Генри Харт - Венецианец Марко Поло
Воины, бросьте моего сына за борт в глубокое море. Разве можно найти ему место упокоения лучше, чем здесь, где, отважно сражаясь за отчизну, мы скоро отомстим за его смерть победой? Теперь беритесь за дело Пусть каждый исполнит свой долг и отомстит за его безвременную смерть своими подвигами, а не рыданиями.
С решимостью на лице, не пролив слезы, он снова занял свой пост и стал руководить битвой еще энергичнее, чем прежде. Как только его корабль гребцы подвели ближе к кораблю венецианского адмирала Дандоло, он подал сигнал тем своим галерам, которые стояли в укрытии. Со снятыми для боя мачтами, с выстроившимися вдоль бортов воинами, которые уже приложили стрелы к тетиве, оглашаемые криками и пением, генуэзские резервные суда, сверкая на солнце веслами, ринулись на венецианцев. Тех охватила паника, ибо они не знали, сколько же новых кораблей напало на них; часть венецианских галер бросилась в бегство. Генуэзцы преследовали их по пятам, не упуская ни малейшей возможности поразить врага. Битва не утихала весь день, и когда небо на западе запылало багрово-золотым закатным пламенем, выбившиеся из сил, потрепанные, рассеянные в беспорядке по морю венецианские галеры искали только спасения. Дух венецианцев был решительно сломлен. Гордые корабли (они были гораздо многочисленнее и сильнее генуэзских), недавно плывшие сюда с уверенностью в быстрой победе, бежали, и Венеция потерпела свое первое тяжелое поражение на море.
Упоенные победой над превосходящими силами, генуэзцы решили добить врага, был дан приказ преследовать бежавшие галеры. Немало этих искалеченных в бою судов дало течь и находилось в ужасном состоянии. Шестьдесят шесть галер генуэзцы сожгли, а восемнадцать угнали в Геную: в гавань их вводили кормой вперед, опозоренные боевые стяги волочились по воде. Среди этих судов был и флагманский корабль Дандоло: самого его взяли в плен, хотя он и отчаянно отбивался. В Геную было привезено семь тысяч четыреста пленных: сюда входили и те люди, которых бросили в камеру, где сидели мессер Марко и Рустичелло.
Все это рассказали израненные, истомленные люди, которых втолкнула стража. А когда все было рассказано и пересказано, когда сердца немного успокоились и на плечи и новичков и старых заключенных легло отупляющее однообразие тюремной жизни, мессер Марко и Рустичелло отточили свои перья, взболтали в роговых чернильницах чернила, разгладили пергамент, сверили записи и опять принялись за работу, которая была прервана в тот печальный октябрьский день.
Трудились они усиленно: в тюрьме хозяйничала смерть. Люди мерли как мухи, мерли от голода, болезней и грязи, и никто не знал, когда настанет его черед. И никто также не знал, какие беды ждут его впереди, если война между Генуей и Венецией не утихнет, а будет разгораться все сильнее и сильнее.
Наконец работа была закончена, книга написана — это произошло в 1298 году.
День освобождения мессера Марко и его земляков венецианцев приближался. Катастрофа под Курцолой не устрашила Венецию, и в 1299 году она вновь собрала флот в сотню галер, а чтобы укомплектовать их воинами, наняла множество лучников из Каталонии. В это время капитан-генерал Милана Маттео Висконти, стремясь на почетных условиях примирить две враждующие республики, предложил свои услуги в качестве посредника. Хотя венецианцы считали поражение под Курцолой случайным и были убеждены, что в конечном итоге они легко добьются победы, международная обстановка складывалась для них не очень благоприятно и они решили воспользоваться предложением Висконти. Представлять свои интересы Венеция попросила Падую и Верону, а Генуя — Асти и Тортону. Стороны встретились и 25 мая 1299 года в Милане заключили «вечный мир». На удивление, договор был составлен в духе равноправия обеих республик. Генуэзцы не потребовали ни контрибуции, ни возмещения убытков, и многие статьи договора свидетельствуют, что Венеция отнюдь не рассматривалась как сторона, проигравшая войну.
