Иван Пстыго - На боевом курсе
Это походило, пожалуй, на то, как понюхавший пороху ратник примерял бы доспехи и выбирал булаву для следующей битвы. Нет, скорее, выбирал не оружие, а верного коня: и зубы смотрит, и холку, и норов без внимания не оставлен.
Казалось бы, всего год назад мы постигали материальную часть Су-2. Тогда постигали и сейчас постигаем. В чем, собственно разница? Прежде всего вникали в устройство двигателя, топливной системы и системы охлаждения. И нынче вникаем.
А разница была. И существенная!
Тогда доскональное знание техники в значительной степени являлось предметом нашей мужской гордости и пилотского шика. Теперь же нам было не до шика. Знание боевой техники рассматривалось в прямой зависимости от того, как придется бить противника.
Наконец в Балашов прибыло несколько "Илов". Самолет имел остроконечный нос, обтекаемую форму фюзеляжа, металлические крылья. Компактный, ладный, он уже одним только видом внушал доверие. У летчиков к нему сразу же возникли симпатия и почтение. Замечу, что это большое дело - нравится тебе твоя машина или не слишком. Нелюбимая машина всю душу измотает!
Освоение штурмовика пошло куда быстрее. По мере готовности мы начали вылетать самостоятельно. Никакого учебного самолета, конечно, не было - летали сразу на боевых. Машина легко управлялась, чутко отзываясь на каждое требование летчика. Практически за все время учебы каждый из нас провел в воздухе часов пять - семь.
Пока же мы переквалифицировались, техники полка отремонтировали наши одиннадцать Су-2, которые было приказано доставить под Пензу. Тогда я и совершил прощальный полет на этом самолете.
Взлетели, помню, двумя группами: шесть машин вел мой командир эскадрильи капитан Львов, остальные - я. Поднимались в Саратове с черной мерзлой земли, а садились на рыхлый, светящийся на солнце неглубокий снег.
По возвращению в Балашов я заболел и слег. У меня опухли суставы - рецидив ревматизма, которым болел в детстве. Так в саратовском госпитале и пришлось встретить новый, 1942 год.
Положение относительного бездействия, долгие часы ночного бдения, беседы с ранеными, товарищами по несчастью, невольно возвращали к событиям прошедших месяцев.
Осенью и зимой 1941 года сложилась драматическая обстановка на всех фронтах. Киевская группировка наших войск понесла невосполнимые потери, по существу, была разгромлена. Враг наступал на юге и юго-западе. Немцы на артиллерийский выстрел подошли к Ленинграду, окружили и блокировали его. Враг стоял возле Москвы. Переживаний было много. Настроение у всех тяжелое. Но поднялся народ "на бой кровавый, святой и правый". С Урала, из Сибири шло пополнение - дивизии, армии. Они сходу вступали в бой и сдерживали врага.
В это время мы впервые услыхали имена наших полководцев Жукова, Рокоссовского, Конева.
Вся страна, весь мир с большим волнением следили за Московской битвой. Отразив ожесточенный натиск врага, наши войска перешли в решительное наступление и отогнали немцев от Москвы на 150-200 километров. Нетрудно понять наше состояние. Мы воспряли духом.
И все же лежа в госпитале, я не раз возвращался к трудным вопросам уже истории. Меня, да и не только меня терзали, мучили, навязчиво лезли в голову вопросы: почему так неудачно началась для нас война? Почему мы весь 1941 год отступали? Почему мы докатились до Москвы? Почему?
Тогда ни я, ни все вместе со мной лежавшие в госпитале ответить на эти вопросы не могли. Мы многого не знали, многого не могли сопоставить, проанализировать. Эти вопросы не перестали волновать нас и по сей день. На них мы ищем ответы и сейчас. Нельзя сказать, что все ответы найдены. Однако многое прояснилось, многое подтверждено документами, участниками событий, очевидцами. И вот как мне представляется сейчас - с позиций пройденного и пережитого.
Наш народ и наше правительство по тому, как распоясывался и бесчинствовал Гитлер в Европе в 1939-40 годах, конечно, чувствовали дыхание войны. Были приняты многие меры ускоренной подготовки к обороне страны. Многие, но не все.
Авиация противника в первые часы и дни войны произвела массированные налеты на 26 аэродромов Западного ОВО, на 23 аэродрома Киевского ОВО, на 11 аэродромов Прибалтийского. Всего - по 60 аэродромам. В результате этих налетов мы потеряли 800 самолетов. В воздушных боях - 400, а всего - 1200. Это тяжелые потери. Особенно пострадали ВВС Западного округа, потерявшие 738 самолетов. Командующий ВВС округа генерал И.И. Копец не выдержал всего этого и застрелился.
Я далек от намерения излагать в этой книге научно обоснованные выводы о наших неудачах в начале войны. Но и сейчас горечь неуспехов и боль утрат того давнего времени не дают покоя, и я не могу не высказать некоторых своих соображений не претендуя на их бесспорность.
Итак, известно, что несмотря на наши успехи, в первые пятилетки наша промышленность все же была слабее германской, на которую работала вся Европа. Германия и ее сателлиты в 1940 году выплавили 43,6 млн тонн стали. Мы ее выплавили 18,3 млн тонн, а во вторую половину 1941года только 6,5 млн тонн: сказалось перемещение металлургических заводов из западных районов на восток. Электроэнергии Германия выработала 110 млрд квт.ч, мы - 48,3 млрд квт.ч. Металлорежущих станков у нас было в три раза меньше. Уровень техники и технологии у нас был ниже, чем у Германии.
Именно поэтому немецкие истребители Ме-109 были лучше наших И-16, И-153 и даже нового ЛаГГ-3. Немецкие бомбардировщики Ю-88 и Хе-111 превосходили наши ТБ-1, ТБ-3, СБ и Су-2.
Танки противника уступали в бою нашим Т-34, но у нас их было до обидного мало.
Германия производила в массовых масштабах автоматическое оружие. Мы же тешили себя надеждой, что одержим победу с винтовкой-трехлинейкой Мосина, образца 1891-1930 годов.
Что касается боевых действий авиации, теперь уже известно, как пагубно сказался неверно обобщенный опыт испанской войны. В Испании воевали наши отборные, опытные летчики, в полном смысле слова асы. Они даже на устаревших машинах могли драться и одерживать победы в воздушных боях. Особенно отличились П.В. Рычагов, А.К. Серов, А.С. Осипенко, И.А. Лакеев, Г.Н. Захаров, Б.А. Смирнов, М.Н. Якушин. Но в целом уже события в Испании наглядно показали отставание наших боевых самолетов.
Конечно дальние перелеты экипажей Громова, Чкалова, Гризодубовой были большим достижением нашей страны. Однако разве они отражали фактическое состояние нашей боевой авиации? Они ведь строились специально для рекордных полетов. Такие машины не могли быть боевыми. Например рекорд высоты летчик Коккинаки установил на самолете, с которого даже штатное сиденье летчика сняли и заменили полотняным - для облегчения машины. Тем не менее эти полеты нас успокаивали и откровенно убаюкивали.
