Федор Ошевнев - Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии
Обзор книги Федор Ошевнев - Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии
Федор Ошевнев
Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии
Автор выражает сердечную благодарность Безотосному Игорю Александровичу, Константинову Игорю Викторовичу, Павленко Олегу Петровичу, Хрумало Валентину Викторовичу, Цветову Александру Алексеевичу, Коцоренко Александру Петровичу, Афанасьеву Аркадию Савельевичу, благодаря чьей бескорыстной поддержке смогла увидеть свет эта книга.
ОТ АВТОРА
Писать предисловие к собственной, и далеко не первой, книге — занятие, скажем так, довольно неблагодарное.
Самого себя заранее хвалить не принято. Тем паче — ругать… Тексты и без помощи автора все покажут и скажут. Вопрос: с чего тогда начать?
Возможно, все-таки с названия сборника. «Чертова дюжина ножей + 2 в спину российской армии» — полагаю, напоминает о «ножах в спину революции» Аркадия Аверченко. Мало того, в 2008-м ваш покорный слуга уже издал сборник «Чертова дюжина ножей в спину российской милиции», включавший тринадцать рассказов милицейской тематики. (Нынешний, армейской направленности, их насчитывает, соответственно, пятнадцать.) Так не грешит ли автор своего рода «двойным» плагиатом, повторяя не только одного из классиков юмора, но и себя самого?
Наверное, грешит. Тем же «смехом сквозь слезы». Хотя у меня он явно не похож на аверченковский, присутствуя только между строк.
А вот милицейский и армейский сборники во многом, безусловно, схожи: в обоих четко прослеживаются конфликтные мотивы меж начальством и подчиненными в силовых структурах. Причем то Ошевневу неправ в своих поступках бывает исключительно начальник. Корни же данных столкновений стары, глубоки и со временем отнюдь не отмирают, а, скорее, даже все больше обнажаются.
Пожалуй, лучше и точнее других определил суть вооруженных сил государства как одного из его социальных институтов Лев Давидович Троцкий — блестящий организатор и незаурядный публицист, фактический творец Октябрьского переворота, один из создателей и первый руководитель Красной Армии. Его перу принадлежат слова: «Армия вообще представляет собой осколок общества, которому служит, с тем отличием, что она придает социальным отношениям концентрированный характер, доводя их положительные и отрицательные черты до предельного выражения».
Не в бровь, а в глаз, блистательно сказано! И разве не о том же самом наедине с самим собой размышляет в камере на гауптвахте герой рассказа «Самоход» — солдат, совершивший под влиянием момента самовольную отлучку, «…в армии командир может тебе приказать исполнить все, на что его фантазия сработает, — хоть в голую задницу себя чмокнуть, а ты… Пожалуйста, жалуйся. Но только после строгого и точного исполнения приказа». И далее неожиданно для себя нехотя признает: «Главное же — в военной системе по-иному нельзя: ведь если каждый солдат вдруг да вместо исполнения конкретно порученного в приказном порядке дела начнет его теоретически „обсасывать“, развалится просто наша армия».
А она и без того ныне близка к развалу. Из-за множества приобретенных еще в советские времена именно отрицательных черт, в третьем тысячелетии доведенных уже «до предельного выражения». Прежде всего она избавляется от самых лучших, под разными предлогами безжалостно выбрасывая их из своих рядов («Заавторство», «Самосуд», «За слабую половину»), либо — в крайнем случае — «жалеет», ссылая в тмутаракань («Адюльтер», «Глоток лимонада „Дюшес“»).
На руководящие посты здесь зачастую выдвигаются люди недалекие, невежественные, грубияны. Для них подчиненный — человек третьего сорта, не ставящийся ни в грош. Под видом «дальнейшего укрепления воинской дисциплины», улучшения службы его не грех обматерить, а то и вовсе поднять на него руку («Почему процесс не пошел?», «Приступ вежливости», «За нечаянно бьют отчаянно»).
Погонная система строго взыскивает за великодушие («Встречай, приезжаем элистинским», «„Трехлитровая“ жена»), зато поощряет послушность, элементарную трусость («Встречный удар»).
Особняком от остальных стоят рассказы, где главные герои — рядовые солдаты, абсолютно не понятые начальством, «не живущим жизнью подразделения»: уже упоминавшийся «Самоход», «Первоисточник». К ним примыкает «Штопор», где действие лермонтовского «Фаталиста» перенесено на территорию российского летного училища времен начала перестройки, в курсантскую среду.
И наконец, много лет пролежавший «в чернильнице», терпеливо ожидавший своего рождения рассказ «Торжество справедливости». Его заголовок закавычен, а сюжет в значительной степени автобиографичен (в меньшей мере на реалиях, заимствованных из собственной жизни, построены «Самосуд», «Заавторство» и «За слабую половину»).
Казалось бы, молодой офицер, главный герой «Торжества справедливости», от имени которого и ведется повествование, в итоге добивается своей цели: несправедливо наложенное на него взыскание изымается из личного дела. Но каким способом! «Минус на минус дает искаженный, незаконный плюс».
Редактор одного толстого журнала усмотрел в этой вещи черты притчи и одновременно в ее герое — «героя нашего времени». Как автор, ничего по этому поводу сказать не смею: вам, читатель, виднее.
Закончить же хочу утверждением: общий итог всей «чертовой дюжины ножей + 2» — то же закавыченное «торжество справедливости». Поскольку в действительности ее в армии отыскать явно труднее, чем черную кошку в темной комнате.
Федор ОшевневСАМОСУД
После очередной — на этот раз двухмесячной — командировки в «горячую точку» командир мотострелковой роты Игорь Кедров без единой царапины возвращался к семье, домой. Здесь не просыпались ночами от треска автоматных очередей на улицах; не опасались, что из неприметного авто, проезжающего мимо КПП воинской части, вдруг вылетит граната; не ждали пули или ножа в спину во время патрулирования по чужому городу, население которого на дух не переносило миротворцев в погонах. Здесь был мир — привычный, пусть со своими проблемами, не всегда справедливый, но — мир…
Людмила встретила Игоря так, как и должна была встретить офицера, вернувшегося из длительной командировки на войну, любящая жена: кинулась на шею, расцеловала под восклицания: «Ну, наконец-то! Слава Богу!» и срочно погнала нареченного под душ, а затем переодеваться, сама же захлопотала на кухне.
