Михаил Лямин - Четыре года в шинелях
Отомстим за героя
Да, сержант Алексей Голубков, артиллерист и слесарь из Костромы, стал первым официальным Героем Советского Союза дивизии. Весть о представлении его к такой награде в один час разнеслась по батальонам и дивизионам и подняла солдат на небывало отважные дела. О подвиге связиста рассказывали политработники и писали газеты, с теплотой и болью делился своими чувствами комдив. Парень с Волги стал как бы олицетворением души всей дивизии, ее трехлетнего опыта, мастерства и мужества.
Обыкновенный молодой рабочий человек, немножко озорноватый, лукавый, ершистый, но неизменно прямой и открытый, честный и человечный, излишне лихой и отчаянный, стал примером для подражания тысяч бойцов. Поступок одного человека явился как бы сводом морального кодекса солдата, ненаписанной книгой поведения советского воина на фронте.
Тосковали о друге, не находя себе места в первые дни, его удмуртские товарищи.
- Как мы теперь без Алеши, - вздыхал его лучший друг Михаил Ипатов.
- Давай ближе будем вдвоем, - советовал Александр Иванович Максимов. Двое станем работать за троих.
- Трудно Алешу заменить.
- Трудно, а надо. Война не кончилась.
- Да, еще не кончилась, а пора бы кончиться, тогда бы и Алеша остался жив.
А дивизия меж тем рвалась неудержимо на северо-запад, к Балтике, торопясь скинуть врага в море. Это была месть и за героя Алексея Голубкова, и за сотни погибших его товарищей.
Города с окончанием на -ай, -яй. Аникчай, Акменяй, Ликаняй. И наконец, красивый, почти игрушечный Биржай. Дивизия влетает в него с марша. Немцы не успевают разрушить в городе ни одного забора. Они отступают по трем большакам - центральному, разрезающему Биржай пополам, и боковым. Оставляют и городе склады боеприпасов и продовольствия, свои магазины, пивоваренный завод. На последний не мешало бы заглянуть, четвертый год солдаты не пробовали пивка, русского национального напитка. Но нет времени, приходится все оставлять на попечение тыловиков, может, они догадаются потом побаловать малость солдатушек.
В таких случаях ребятам всегда вспоминается Алеша Голубков. Этот бы не прозевал, выкроил минутку, не упустил хороший трофей и, сколько бы ему ни читали нудных нотаций о мародерстве и прочем, все равно сделал бы по-своему. За эту русскую хитрость и находчивость тоже уважали ухаря-волгаря, а теперь вот жалели, что его нет среди наступающих.
Жизнь на войне. Я как-то размышлял о ней, а сейчас, через три года, она стала для меня, как и для всех, настолько обыденной, будто другой мы и не знали. Пропали телячьи восторги первого года, красивые призывы и пустые фразы, ханжество и лицемерие. Все встало на свое место, каждому дана оценка не по словам, а по делам. Мишура давно отсеялась, краснобаи растворились по тылам, грубияны призваны к порядку, и главной фигурой на войне стали Теркины-Голубковы, мудрые, смелые и честные советские люди.
Да, в Биржае, в этом райском городке, нам не удалось задержаться. Нас встречали толпы мирных жителей, опять дарили подарки и угощали, а мы шли и шли, только помахивая пилотками.
- Эх, нет Алеши, - в сотый раз вспоминал Ипатов.
- Держись, Миша, нельзя так, - успокаивал друга Максимов.
Они написали на родину Голубкова всю правду о его гибели. Писали несколько дней, урывками, с раздумьями, со слезами и все-таки написали.
- Тяжело будет дочке читать, - вздыхал Ипатов. - Если такое письмо моим ребятишкам...
- И моим было бы нелегко, - говорил Максимов. - Но все равно не надо скрывать. Пусть наши дети растут такими, чтобы не допустить больше на земле кровопролития.
А пока это кровопролитие продолжалось. Дивизия устремилась за Биржай по центральному большаку. По боковым должны были следовать соседние. Командарм торопил и обещал:
- Давайте, давайте, занимайте впереди плацдарм. Поддержим, не оставим одних.
А впереди, в тридцати километрах, был другой городок на маленькой речке. Немцы обязательно постараются закрепиться на этом рубеже, взять реванш за Биржай. Эти планы как раз и хотел разрушить силами ударной дивизии командарм.
Верил этому маневру и наш генерал. Он смело вел полки к цели. Основной кулак дивизии устремился вперед на машинах. Там - комдив. Всех увлекла заманчивая перспектива за один день овладеть двумя городами, у всех в памяти была история гибели героя-связиста Алексея Голубкова.
Но война всегда была чревата неожиданными поворотами. И хоть мы дрались четвертый год, хоть и сидели нынче на плечах немцев, знали все ходы и выходы, а все-таки допускали порой и промахи. Таким опрометчивым шагом оказался и последний прорыв нашей дивизии за Биржаем.
Мы вместе с командармом излишне понадеялись на силы своей дивизии и не побеспокоились как следует о флангах. Обещание поддержать оказалось невыполненным. Соседи застряли на боковых большаках. Немцы, сбежав из Биржая, закрепились по всему фронту. Нужны были танки, а они выполняли другую задачу.
Словом, отмахав тридцать километров, подойдя ко второму городку, мы наткнулись на сильное сопротивление. Враг встретил дивизию с трех сторон и вынудил ее отступить в лес. Такое решение генерал принял, не желая нести напрасные потери и все еще надеясь на помощь соседей.
Но помощи не было ни к вечеру первого дня, ни во второй день, ни в третий. Дивизия оказалась отрезанной от своих и повела бой в окружении.
Странно было сознавать себя запрятанными в мешок в дни всеобщего похода Красной Армии на запад, в дни боев уже за границей Родины. Но действительность в данном случае была сильнее сознания. Следовало эту действительность разрушить.
Я никогда не забуду те пять дней и ночей в начале августа сорок четвертого года. Они были нелегкими, бессонными, голодными, наполнены беспрерывными боями. Нас теснили со всех сторон, теснили жестоко, в отместку за наши вчерашние удары. Берлинское радио даже передало об уничтожении нашей дивизии.
Но мы не были уничтожены. Мы оборонялись с львиной стойкостью. У нас было много раненых, их нечем было перевязывать, медсанбат остался в тылах. Раненые сражались наравне со здоровыми. У нас не было продуктов и соли. Мы ели полусырое мясо убитых лошадей. Костров разжигать не разрешалось. Двигаться полагалось скрытно. Кругом работала наша разведка, нащупывая места для выхода из окружения.
Мы пытались прорваться с боем трижды. И трижды откатывались в лес. Нетрудно понять, каким было наше состояние. Мы были злы, как звери. Наши разведчики совершали смелые налеты на передние цепи немцев. Выходили на хутора, ловили языков, поджигали машины, но все это было частными укусами. В этих рейдах отважно действовали Ипатов и Максимов, все еще не в силах забыть своего русского друга.
