Круг Ландау - Горобец Борис Соломонович
Итак… После поступления Мигдала в докторантуру к Ландау в 1943 г. последний оценил теоретический уровень и зрелость докторанта столь высоко, что счел излишним для Мигдала сдавать экзамены теорминимума. «В широком понимании А.Б. <так называли Мигдала его ученики. — Б.Г.> относил себя к школе Ландау и обсуждал с ним свои главные работы, но его отношение к Дау было своеобразным, — пишет академик С.Т. Беляев. — Ценя свою независимость и самостоятельность, А.Б. держался немного обособленно и старался подчеркнуть различия стилей работы» [Воспоминания…, 2003. С. 16].
Ландау как-то высказался так: «Мигдал гораздо талантливее своих результатов» [Там же, С. 236]. Сомнительный комплимент. Как знать, быть может, у Ландау он ассоциировался с той значительной, а некоторые физики считают, что даже ключевой ролью, которую Мигдал сыграл в создании самой знаменитой из работ Ландау, его «Нобелевской» теории сверхтекучести. Затронутая тема щепетильна, но небезразлична для истории физики. Не менее важно и общечеловеческое стремление к поиску истины и справедливости. Поэтому стоит привести здесь свидетельства по затронутому вопросу, содержащиеся в заметках трех известных физиков-теоретиков, которые слышали слова и видели расчеты самого Мигдала.
Ученик Мигдала А.М. Поляков, член-корреспондент РАН: «Вообще физическая интуиция была главной силой А.Б. Много лет назад я перечитывал великую работу Ландау по теории сверхтекучести. И присвистнул, прочитав небольшую сноску. Ландау начинает с гипотезы, что главные элементарные возбуждения в квантовом гелии являются фононами и вычисляет их теплоемкость. Гипотеза эта фундаментальна и глубоко нетривиальна, ее прямое следствие — сверхтекучесть. В сноске написано, что это вычисление было сделано А.Б. Мигдалом за год до этого. Конечно, дальше Ландау развивает теорию с гениальной силой, но начало положено А.Б.
Я спросил его, как было дело. Он сказал, что Ландау не советовал ему публиковать этот результат, так как полной теории не было и, кроме того, ответ противоречил эксперименту (как мы сейчас знаем, по второстепенной причине). У Ландау в это время, видимо, был замысел полной теории, и он нервничал <…>. К сожалению, как сказал мне А.Б., эта ссылка не попала в немецкий вариант статьи. И у гениев бывают слабости».
Интересно, что похожее пересечение с Ландау произошло еще раз в теории ферми-жидкости. В середине 50-х А.Б. написал свою, может быть, самую важную работу о ферми-системах. Он ввел точное определение квазичастиц с помощью методов квантовой теории поля — что уже было довольно революционно. Он доказал, что распределение квазичастиц имеет скачок на поверхности Ферми. Это означало, что сложные ферми-системы можно рассматривать как газ квазичастиц, Ландау развил эту идею головокружительно, его теория — основа современной теории твердого тела, А.Б. этого сделать бы не смог. Но он был первопроходцем» [Там же, С. 59].
Другой ученик Мигдала доктор физ. — мат. наук В.А. Ходель излагает свои соображения о том же событии следующим образом: «Дело было в 1940 <?> году. А.Б. работал тогда в Институте физпроблем и занимался теорией жидкого Не-4. Летом перед отъездом в горы он рассказал своему начальнику Л.Д. Ландау о результатах, касавшихся длинноволновой части спектра возбуждений и вклада ее в термодинамику жидкого Не-4. Черновик этой работы сохранился до сих пор. А когда осенью А.Б. вернулся с гор, задача действительно была решена: к мигдальским фононам были добавлены ротоны, и более того, соответствующая статья уже отправлена в печать. Справедливости ради следует сказать, что автор отметил заслуги предшественника > В этом можно убедиться, взглянув в ее текст, приведенный на с. 361 первого тома сочинений Л.Д. Ландау. Вдобавок А.Б. получил неоспоримое право для постановки своих знаменитых розыгрышей» [Там же, С. 54].
