Леонид Млечин - Брежнев
— Товарищ Овчаренко неудовлетворительно занимался идеологической работой.
Партийный руководитель Днепропетровска Алексей Федосеевич Ватченко добавил:
— Очевидно проявление либерализма к националистам со стороны Шелеста и Овчаренко. Надо в партийном порядке рассмотреть их работу.
31 октября Щербицкий рапортовал в Москву:
«С 1968 г. секретарем ЦК КП Украины работал тов. Овчаренко Ф. Д. Занимаясь вопросами идеологической работы, он допустил серьезные ошибки и недостатки. В некоторых вопросах, особенно в осуществлении национальной политики партии, занимал нечеткие позиции…
На тов. Овчаренко Ф. Д. лежит значительная доля вины за то, что в ряде случаев не давался решительный отпор проявлениям украинского буржуазного национализма и сионизма… В работе с творческой и научной интеллигенцией допускал заигрывание и даже брал под защиту некоторых литераторов и ученых, допустивших серьезные идейные срывы… Авторитетом среди партийного актива и интеллигенции не пользовался».
До перехода на партийную работу Овчаренко руководил Институтом коллоидной химии и химии воды, в этот институт и вернулся, но уже не директором.
А карьера украинского идеолога Валентина Ефимовича Маланчука неожиданно пошла в гору. В Москве его считали главным борцом против национализма. Щербицкого убедили в том, что Маланчук — тот человек, который ему нужен. Сам Валентин Ефимович в июле 1972 года обратился с письмом к новому первому секретарю ЦК компартии Украины, жалуясь на то, что его «многие годы травят националисты». Письмо Маланчук написал на русском языке. Он напомнил Щербицкому:
«Могу ли я — сын своего отца, тяжело раненного 18 апреля 1941 г. бандитской пулей во время предвоенной „акции“ оуновцев, погибшего, будучи первым секретарем Лопатинского райкома партии 28 февраля 1945 г. в бою с бандеровской бандой, — иметь что-либо общее с национализмом, кроме лютой ненависти к нему, неустанной борьбы против него?»
Щербицкий написал на обращении Маланчука:
«1) Думаю, что идейно-политические позиции т. Маланчука ни у кого из коммунистов-интернационалистов не могут вызывать сомнения, и вопросы он ставит в принципе правильно.
2) Ознакомить членов Политбюро ЦК КП Украины и заведующих отделами ЦК.
Прошу внести предложения по конкретным вопросам».
На пленуме ЦК Маланчук был избран секретарем ЦК Украины по идеологии. Ему поручили избавиться от наследия Шелеста.
20 февраля 1973 года политбюро ЦК компартии Украины приняло постановление, помеченное грифом «особая папка» — о книге Шелеста:
«1. Отметить, что книга „Украшо наша Радянська“ по ряду важных принципиальных вопросов отходит от партийных, классовых позиций. В ней… идеализируется украинское казачество и Запорожская Сечь… не раскрывается сотрудничество украинского народа с русскими и другими братскими народами…
2. Отметить, что книга П. Е. Шелеста, как и другие его издания, были опубликованы им с нарушениями установленного порядка, без ведома ЦК КПСС и ЦК КП Украины.
3. Разъяснить партийному активу республики серьезные методологические, идейные ошибки и существенные недостатки книги П. Е. Шелеста „Украша наша Радяньска“.
Подготовить и опубликовать в журнале „Коммунист Украины“ рецензию на книгу П. Е. Шелеста. Считать необходимым после этого изъять указанную книгу из библиотечных фондов республики».
Разгромная статья появилась в апрельском номере республиканского партийного журнала. Шелест был еще членом политбюро, но понял, что ему нужно уходить. В последних числах апреля его вывели из состава высшего партийного руководства.
К вождю опасно обращаться на «ты»
Почти одновременно Брежнев избавился от другого члена политбюро — Дмитрия Степановича Полянского.
Полянский сыграл важную роль в свержении Хрущева и занимал пост в политбюро по праву победителя. Наверное, не понимал, что те, кто помог новому хозяину прийти к власти, править страной вместе с ним не будут.
Когда 18 декабря 1966 года отмечалось шестидесятилетие Леонида Ильича и ему присвоили звание Героя Советского Союза, Полянский посвятил генеральному секретарю восторженное стихотворение, сравнив его с Лениным.
С Брежневым они были на «ты» и называли друг друга по имени. Со временем Леониду Ильичу это разонравилось: он хотел большего уважения со стороны старых товарищей.
Дмитрий Степанович пропустил важный момент, когда Брежнев перестал нуждаться в соратниках и пришел к выводу, что подчиненные полезнее.
Полянский был очень активным и энергичным человеком.
Тогдашний главный санитарный врач страны Петр Николаевич Бургасов вспоминал, как его и академика Алексея Алексеевича Покровского, директора Института питания, пригласил Полянский. Он сказал:
— Вот вы, врачи, во всех своих публикациях предупреждаете население, что много масла есть вредно. Надо с этим кончать, потому что вы людей отучаете от хорошего продукта — сливочного масла. Я вас очень прошу, если вы сегодня вечером представите большую статью в «Правду» о пользе сливочного масла с двумя подписями, я немедленно опубликую эту статью.
Бургасов удивился:
— Дмитрий Степанович, что случилось? Зачем понадобилась такая статья?
Полянский рассказал, что датские компании отказались от покупки большой партии вологодского масла под предлогом, что с маслом что-то не так. Масло лежит в холодильниках, его не раскупают.
Бургасов предложил более разумный выход:
— Дмитрий Степанович, может быть, лучше цену снизить? Полянский ответил, что правительство менять расценки не станет. Это исключено.
Главный санитарный врач не задался вопросом: можно ли кормить советских людей продуктом, от которого отказались датчане? Бургасов и Покровский написали статью, которая тут же была опубликована.
На следующий день Бургасова пригласил его начальник министр здравоохранения Борис Васильевич Покровский. Спросил удивленно:
— Петр Николаевич, вам что, делать нечего? Вы же всегда писали, что масло в больших количествах вредно.
Бургасов объяснил, что выполнял задание Полянского.
Активность Полянского стала раздражать членов политбюро. Особенно когда он проявил особый интерес к идеологическим вопросам, что не входило в прямые обязанности первого заместителя председателя Совета министров (он пытался влиять на литературные дела, покровительствовал «своим» писателям, причем людям бесталанным, но с большими амбициями). А в политбюро существовали свои правила. Наводить порядок в чужом огороде не было принято.
