказал Фросе:
— Как только вернусь с похода, мы поженимся. А сейчас я тебе достану денег, купи себе платье и пальто. И не
[411]
отказывай мне в этом, я тебя очень прошу. Ты моя невеста, и я обязан о тебе заботиться. Я постараюсь еще раз забежать до ухода лодки в Полярное. Из Полярного я напишу матери и сообщу о нашей свадьбе. Она тебя полюбит. Дай свою фотокарточку.
Он ушел. Она сидела и молчала, прислушиваясь к затихавшему звуку его шагов в длинном коридоре. Потом еще долго сидела, боясь пошевелиться и потревожить полноту своего счастья…
Лодка ушла в Полярное. Жора все-таки успел заскочить в общежитие, но Фроси там не застал — она была на работе. Он отдал деньги и мешок с продовольствием бабушке, заодно узнав, что ее зовут Лукерья Амосовна. Она ему сказала:
— Не боись, Егорушка, все произведем в самом лучшем виде. Фросенька твоя — девка умная да послушливая. Ворочайся с войны, а мы здесь все обладим, сготовим на свадьбу-то.
— А вы, Лукерья Амосовна, примите от меня в знак уважения этот шоколад.
— Ах и хитер же ты, паря, недаром нашу скромницу завлек; знаешь, как уважить и старуху. Я этим щиколатом и Петруньку угощу.
Пока лодка готовилась к выходу в море, Жора написал матери о своем намерении жениться и послал в письме фотографию Фроси. Написал также письмо Фросе. Письмо вышло на удивление длинным. Писал, писал и никак не мог остановиться, чуть ли не до самого отхода лодки в море. Еле успел отдать письмо на отправку. Получил он и письмо от Фроси. Фрося писала, что любит его и ждет его приезда. Письмо было написано на маленьком листочке замечательно четким почерком первой школьной ученицы. Жора спрятал письмо во внутренний карман рабочего кителя и перечитывал его не меньше десяти раз в день. Чуть не схватил за это чтение «фитиля» от старпома. Как официально выразился строгий старпом: «За чтение на штурманской вахте посторонних гражданских документов».
Поход прошел успешно. На четвертый день акустик доложил вахтенному командиру о шуме винтов группы кораблей справа по носу. Лодка развернулась впра-
[412]
во и пошла на шум. Шум все усиливался, через полтора часа командир объявил торпедную атаку и, подняв перископ, увидел большой конвой, корабли которого охраняли два огромных транспорта. Наметив цель, командир крикнул:
— Цветков!
— Есть, товарищ командир!
— Записывайте!
И командир быстро стал диктовать данные обстановки для расчетов торпедной атаки. Жора также быстро наносил обстановку на карту — дистанцию до главной цели, ее курс, примерную скорость, расположение другого транспорта, кораблей охраны. Акустик громко докладывал пеленга на цель и ближайшие корабли охранения. С каждым поднятием перископа и докладом акустика картина двигалась и становилась более подробной. Противник пока лодки не обнаружил, и командир маневрировал, стараясь занять наиболее выгодную позицию для успешной торпедной атаки. Наконец лодка пришла в точку залпа, командир скомандовал;
