Леонид Млечин - Брежнев
Косыгин ошибался. Дмитрий Степанович Полянский в начале войны не был в Крыму. В 1940 году его зачислили слушателем в Высшую партийную школу при ЦК, а потом назначили начальником политотдела машинно-тракторной станции в один из районов Новосибирской области. Такова была сталинская политика — партийные руководители нужнее в тылу.
Косыгин не любил Полянского, поскольку тот держал себя не просто независимо, а на равных с главой правительства. Кончилось это тем, что Полянского пригласил секретарь ЦК по кадрам Иван Капитонов и положил на стол список:
— Выбирай любую страну.
Дмитрий Степанович, подумав, назвал: Япония. Хотя не имел ни малейшего понятия об этой стране. Ему позвонил первый заместитель главного редактора «Литературной газеты» Виталий Сырокомский, поздравил с новым назначением.
Полянский ему восторженно сказал:
— Ты знаешь, сейчас читаю Ленина о Японии, потрясающе интересно!
Специалисты знают, что Владимир Ильич о Японии практически ничего не писал. Во всяком случае ничего, что могло быть полезным будущему послу. Бывший помощник рекомендовал Полянскому в порядке подготовки прочитать популярный некогда роман Александра Николаевича Степанова «Порт-Артур» о Русско-японской войне… После Японии Полянский работал послом в Норвегии.
Подгорного просят покинуть президиум
Последним, от кого Брежнев избавился, был Подгорный. В окружении Леонида Ильича давно отметили пренебрежительный тон генсека в отношении Николая Викторовича. Как-то в присутствии своих помощников Брежнев иронически сказал о Подгорном:
— Тоже мне партийный деятель!
Николай Викторович не уловил, что времена меняются. По старой памяти вел себя с Леонидом Ильичом на равных.
Сотрудник аппарата президиума Верховного Совета присутствовал при разговоре Подгорного с Брежневым. Леонид Ильич позвонил, чтобы обсудить какую-то проблему. Подгорный высказался, а потом добавил:
— Это мое мнение. А ты ведь все равно сделаешь по-своему, я знаю. Ну, будь здоров, Леня.
Сами по себе Верховные Советы были безвластными органами — что союзный, что республиканские. Депутатский значок являлся просто знаком отличия. Писателя Василя Быкова избрали депутатом Верховного Совета Белоруссии. Вот как, по его словам, выглядела работа республиканского парламента:
«Сессии Верховного Совета (два раза в год) проходили чинно и спокойно. Доклады носили чисто формальный характер, прения не вызывали никаких эмоций. Депутаты дремали, читали газеты… Я по обыковению высиживал в зале лишь до первого перерыва. Сидеть дальше не хватало ни духу, ни сил…»
Влияние и власть Подгорного основывались на его личных контактах с Брежневым и на поддержке членов ЦК от Украины. Академик Чазов даже считал, что Подгорный подкапывался под Леонида Ильича. Когда Брежнев заболел и оказался в больнице на улице Грановского, туда без предупреждения приехал Подгорный, который прежде мало интересовался состоянием здоровья генсека.
Чазов решил, что Подгорный хочет увидеть больного Брежнева, чтобы рассказать товарищам по политбюро о плохом состоянии генерального секретаря. Евгений Иванович Чазов возразил — посещения могут пойти во вред пациенту.
— Ты что, председателя президиума Верховного Совета СССР не знаешь? — разозлился Подгорный и пригрозил: — Не забывай, что незаменимых людей в нашей стране нет.
Евгений Иванович держался твердо, знал, что интересы пациента номер один важнее всего:
— Николай Викторович, я должен делать все во благо пациента, для его выздоровления. Сейчас ему нужен покой. Ни я, ни вы не знаем, как он воспримет ваш визит. Он может ему повредить. Если политбюро интересуется состоянием здоровья Брежнева, я готов предоставить соответствующее заключение консилиума профессоров.
Чазов так и не пустил Подгорного в палату. Тот вынужден был уехать. Надо полагать, впоследствии Чазов поведал этот эпизод со своими комментариями Леониду Ильичу и нашел в нем благодарного слушателя.
Леонид Ильич жаловался Замятину на Подгорного:
— Уже на охоту собрался, а тут Николай позвонил — мне надо с тобой поговорить. Ну, вот теперь сядет рядом и будет брюзжать, пока я не выдержу и не скажу: «Хорошо, Коля, я это сделаю…»
Виктор Гришин рассказал в своих воспоминаниях, что на юбилее одного из секретарей ЦК говорили больше о Брежневе, чем о виновнике торжества. Да и сам юбиляр, произнося тост, восхвалял Леонида Ильича. Вдруг Подгорный вскипел:
— Леня, как ты можешь терпеть такие славословия в свой адрес?! Почему ты не прекратишь это восхваление?! Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Я готов за тебя подставить грудь под пули, но я не могу видеть, как ты поощряешь возвеличивание себя.
Брежнев недовольно возразил ему:
— Ничего предосудительного в этом нет. Товарищи хотят и могут высказывать свое мнение, свою оценку деятельности любого из нас. Что ты, Николай Викторович, всегда чем-то недоволен?
Подгорный стал вести себя осторожнее.
2 апреля 1974 года умер президент Франции Жорж Помпиду. Он тяжело болел, но исполнял свои обязанности до последнего дня. За две недели до кончины он приезжал в Советский Союз и встречался с Брежневым в Пицунде. Советскую делегацию на похоронах Помпиду возглавлял Подгорный. С ним захотел встретиться американский президент Никсон, который тоже приехал в Париж. Он разместился в резиденции американского посла и пригласил Подгорного к себе.
Когда советник-посланник Всеволод Леонидович Кизиченко (второй человек в советском посольстве, он впоследствии описал эту историю) доложил Подгорному о приглашении Никсона, реакция была агрессивно-негативной:
— Зачем он мне нужен? Если хочет, пусть сам приезжает ко мне в посольство.
Напротив кабинета посла была комната, оснащенная оборудованием, защищающая от прослушивания. После ужина там собрались Подгорный, его помощник по международным делам Вадим Васильевич Кортунов, советский посол во Франции Степан Васильевич Червоненко и Кизиченко.
Посол и советник-посланник пытались внушить Подгорному, что предложение о встрече нельзя отклонять. Николай Викторович продолжал сопротивляться:
— У меня нет поручения встречаться с Никсоном. Да и мне ехать к нему в американское посольство унизительно.
Подгорного уговорили запросить Москву. Уже за полночь составили шифровку. Рано утром пришел ответ за подписями Брежнева и Косыгина: «Николай, тебе следует встретиться с Никсоном».
Договорились, что Никсон пригласит Подгорного пообедать. Но тут выяснилось, что в полдень американский президент должен улетать. Тогда договорились о завтраке в восемь утра. Подгорный опять был недоволен: слишком рано, перенесите хотя бы на полчаса. Американцы согласились.
