Федор Ошевнев - Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии
— Товарищ подполковник, старший лейтенант такой-то по вашему приказанию прибыл! — старший офицер едва поинтересовался итогом ответственной командировки и тут же обрушил на меня поток обвинений.
Из таковых прямо-таки напрашивался вывод, что в новой «самоволке», закономерно перешедшей по времени — более двух суток — в самовольное оставление части (минула неделя, а следов солдата так и не было обнаружено), виноват лишь я, только я, и вообще: кто дал право забирать с собой в командировку лучших бойцов, и всех из семыкинского отделения?
— Дак комбат же… — аргументировал я свои действия. — Прямым текстом приказал: лучших! Не абы что, сказал, а оружие повезем!
— Но это же ваш солдат сбежал, — зашел начпо с другой стороны. — Вы же должны были предвидеть и предупредить!
— Что я и сделал, — поспешил сообщить я. — И предвидел, и предупредил… накануне командировки.
— Кого именно и о чем? — набычился сбитый с толку начальник.
— Командира батальона, командира роты и ее замполита, — браво отрапортовал я. — Именно о том, что Семыкин с бежит немедленно после моего отъезда.
— И что?
— Мне было резко указано, что мое единственное преимущество — как можно лучше выполнить приказ вышестоящего командования! А за Семыкиным комбат пообещал лично проследить. Так и заявил: лично!
— Проверим! — недовольно рявкнул начпо. — И если выяснится, что врете… Ну, я вам тогда крайне не завидую!
…На сей раз ротный и замполит в голос подтвердили о легкомысленном заявлении комбата. Тот до поры до времени ничего на сей счет ответствовать не мог: несколько дней назад рьяно выехал к родителям сбежавшего, дважды отзвонился оттуда с нулевым результатом и… потерялся. Похоже, решил воспользоваться шансом и маленько погреть пузо у Черного моря.
Вернулся он еще через день. Не буду описывать очную ставку с ним в кабинете командира полка и в присутствии начпо, но орали они оба на отдохнувшего и загоревшего старшего офицера без стеснения, прямо в моем присутствии. Позднее же ротный проговорился, что, по проверенным сведениям (полученным из строевой части), нашему общему прямому начальнику, как и ранее старшине роты, вкатили неполное служебное соответствие — «за самоустранение от служебных обязанностей» — отдельным приказом.
— Опять ты дешево отделался, — подытожил ротный. — Всего строгач, как мне и замполиту. А ведь солдат-то твой…
— Товарищ майор, ну я ведь прямо предупреждал: сбежит он, гад! И к тому же сам выполнял боевую задачу за полтысячи километров от части! Так в чем тогда моя личная вина?
— Семыкин, спрашиваю, твой?! Или как? Так почему ты всех нас не убедил, раз такой умный?
Дальнейших аргументов у меня не нашлось.
Шло время… Поиски солдата продолжались, но — постепенно затухая. Оно понятно. И только к концу августа дезертира наконец-то обнаружили. В Новороссийске, на пляже, карманы в без присмотра оставленной одежке чистил: кушать-то и на море хочется. Отдыхающие вора сами задержали и милицию вызвали.
Как мы узнали много позднее, выскользнув с банного двора, самовольщик выяснил, где в городе расположена железнодорожная товарная станция (повезло — оказалась не столь уж и далеко), и направился туда. Удачно добрался до цели, по пути затарился двумя буханками хлеба, помидорами и колбасой, найденную банку из-под томатной пасты водой из колонки наполнил. И со всеми припасами спрятался в облюбованном товарном вагоне, зарывшись в солому. Двое суток дрожал от страха: вдруг обнаружат, а на третьи сформированный состав, куда прицепили и вагон-убежище, отбыл в южном направлении.
Дня через три в часть поступила новая информация: Семыкина направили для освидетельствования в дом для умалишенных.
— Тут без родителей явно не обошлось, — приняв на грудь стакан очищенной, рассуждал ротный. — Они, похоже, на все готовы, лишь бы любимого сыночка не посадили, ну и срочную чтоб дальше не служить. Лучше пусть их оглоеда официально дуриком объявят…
От нас потребовали представить в спецмедучреждение ряд документов на обследуемого. Подготовили. Служебную карточку, характеристику, результаты индбесед и т. д. Из всего следовало, что на солдате клейма ставить негде — это в принципе действительности соответствовало. Но, прежде чем из штаба отправить пакет бумаг спецпочтой, меня вызвали к комбату.
Серия номер два многопрофильной беседы с участием его, начпо, ротного и — прицепом — замполита новшествами не блистала.
— Мы же обязаны всемерно заботиться о чести и престиже родной воинской части, — непривычно ласково вещал начальник политического отдела. — Вот потому-то командир и приказал отработать вопрос: что, если направить в Новороссийск офицера с отношением и забрать дезертира на поруки? Глядишь, общими усилиями и с учетом прошлых ошибок перевоспитаем. Тогда, само собой, не столь жирное пятно на коллективе…
— А ехать именно тебе, — мрачно буркнул комбат, свято убежденный, что я его с потрохами политотдельцу заложил, Чтобы с больной головы на здоровую ответственность перекинуть (ничего, тебе, старлей, это еще аукнется!). — Чмокнул и весомо добавил: — Это же твой и только твой выкормыш!
— Все ясно… почти. Можно только один вопрос?
— Ну?
— Так понимаю, поездка предполагается снова за мой личный счет?
— Опять ремешком прикидываешься? — на все тридцать два зуба рявкнул комбат и даже чмокнуть забыл.
— Нет, вы скажите: а он как хотел? — возмущенно взвопил начпо в сторону ротного и замполита. Те скромно промолчали, на пару отведя глаза.
— Я один раз уже так скатал! — поняв задумку кучи начальников, отчаянно ринулся я в словесную атаку. — И средств мне никто не вернул! А тут предлагается в поезде идиота — и в одиночку — везти! Так как с ним прикажете отдыхать, путь-то неблизкий… Или в туалет водить? Смирительной рубашки-то не имеется…
— Наручники изыщем! — зло рявкнул комбат. — И самого здоровенного сержанта в помощь! А срать — ночную вазу укупишь, пусть в отдельном купе тужится! Потом в сортир снесешь, чай не барин!
— Понял, понял, — побежденно вскинул я руки вверх. — Значит, до Новороссийска два плацкартных билета, назад — четыре купейных. Множим, плюсуем и делим сумму поровну на присутствующих.
— Это почему же купейных четыре билета? — впервые подал голос ротный.
— А тужиться он в присутствии посторонних будет? Женщины там, с ребенком… Или вдруг полковник какой именитый в купе до комплекта окажется. Академик, знатный комбайнер, спортсмен. Да как вызовет бригадира, да накропает жалобу — чего там мелочиться! — прямиком министру обороны! Если же довезу «ценный груз» до части без происшествий, кто из вас гарантирует, что он до конца периода обучения больше ничего не выкинет? Всяку ночь над ним наблюдателем стоять? Каждый день следом, не отрываясь, поспешать? Кругломесячно? Ну, если б он у меня один был, а то ведь и остальным тридцати гаврикам внимание уделить треба! Они ж ведь все мои! А как, если умалишенный кого среди ночи придушит? Ему — ничего, а кто виноватым будет? Не один же я, тут мно-огих пристегнут!
