Василий Шевчук - Командир атакует первым
Все это учитывало советское командование в подготовительный период Берлинской операции. В начале апреля мы еще не знали, сколько времени нам отведено на подготовку, но хорошо ознакомились с задачами. Эти дни, хотя и проходили без активной боевой работы, были далеко не самыми легкими для меня, молодого командира прославленной авиационной части.
Полк, пройдя в сражениях Сталинград и Курскую дугу, был сплоченным, дружным боевым коллективом. Более десяти летчиков стали Героями Советского Союза, и почти все, даже недавно прибывшая молодежь, имели боевые награды. На таких асов, как Евгений Меншутин, Николай Дунаев, Гари Мерквиладзе, Виктор Усов, Николай Шутт, можно было положиться в любой самой сложной боевой обстановке. Набирала силу и молодежь. Анатолий Турунов, Алексей Комаров, Алексей Иванюк, Виктор Лебедев, Станислав Внуков, Владимир Кондратьев в боях уже показали себя с самой лучшей стороны. Сказывались, конечно, недостаток опыта и нетерпеливость молодости, но Желания драться с врагом, боевой активности - хоть отбавляй.
В полку подобрался и замечательный инженерно-технический состав. Инженер полка майор С. И. Бабин, инженер по вооружению капитан И. И. Хорольский, техники звеньев, механики самолетов, специалисты по радио, спецоборудованию делали все возможное, а порой и невозможное, чтобы самолеты всегда были в готовности к вылету.
Не могло быть претензий и к работе штаба. Хотя начальник штаба майор Устинов еще не прибыл в полк после ранения, полученного при артобстреле, с его обязанностями успешно справлялся помощник начальника штаба майор А. А. Зудилин.
С ним и майором Кузьмичевым мы тщательно планировали работу на каждый день. С летным составом изучался район предстоящих боев. Как всегда, обобщался опыт лучших летчиков. Появились первые сведения о новинке фашистской авиации - реактивных самолетах. Судя по разведданным, их было два типа. Один тип, "летающее крыло", - Ме-163, с малым запасом горючего. Второй - Ме-262, с турбореактивным двигателем. Он мог находиться в полете довольно продолжительное время. Хотя ни тех, ни других мы в воздухе еще не видели, тактику борьбы с реактивными истребителями в определенной степени выработали. Первое условие победы - осмотрительность и точность принятого решения: ни убегать от него, ни крутиться, используя маневр, не нужно.
При подходе на расстояние выстрела его пушек необходимо резко сманеврировать. У реактивного скорость почти в полтора раза больше, и маневр "яка" он не сумеет повторить. А в момент, когда он проскакивает мимо, сразу огонь из всех стволов.
Технический состав тоже работал, не жалея ни сил, ни времени. На третий или четвертый день затишья я доложил в штаб дивизии о том, что в полку все самолеты исправны. Наши три эскадрильи летали на машинах Яковлева, но разных модификаций: Як-1, Як-9 и Як-7Б. Однако инженеры и техники хорошо знали материальную часть.
Все шло, казалось бы, хорошо, по плану. Как-то мы с Иваном Федоровичем Кузьмичевым задержались допоздна в штабе, подробно обсуждали план партийно-политической работы. Иван Федорович основательно учел требования партии, Военного совета фронта об усилении воспитательной работы среди военнослужащих в связи с нашим пребыванием на территории Германии. Немало места он уделил и партийно-политическому обеспечению боевой работы. Во всех подразделениях готовились партийные и комсомольские открытые собрания. Каждый день проводились небольшие совещания с партийным активом по ближайшим задачам. Организованно проходили и политические занятия.
Я обратил внимание замполита на то, что и в плане, и в его работе мало уделяется места укреплению воинской дисциплины. Иван Федорович удивился:
- Грубых нарушений в полку нет. ЧП тоже.
А дело здесь было скорей всего не в этом. Сложная боевая работа, большая ответственность постоянно мобилизовали людей. Напряжение, в котором мы жили последние месяцы, обеспечивало внутреннюю собранность, высокую дисциплинированность человека без воздействия со стороны. Но сейчас ситуация изменилась. Война близилась к концу. Все мы чувствовали первое, но уже ощутимое дыхание мира. И то боевое напряжение, которое многократно увеличивает волевые и физические возможности личности, начинало спадать.
Раньше каждый из нас хотя и надеялся дожить до конца войны, но не исключал и возможности собственной гибели. Второе причем считалось более вероятным. Сейчас этот психологический настрой начал меняться с каждым днем все быстрее. Люди острее чувствовали жизнь, ощущали ее непреходящие радости. Сейчас летчики, глядя в небо, видели в нем не только облачность, в которой может прятаться враг, а просто белые апрельские барашки облаков, не только слепящие лучи солнца, со стороны которого любит нападать противник, а просто ласковое весеннее тепло.
И очень хорошо, что загрубевшие в сражениях, суровые люди возвращались, пусть еще только в помыслах, по возвращались к долгожданной мирной жизни. Однако война еще продолжалась. И предстояли бои. А в бою, в любом бою - в начале войны или в конце - борьба идет не на жизнь, а на смерть...
Я уверен: в бою никто не дрогнет и будет сражаться так, как нужно. Для войны до самого последнего ее выстрела сил хватит у каждого. Но если вечером здесь, на далекой от Родины чужой земле, такой же пьянящий весенний воздух, как дома, и так же в сиреневых сумерках белеют вишневые сады, и если не через две недели, то через два месяца войне конец - ты ощущаешь себя счастливейшим человеком. И если на фронте затишье и боевых вылетов завтра не ожидается, хотя ты с радостью пойдешь в воздух, сегодня ты чувствуешь себя свободным от всех забот.
И вот это, на мой взгляд, сейчас самое опасное. Человек расслабляется, утрачивает ту самую внутреннюю собранность, которая, как пружина в нужный момент, не только бросает его в кабину самолета, поднимает в воздух, но и удерживает на земле от многих вполне допустимых и даже естественных в мирное, но в военное время исключенных из жизни действий и поступков...
Все это я и пытался объяснить Ивану Федоровичу. Он понял мои опасения и согласился, что ему как политработнику, партийному бюро полка, парторганизациям подразделений, всем коммунистам нужно продумать и, главное, стабильно вести работу по поддержанию вот этой внутренней - мобилизующей готовности людей.
Мы подошли к приземистому зданию какого-то бывшего учреждения, где в маленьких комнатках разместились летчики.
- А ведь действительно весна, Василий Михайлович, - остановился Кузьмичев, - действительно хочется забыть о войне.
На аэродромах, даже на фронтовых, когда кончился летный день, нет налета вражеских самолетов, тишина бывает часто. Но вот такой, как эта, я давно не слышал. Прав писатель, который говорил, что настоящую тишину можно только услышать. Да, под Курском была точно такая же ночь - прозрачная, звездная. Если бы не островерхие крыши, характерные для немецких городков, и облитый лунным светом шпиль кирхи, можно подумать, что мы где-нибудь на Волге или на Днепре.
