Борис Мессерер - Промельк Беллы.Фрагменты книги
Английскую визу мы получили с легкостью, потому что у нас было приглашение из Кембриджа на Международный фестиваль поэзии. Дата нашего отъезда была уже близка: фестиваль начинался 14 апреля. И накануне дня рождения Беллы мы вылетели в Лондон.
* * *Приехав в Лондон, мы стремились увидеться с интересными людьми из русской эмиграции. Встретились с Игорем Голомштоком, который преподавал в Оксфорде и писал о советских художниках-авангардистах, с Александром Моисеевичем Пятигорским, философом, востоковедом, филологом, писателем. Встречался я и с обосновавшимся в Лондоне художником Олегом Прокофьевым, сыном Сергея Прокофьева. Я хорошо знал его в Москве и порадовался его союзу с Камиллой Грей — прекрасной молодой женщиной, прославившейся своей книгой о русском авангарде «Великий эксперимент», в которой были представлены многие не известные на Западе русские художники и показано их соотношение во времени с художниками, работавшими в Европе. Оказалось, что зачастую русский авангард шел впереди западного. Эта книга буквально перевернула сознание художественного мира, заставила многих по-новому взглянуть на наше искусство.
В Лондоне жил мой давний приятель Шура Шикварц, который в свое время приезжал в Москву, где мы и познакомились. О нем мне хочется сказать несколько слов. Родился Шура в Харбине, в семье эмигрантов из России. Там же был призван в китайскую армию, воевал против Чан Кайши, попал в гоминьдановский плен, где провел три года. После освобождения вместе со своим братом Вовой добрался до Европы. Потом их пути разошлись, брат оказался в Швейцарии и стал банкиром. Шура стал поэтом, писал наивные стихи по-английски.
Утром в моем гостиничном номере раздавался телефонный звонок, и Шура произносил английское приветствие, затем спрашивал, что я сейчас делаю и, не дожидаясь ответа, говорил: «А я делаю мой фест дринк». Шура владел в Лондоне шестью китайскими барами с экзотическими названиями — «Бумажный тигр», «Золотая утка» и тому подобными. В течение дня мы должны были их все обойти. А потом он приглашал нас в большой китайский ресторан, где бывало много посетителей, и объяснял, что выпивать следует в барах, а обедать именно в этом ресторане, потому что там всегда свежие морские продукты из Китая. Для меня было подлинным наслаждением слышать, как он заказывал блюда по-китайски. Вечером Шура водил нас на неофициальные приемы, устраиваемые оригинальными персонами артистического мира Лондона.
В Кембридж мы поехали с Шурой на его «ситроене». Иметь французскую машину было определенным вызовом по отношению к консервативно настроенным англичанам. Как бы в отместку за это мы не нашли по дороге ни одной станции обслуживания этой фирмы.
Кембридж произвел на нас большое впечатление изумительной готической архитектурой малых университетских зданий и, конечно, устройством жизни студентов, сочетающих совершенную свободу поведения с высоким уровнем получаемых знаний и осознанностью их приобретения.
Выступление Беллы на поэтическом фестивале прошло триумфально. Из-за того, что переводы доносили лишь малую толику смысла, Белла должна была перед чтением передавать в двух фразах содержание стихотворений.
Из Кембриджа, не заезжая в Лондон, мы проехали в Оксфорд. Здесь мы тоже побывали в университете и встретились с профессорами Slavic department.
Белла хотела повидать сестер Пастернака, Лидию и Жозефину, живших в Оксфорде в доме своего отца, знаменитого русского художника Леонида Осиповича Пастернака. Общение с ними было для нас очень интересным. Мы вспоминали историю получения Борисом Леонидовичем Нобелевской премии, говорили о Евгении Борисовиче и его жене Алене, с которыми в Москве находились в постоянной дружеской связи. Лидия и Жозефина были чрезвычайно растроганы встречей и радовались весточке из Москвы.
Состоялась еще одна замечательная встреча — с удивительным человеком, лордом Николасом Бетелом. Мы были знакомы еще в Москве. Он перевел роман Солженицына «Раковый корпус» и изумлял нас знанием русского блатного языка. Слова «шмон» и «фраер» то и дело слетали с его уст. Поражал его интерес к русским проблемам. В Лондоне вышла в свет его книга «Последняя тайна», рассказывающая о выдаче английскими властями Советскому Союзу, в соответствии с Ялтинскими соглашениями, советских военнопленных и казаков-эмигрантов с семьями. Читать книгу было мучительно, столь жестокую правду она раскрывала. Из-за публикации этой книги у лорда Бетела были большие неприятности в своей стране.
Жил Николас в самом центре Лондона, в особняке на Sussex Square 73. Он пригласил нас в гости и познакомил с двумя своими юными сыновьями. Общение Николаса с детьми было очень трогательным. Я вспоминал об этом позже, в Москве, когда мы снова встречались с Николасом и его сыновьями, уже ставшими взрослыми.
Николас повел нас на экскурсию по Вестминстерскому дворцу, которую хотел провести сам — показать залы, где заседают Палата лордов, членом которой он был, и Палата общин.
Оставшиеся в Лондоне дни мы занимались оформлением американских виз, имея на руках приглашение на работу в UCLA. Наконец, получив их, мы вылетели в США.
* * *
В Нью-Йорке на аэродроме нас встречали друзья — Гаррисон Солсбери, знаменитый американский журналист и писатель, много сделавший для нашего приезда в Штаты, славистка Светлана Харрис (Клюге), ставшая впоследствии нашим ближайшим другом, Альберт Тодд, американский профессор-славист, преподававший в Queens college.
Прямо с аэродрома мы приехали в дом друга Светланы Питера Спрэга, находившийся в самом центре города, в пятистах метрах от Центрального парка со стороны Ист-Ривер. Хозяина дома не было, он находился в деловой поездке в Детройте и лишь позвонил по телефону, чтобы приветствовать нас как своих гостей.
Питер Спрэг был весьма богатым человеком, прилагавшим свою энергию к разнообразным сферам деятельности. По рекомендации Светланы Харрис он любезно предоставил нам свой дом. Всеми делами в доме управляла молодая женщина по имени Юлия. Слово «housekeeper» было тогда нам незнакомо, но, начиная с той поры, стало незаменимым для обозначения этого, столь необходимого рода деятельности. Юлии было тогда двадцать восемь лет. Своим призванием она считала исполнение индийских танцев. Иногда она это проделывала и на столе — с грацией и соблюдением стилистики жанра.
Наш прилет в Нью-Йорк стал сенсацией. Это было время холодной войны, и практически из Советского Союза никто не приезжал, а тут такие известные фигуры, возникшие сначала в Париже, затем в Лондоне, а потом в Нью-Йорке. Раздался восторженный приветственный звонок из культурного отдела советского посольства в Вашингтоне. Эти наивные люди говорили с радостью: вот наконец додумались до таких контактов! Они говорили это в надежде, что Советский Союз взял курс на сближение со Штатами и мы — первые ласточки этого процесса. Но после публикаций в прессе о наших выступлениях в Штатах их как водой смыло, больше они не звонили.