1 июля 1299 года на торжественном утверждении договора в Венеции присутствовал генуэзский представитель, а 28 августа были освобождены венецианские пленники, сидевшие в тюрьмах Генуи. Почти в это же время, 31 июля, было заключено двадцатипятилетнее перемирие между Генуей и Пизой. Хочется думать, что помощник Марко Рустичелло, после почти шестнадцатилетнего плена в Генуе, тоже был выпущен на свободу.
Глава восьмая
Снова Венеция
Мы не знаем, каким путем возвратился мессер Марко из Генуи в Венецию. Может быть, он ехал сухопутьем, может быть, плыл морем. Но с тех пор как он вышел из Венеции в свое последнее злосчастное плавание, в домашних его делах произошло немало перемен. Мессеру Никколо, отцу, и мессеру Маффео, дяде, плен Марко доставил много забот и горя. Рамузио сообщает, что они не раз пытались вызволить Марко, но безуспешно, постоянные слухи о том, что генуэзцы держат венецианцев в тюрьмах «десятки лет», тоже не вселяли в них бодрости.
Братья Поло, по словам Рамузио, собирались женить Марко сразу же, как он вернется в Венецию: Маффео был бездетным, а братьям хотелось передать свои богатства прямому наследнику. Едва ли это свидетельство верно, так как у Марко было несколько двоюродных братьев; кроме того, был жив и Маффео — тот единокровный брат Марко, который встретил его по возвращении из Китая.
Ветви родового древа Поло распутать чрезвычайно трудно — дошедшие до нас факты не укладываются ни в одну схему, какую только можно придумать. Все без исключения данные, какими мы располагаем, говорят, что Марко был единственным ребенком господина Никколо от первого брака. Брат Марко, Маффео, был явно моложе его — в завещании Марко старшего, дяди, датированном 27 августа 1280 года, он назван на втором месте. Мы можем предположить что за те шесть лет, которые Никколо прожил в Константинополе, он по меньшей мере раз приезжал домой и что его сын Маффео был зачат до отъезда братьев Поло из Константинополя на Восток. Если это так, то очень трудно понять, почему Марко, рассказывая в своей книге о возвращении отца и дяди в Венецию в 1269 году, ни словом не обмолвился о брате. Помимо того, в одной рукописи говорится, что, приехав в Венецию, Никколо вторично женился и прижил с новой женой ребенка. Удовлетворительного объяснения этой загадки до сих пор никто не предложил, новых документов, которые бы пролили здесь свет, не обнаружено. А что если некий писец записал историю рождения Марко дважды и с тех пор по неведению все повторяют его ошибку?
Такие обстоятельства не дают нам права брать на веру наивное объяснение Рамузио, как и почему мессер Никколо будто бы вновь женился, пока Марко сидел в генуэзской тюрьме: «И видя, что они не могут вызволить его [Марко] ни на каких условиях… и посоветовавшись друг с другом, они решили, что мессер Никколо, который был хотя и очень стар, но, тем не менее, крепкого сложения, должен взять себе жену сам». Перед нами картина: старики Поло — стужа долгих лет уже выбелила им бороды — совещаются друг с другом точно так же, как они совещались где-нибудь на дальних дорогах во время своих прежних странствий. Подобной дружбы двух братьев, теснейшей дружбы на всю жизнь, вероятно, не знает история: не было, кажется, случая, чтобы Поло предприняли какой-нибудь шаг, пока они не сядут с важным видом вместе и не посоветуются. Такими мы видели их в Константинополе, когда они обдумывали свой отъезд на Восток, так их представил нам добрый Рамузио и сейчас, на склоне их лет: для нас, уже знакомых с братьями Поло, это вполне привычно. Рамузио безоговорочно верит в «крепкое сложение» старика Никколо, ибо он говорит дальше: «Итак, он женился, и по истечении четырех лет у него было трое сыновей: один Стефано, другой Маффео и третий Джованнино».
