Николай Рыбкин - Записки космического контрразведчика
Однако молодому и способному, но повоевавшему парню не удалось избежать участи многих мужчин того времени. Привыкшие к фронтовым 100 граммам, они и на гражданке продолжили «запивать» все страхи и проблемы водкой. Наш отец не был горьким пьяницей. Он был, как все, но мама, в отличие от бабушки, не обладала стойким психологическим иммунитетом. Она не переносила запаха спиртного, исходящего от любимого мужчины, и всегда резко реагировала. Их жизнь превратилась в графическую кривую с резкой амплитудой колебаний. От страстной, запойной любви до чрезвычайно жестких расставаний.
Отец прожил всего 40 лет, попав в автокатастрофу. Мама, тяжело заболев, ушла в 1994 году. На их общей могиле мы с сестренкой Танюшей поставили памятник, на котором выбили на мраморе слова Расула Гамзатова: «Он к ней, она к нему — влюбленные стремились, лишь здесь, сойдя во тьму, они соединились».
Легко приводить примеры и судить о том, что если бы да кабы... У моих родителей получилось так, как получилось.
А вот свою старшую дочь Любу бабушке пришлось обучать совместному жительству. Люба была властной, дерзкой и излишне шумливой. Ее муж Демьян, наоборот, спокойный, рассудительный мужчина. Он поэтапно занимал различные начальственные должности в ряде строительных организаций городка. И в наши времена, и в ту пору рабочий день строителя достаточно часто завершался, скажем так, «однообразно».
И вот однажды был обычный тихий летний день. Бабушка неспешно готовила вкусно пахнущий борщ в летней кухне. Мы, внуки, вертелись рядом и слышали, что Демьян Федотович возвратился с работы, а тетушка Люба с пол-оборота затеяла разборку. Моя двоюродная сестра, дочь Любы и Демьяна, подбежала и тихо сообщила бабушке, что чуть выпивший папа вернулся домой с подарками, а мамка на него почему-то кричит. Бабушка ответила: «Разберутся», — и продолжала помешивать зажарку. Света быстро исчезла и минут через 10, запыхавшись, сообщила, что мама обижает отца всякими словами и пытается его ударить. Бабушка ответила: «Доиграется», и не сдвинулась с места. Из дома стали доноситься крики и звуки переворачиваемых стульев. Света вопросительно смотрела на бабушку, и та, вытирая руки о фартук, сказала: «Еще рано».
Затем она все же двинулась в сторону ссорящихся. Мы, естественно, следом. Посреди комнаты стоял исцарапанный Демьян, а Любка сидела под кроватью. Бабушка, положив руку на плечо зятю, спокойно вытерла ему лицо и со словами: «Дема, иди вечерять, я тебе там борща насыпала», отправила его в летнюю кухню. Как только он удалился, бабушка заглянула под кровать, где хныкала ее старшая дочь, произнесла: « Ну что, догавкалась?! Такого мужика лелеять надо, а ты как бешеная! Если он тебя бросит, то правильно сделает!»
Но Демьян Федотович был настоящий семьянин и не бросил. Он очень любил свою тещу, ну, а Любка, несмотря на воистину вредный характер, больше не позволяла такого обращения с мужем. Урок запомнился и ей, и нам, малым.
...Порой мне кажется, что в трудные минуты жизни бабушка Лена приходила ко мне из детства и указывала единственно правильный путь. Я не устаю рассказывать о ней различные эпизоды своим детям и знакомым и чту память о любви великой Елены и Дениса, которого я не видел живым, но он жил во мне как сказочный герой.
И ведь так получилось, что мой сын Денис, названный в честь деда, наконец-то нашел себе верную, любимую жену, и зовут ее Елена.
Денис и Елена — хотелось бы, чтобы они жили в любви и долго-долго.
Школьные годы чудесные
Юность моя прошла в прекрасном экологически чистом, как сейчас говорят, местечке на реке Северский Донец, протекающей среди меловых холмов и смешанного леса. Почти любым камешком, поднятым здесь с земли, можно было писать на школьной доске. Отец работал буровым мастером на меловом карьере, мама там же — на дробилке. Вокруг и зимой, и летом все было белым-бело. Поскольку приобрести светозащитные очки в те времена было более чем проблематично, все население поселка щурилось, как чукчи или китайцы.
Восьмилетняя школа, куда меня перевели в пятый класс, стала для меня проблемой, потому что обучение там велось на украинском языке, который я знал плоховато. На первом же уроке один из дерзких мальчуганов, пытаясь унизить новичка, высмеивал каждый мой ответ на украинском. Я не сдержался и, подойдя к нему, влепил пощечину. Этот парень оказался сыном завуча школы и после окончания уроков собрал ребят, чтобы поквитаться со мной. Было немного страшновато, но сдаваться не хотелось и я, набрав в портфель чернильниц-непроливаек, вышел на улицу. А там, едва почувствовав опасность, сразу метнул одну из чернильниц под ноги пацанам. Она легко разбилась, оставив большое чернильное пятно. Когда в моих руках появились еще две, то объяснять уже ничего не пришлось. Все поняли, что перспектива быть измазанным этим новичком-наглецом вполне реальная, и пошли на мировую: «Ну, ты че!» — «А вы че?» — «Да ни че!» — «Ну и я ни че!» На том и успокоились...
Затем со всеми этими парнями у меня сложились дружеские отношения, и мы вместе ходили на рыбалку, прыгали с «тарзанки» в воду, собирали патроны и другие «трофеи» на местах бывших тяжелых боев 1942-1943 годов.
Однажды ребята постарше, лет 15-17, нашли противотанковую мину и решили с ее помощью убрать большое дерево, мешавшее «тарзанке» во время прыжков в воду.
У большинства ребят родители работали на шахтах и карьерах, где было много взрывчатки — аммонита и взрывателей. Естественно, эти ВВ частенько оказывались в сараях для «рыбалки» или, как порой объясняли: «Да так, на всякий случай».
Так вот, эти старшие ребята добыли аммонит, подкопали под деревом яму, заложили туда мину и привязали к ней патрон аммонита со взрывателем. Все это вновь засыпали землей, а проводок соединили с велосипедом и динамкой для фонарика, даже не задумываясь о том, что проводок-то короткий. Мы, младшенькие, крутились здесь же, рядом. Нельзя же было пропустить столь важное событие! Потом всем было приказано спрятаться, и мы залегли недалеко. Затем один из «знатоков» крутанул колесо велосипеда, раздался сильный взрыв — и мы уже больше ничего не понимали...
Один из взрослых рыбаков потом рассказал нашим родителям, собравшим нас оглушенных и контуженных там же, на месте:
— Сижу я в челноке на другом берегу, ловлю голавля, вижу, пацаны чего-то там возятся и.... вдруг как... грохнет. Из земли вырвалось дерево и с корнями летит прямо в мою сторону. Накрыло меня ветками, и тишина. Подплыл к месту взрыва, а там эти «засранцы» валяются.
Слава богу, отделались так, что кроме контузий только одному старшему парню посекло крупным песком лицо. Все-таки ребята действовали умело, но бесшабашно. Это я стал понимать уже позже, когда изучал взрывное дело в горном техникуме... Почему именно горный техникум? Так выбор-то у меня был невелик, и все ребята у нас говорили о своем будущем жизненном пути так: «А куда, если вокруг все шахтеры и металлурги?»
