Ханс Беккер - На войне и в плену. Воспоминания немецкого солдата. 1937—1950
— Я бы не был в этом настолько уверен. Я спросил, куда она набирает людей, и она мне сказала. Речь идет о работе в шахте.
Шахты! Я больше не хотел иметь с ними ничего общего. Русские рудники представляли собой самые примитивные смертельные ловушки, и я предпочел бы и дальше как угодно долго строить домики для начальства или собирать картошку, но не возвращаться в эти обветшалые подземные туннели. Я обещал себе никогда больше не жаловаться на то, что моя жизнь стала скучной.
Через два дня шестерых самых крепких из нас вызвали прямо с работ. На проходной нам подтвердили, что нас отобрали для работ в шахтах. Партия отправлялась через полчаса.
Нас отправляли на угольные шахты в Алматинку. Это было совсем недалеко. Нас уже ждал грузовик. Мы построились рядом с выданными нам казенными матрацами и кусками фетра, из которого шилась обувь. Нам выдали хлебные пайки (что в Северном лагере обычно делалось по вечерам), а потом по одному стали пропускать через ограждение. Нас рассадили в кузове грузовика, и мы с шиком доехали до места назначения. Должно быть, будущие шахтеры считались достаточно важными птицами, чтобы развозить их автотранспортом.
Поселок Алматинка не мог бы считаться возвышенной, желанной целью, что ждала путника в конце путешествия. И действительно, когда мы прибыли туда с наступлением сумерек, то поняли, что поселок существует лишь в качестве географического названия. Грузовик как будто споткнулся после мелкой поломки, и водитель остановил машину у территории, внутри которой располагалось пять небольших домиков. После этого двигатель грузовика, работа которого вызывала у нас опасение весь путь, чихнул, изрыгнул сноп искр и затих. Далеко не сразу мы поняли, что, наконец, приехали.
Комендант лагеря, белорус, осужденный по 58-й (политической) статье, дружески поприветствовал нас. Нас разместили в одном из двух бараков, где уже находилось около семидесяти человек. За нашу охрану отвечали офицер, младший сержант и шестеро охранников; кроме того, в качестве добровольных охранников были задействованы несколько заключенных. Администрация лагеря, все члены которой сами были в прошлом осужденными, жили не в этих бараках, а в землянках, которые каждой весной и осенью заполнялись водой. И все же наше начальство предпочитало жить там, а не в бараке, куда им не разрешили бы поселить женщин. Позже, когда в лагере появилось достаточно стройматериалов, для них построили небольшие домики за внешним ограждением.
Сначала мне пришлось работать в только что сформированной строительной бригаде. Нам поручили строить жилые дома для гражданского начальства над шахтами и ангары для двух генераторов, обеспечивающих электричеством все механизмы. Через несколько дней должен был прибыть дизель-генератор американского производства, для которого нужно было срочно подготовить помещение. Было ясно, что поселок Алматинка в недалеком будущем должен был сильно разрастись. Говорили даже о том, что через некоторое время электричество станут подавать и в частные дома нашей администрации.
Среди обитателей лагеря было уже трое немцев. Приехав в лагерь, я с удовлетворением отметил, что все они выглядели здоровыми. Новые знакомые рассказали мне, что пища в лагере хорошая и кормили достаточно. Потом мне снова поведали о том, что я слышал уже много раз с тех пор, как попал в русский плен: руководство здесь очень ценило немецких пленных как хороших работников и рассматривало их здесь как что-то вроде элиты среди прочих заключенных. Я вступил в бригаду одного из соотечественников, в составе которой было пять штукатуров. Мы двое делали почти всю работу при некотором неквалифицированном содействии двух ленивых русских уголовников. Еще один русский был нашим бригадиром. Уже успел выпасть первый снег, но мы продолжали трудиться до наступления настоящих морозов, когда дальнейшие работы в домах стали невозможны.
Потом осуществилось то, чего я опасался с самого начала: меня направили работать под землей. Меня взял к себе в качестве помощника еще один мой соотечественник; он же обучал меня всем премудростям шахтерского труда: как работать с пластом угля и как проще всего обеспечить скорейшую доставку добытого угля на поверхность. Как оказалось, труд шахтера очень отличается от труда рудокопа, и весь мой предыдущий опыт был здесь почти бесполезным. Прошло два месяца, прежде чем я научился работать самостоятельно, но к тому времени я уже выполнял дневную норму.
Постепенно привычка выполнять хорошо даже самую трудную работу стала сказываться, и однажды я с удивлением, близким к шоку, признался себе, что мне почти нравится мое дело, во всяком случае, оно мне было больше по душе, чем любой другой труд, который мне пришлось выполнять в мою бытность военнопленным. Я регулярно перевыполнял норму, вырубая в день в полтора-два раза больше положенного. Это сразу же поставило меня в ряд лучших работников, и даже двое моих других соотечественников, работавших в шахте, не могли со мной сравниться. Питание продолжало оставаться хорошим, к тому же за наши старания нам хорошо платили. Сначала нам разрешили получать на руки по сто рублей в месяц, а оставшаяся сумма оставалась на наших счетах. Позже нам позволили получать уже по двести рублей, что, если принимать во внимание бесплатный стол и жилье, по местным меркам, было уже довольно существенной суммой.
Власть продолжала осыпать нас подарками. На Майские праздники к нам приезжала труппа русских актеров, которая давала для нас, шахтеров, специальный концерт. Все эти артисты сами были заключенными близлежащих лагерей, но я знал, что когда-то, до того, как с ними произошло несчастье, некоторых из них хорошо знали в Москве и Ленинграде. После концерта и поздравлений объявили о премировании лучших рабочих, и всем нам выдали специальный паек. Предполагалось, что грядущей осенью на День Красной армии (очевидно, годовщину Октябрьской революции. — Пер.) нас будут так же чествовать и поздравлять.
Летом нам предоставили привилегию, которую я ценил больше всего. Шахтеры получили специальное разрешение выходить гулять и купаться за территорию лагеря без сопровождения охраны. В России заключенному трудно оказаться в одиночестве, за исключением бедолаг, которые сидели в одиночных камерах. После того как я провел несколько лет среди толпы мне подобных, я не мог даже выразить словами свою радость, когда вдруг мне представилась возможность иногда побыть в одиночестве, когда никто за тобой не наблюдает и ты снова имеешь свою частную жизнь, пусть и ненадолго.
Моя выработка росла. Теперь, когда я работал на угольном забое и обо мне даже проявляли некоторую заботу, я начал добывать уголь в количестве до трехсот пятидесяти процентов нормы. Однажды, когда мне удалось достичь выработки в четыреста процентов, коллеги встретили меня неистовым шквалом аплодисментов. В мою честь в лагере был устроен праздник, меня отметили еще и тем, что мое имя появилось на доске почета, куда записывались имена лучших рабочих. Словом, меня коснулся луч советской славы.
