Виталий Дмитриевский - Шаляпин в Петербурге-Петрограде
учиться.
Еще 26 ноября 1894 года газета «Санкт-Петербургские ведомости»
сообщала: «На сцене Мариинского театра состоятся дебюты баритона г.
Миллера и баса г. Шаляпина, в настоящее время состоящих в труппе
Панаевского театра». Однако дирекция не спешила.
1 февраля 1895 года с Шаляпиным был заключен контракт, а первое
выступление состоялось только 5 апреля в партии Мефистофеля в опере Гуно
«Фауст».
Всего Шаляпин по условиям контракта должен был петь в трех дебютных
спектаклях. На следующий день после первого выхода певца на Мариинскую
сцену газета «Новое время», отметив мягкость тембра голоса Шаляпина, писала,
что «рондо о золотом тельце и серенаду он исполнял со вкусом и без лишних
подчеркиваний».
Имя Шаляпина стало чаще встречаться в театральной хронике, к его
выступлениям публика и пресса начали относиться если не с вниманием, то по
крайней мере с любопытством. Для второго дебюта Шаляпину предложили
спеть Руслана в опере М. Глинки «Руслан и Людмила». Главный режиссер
спросил, знает ли он партию. Певец самонадеянно ответил, что за три недели он
мог бы выучить не одного, а двух Русланов. Однако Шаляпин явно переоценил
свои возможности и недооценил чрезвычайную сложность этого оперного
образа. Шаляпин вспоминал: «Я нарядился русским витязем, надел толщинку,
наклеил русскую бороду и вышел на сцену. С первой же ноты я почувствовал,
что пою плохо и очень похож на тех витязей, которые во дни святых танцуют
кадриль и лансье в купеческих домах. Поняв это, я растерялся, и хотя усердно
размахивал руками, делал страшные гримасы, это не помогло мне».
Расстроенный неудачей, Шаляпин через день, 19 апреля, выступил с третьим
дебютом — в опере Ж. Бизе «Кармен». Он пел партию Цуниги, и тоже не совсем
удачно. «Слаб г. Шаляпин в роли лейтенанта, — писал рецензент «Нового
времени», — где он безусловно подражал отличному исполнителю г.
Стравинскому».
Отзыв этот свидетельствует не только о неуспехе дебютанта, но — и это,
пожалуй, самое существенное, — что примером для подражания молодой артист
избрал выдающегося мастера реалистической оперной школы Федора
Игнатьевича Стравинского, талантливого актера, последователя замечательного
русского певца Осипа Афанасьевича Петрова.
Ф. И. Стравинский пел партии драматического и комического плана,
прекрасно владел пластикой, тончайшими оттенками сценического
перевоплощения. Проработав в Мариинском театре почти сорок лет, он создал
на его сцене незабываемые сценические характеры в операх М. И. Глинки, А. Н.
Серова, М. П. Мусоргского, Н. А. Римского-Корсакова, П. И. Чайковского, А. П.
Бородина. С большим успехом выступал он и на концертной эстраде.
Неудача с партией Руслана оставила в сознании Шаляпина след на всю
жизнь — певец не раз собирался выступить в этой роли уже в зрелые годы, но
так и не рискнул. Успех в «Руслане и Людмиле» принесла ему в будущем роль
Фарлафа.
После трех дебютов Шаляпина окончательно зачислили в труппу
Мариинского театра. Ему поручили партии Свата в «Русалке» А. С.
Даргомыжского, Судьи в «Вертере» Ж. Массне, Андрея Дубровского в
«Дубровском» Э. Ф. Направника. Пресса в целом была сдержанна в оценках,
хотя и отметила отдельные удачи молодого певца. Так, о Шаляпине в роли
Галицкого в «Князе Игоре» «Петербургская газета» 27 апреля 1896 года писала:
«Что же касается г. Шаляпина, то текст он понял верно... Но голос его как-то
слабо (вернее, закрыто) звучал, и ему приходилось форсировать голос для
достижения известных эффектов. Ему необходимо еще учиться петь».
Как перспективный певец Шаляпин был отмечен и газетой «Новое время»:
«Из новых исполнителей более выдающихся ролей следует выделить г.
Шаляпина (Владимир Галицкий) и г-жу Долину (Кончаковна). Г. Шаляпин дал
очень определенное лицо добродушного кутилы, хотя более современного
пошиба, чем хотелось бы видеть. Г. Шаляпин имеет сценическое дарование, и
при работе оно может хорошо развиться».
После выступления Шаляпина в роли графа Робинзона в опере Д. Чимарозы
«Тайный брак» (премьера спектакля состоялась на сцене Михэйлоеского театра)
та же газета «Новое время» писала: «Г-дин Шаляпин в роли жениха-графа не
отставал от других, во внешнем виде этого фата не хватало типичности и
оригинальности; зато вокальную часть своей партии артист провел с полным
вниманием».
Лето 1895 года Шаляпин провел под Петербургом, в Павловске, вместе с
новым своим приятелем Е. В. Вольф-Израэлем, виолончелистом Мариинского
театра. Певец много работал, разучивал новые партии, ежедневно занимался с
аккомпаниатором. В свободное время гулял с друзьями по парку, катался на
велосипеде, ловил рыбу в Славянке.
Осенью певец вернулся в Петербург и продолжил изучение актерского
мастерства под руководством М. В. Дальского.
В воспоминаниях артиста Алэксандринского театра Н. Н. Ходотова красочно
описан эпизод «учебы» певца у знаменитого трагика:
« — Чуют прав-в-вду!.. — горланит Шаляпин.
— Болван! Дубина! — кричит Мамонт. — Чего вопишь! Все вы, оперные
басы, дубы порядочные. Чуют!.. пойми... чу-ют! Разве ревом можно чуять?
— Ну и как, Мамонт Викторович? — виновато спрашивает тот.
— Чу-ют тихо. Чуют, — грозя пальцем, декламирует он. — Понимаешь? Чу-
ю-ю-т! — напевая своим хриплым, но необычайно приятным голосом,
показывает он это... — Чу-у-ют!.. А потом разверни на «правде», «пра-а-вду»
всей ширью... вот это я понимаю, а то одна чушь — только сплошной вой...
— Я здесь... — громко и зычно докладывает Шаляпин.
— Кто это здесь? — презрительно перебивает Дальский.
— Мефистофель!..
— А ты знаешь, кто такой Мефистофель?
— Ну как же... — озадаченно бормочет Шаляпин. — Черт!..
— Сам ты полосатый черт. — Стихия!.. А ты понимаешь, что такое стихия?
Мефистофель, тартар, гроза, ненависть, дерзновенная стихия!..
— Так как же? — растерянно любопытствует Шаляпин.
— А вот. . явись на сцену, закрой всего себя плащом, согнись дугой, убери