Наконец, еще один из учеников Мигдала профессор И.И. Гольдман вспоминает день 11 февраля 1990 г. в Вашингтоне. «А.Б. заговорил о Ландау. Мне показалось, что его отношение к Дау изменилось, и он подтвердил это. А.Б. вспомнил годы докторантуры, когда он показал свой расчет теплоемкости жидкого гелия Ландау (в работе о сверхтекучести у Дау есть сноска, где он благодарит Мигдала за этот расчет). А.Б. с горечью говорил, что он рассказал Дау больше, чем это. На мой вопрос, отчего он сам не опубликовал свои соображения, он ответил, что Дау дал ему, А.Б., понять, что такое исключено, что это его, Дау, работа» [Там же, С. 163].
Замечу, что в книге А.М. Ливановой о Ландау, в которой прекрасно излагается на популярном уровне энергетика квазичастиц как основа теории сверхтекучести, оригинальность этого принципа приписывается, естественно, самому Ландау, и нет ни слова о Мигдале. А ведь Ливанова писала свою книгу, постоянно консультируясь с Е.М. Лифшицем, и, как я помню, он считал эту книгу очень хорошей. Вероятно, указанная книга писалась по канонам соцреализма — о герое только хорошее.
Главной целью научной жизни Мигдала в течение многих лет было создание теории сверхпроводимости, сначала в металлах, а позже — в ядерной материи. Он выдвинул фундаментальную идею о возможности взаимного притяжения электронов в металлах при учете обмена фононами между ними. Тем самым в 1956 г. он стоял в шаге от решения проблемы сверхпроводимости. Академик А.И. Ларкин констатирует, что «А.Б. до работы Фрелиха понял, что обмен фононами приводит к притяжению между электронами. Открытие изотопического эффекта подтвердило его догадку, что фононы важны для сверхпроводимости. <…> А.Б. передавал свой разговор с Боголюбовым: — “Как жаль, что я не догадался сделать Ваше каноническое преобразование, когда понял, что фононы вызывают притяжение между электронами”. На это Боголюбов ответил: “А я сделал это каноническое преобразование в 1947 году, но не знал про фононы, а с кулоновским отталкиванием <т. е., с учетом лишь его> получил нулевой результат”» [Там же, С. 41–42]
Когда в 1957 г. Бардин, Купер и Шриффер создали свою микроскопическую теорию сверхпроводимости (теория БКШ), конечно, это было личной драмой Мигдала. Академик С.Т. Беляев так вспоминает реакцию Ландау на это событие: «Ландау упрекнул меня и Галицкого: “Знаю, что А.Б. за журнальными публикациями не следит, но почему вы не указали ему на заметку Купера. Ведь после этого для А.Б. ничего не стоило сделать все остальное. У него все было готово..”. Ландау мы ничего не возразили, но потом Галицкий мне сказал: “Говорил я А.Б. об этой работе, он ее не воспринял”» [Там же, С. 15]. Очевидно, это был решающий просмотр Мигдала, стоивший ему Нобелевской премии (она, как известно, была вскоре присуждена авторам теории БКШ).
«Сделав так много в физике, он не был лауреатом ни Ленинской, ни Государственной премий, ни Героем Социалистического Труда, <…> но его популярность среди физиков была очень высокой», — констатирует Д.Н. Воскресенский [Там же, С. 121].
В 1966 г., когда Ландау был уже неизлечимо болен, состоялись очередные выборы в Академию наук. Мигдал был выдвинут Курчатовским институтом. Жена Ландау так описывает условную поддержку Мигдала со стороны Ландау. Об этом его попросил И.Я. Померанчук, также уже смертельно больной: «— Учитель <…>, ты ведь знаешь, я никогда тебя ни о чем не просил <…>. Сейчас у меня просьба. Пожалуйста, проголосуй за Мигдала <…>. Он достаточно талантлив, он должен стать академиком. — Чук, я не могу тебе отказать. Я проголосую за Мигдала. Его талант этого стоит, хотя наука понесет ущерб. Он разленится и бросит работать. Даю тебе слово: голосую за Мигдала по твоей, Чук, просьбе» [Ландау-Дробанцева, 2000. С. 443].
А.Б. Мигдал был близко знаком с А.Д. Сахаровым еще с 1948 г., когда он высоко оценил кандидатскую работу Сахарова и стал оппонентом при защите его диссертации. Ученики Мигдала вспоминают следующие эпизоды, относящиеся к периоду правозащитной деятельности Сахарова.
