Татьяна Бирюкова - Москвичи и москвички. Истории старого города
Вместе с появлением на деревьях первой листвы, в преддверии лета, горожане выезжали из Москвы на пригородные дачи: собственные или съемные. Особую славу по части образования новых молодых семей имело Богородское.
В этом селе было немало развлечений и два летних театра. В них и в «Семейном саду» пять дней в неделю танцевали. Либо под рояль, либо под хороший оркестр. Местным дачникам больше нравилось под рояль. А на оркестровые вечера чаще собиралась публика, приезжавшая из города (о чем несколько слов скажу ниже). Конечно, танцы располагали барышень и кавалеров на флирт. А те девушки, которых юноши не отмечали вниманием, шли сплетничать на всем известный пустырь, к трем находившимся там пням. Здесь они скучали, лузгали семечки и горевали до лучших своих времен.
Между тем с наступлением сумерек в ближайшей лосиноостровской роще, на темных улицах и, впрочем, повсюду можно было обнаружить бессчетное количество ворковавших парочек. Местные мамочки этому очень радовались и поощряли встречи своих детей, говоря, что нигде теплые дни не приносят таких частых жертв на алтарь Гименея, как лето, проведенное в Богородском. А вот когда подобным родителям укоризненно говорили о неприличии чересчур откровенной близости в молодежной среде и качали головами, то бесхитростные маменьки улыбались и начинали с помощью загибов на пальцах считать счастливые осенние браки, явившиеся в результате отдыха в этом селе на северо-востоке от Москвы…
И, наверное, не беспричинно многие москвичи искренне скорбели в июньские дни 1912 года, когда из газет узнали о кончине Федора Федоровича Крейнбринга.
«Почему так?» — для нас, по прошествии сотни лет от события, вопрос правомерен, а в начале XX века его можно было бы не задавать. Ведь этот старичок весьма преклонных лет, прожив их около девяти десятков, был популярным военным капельмейстером. Его знала практически вся Москва. Особенно почитали состарившиеся коренные горожане, с юности ходившие слушать оркестр Александровского военного училища Крейнбринга — лучший из московских военных оркестров. Этим оркестром Крейнбринг дирижировал около 40 лет.
Когда для прогуливавшихся на московских бульварах и скверах была введена традиция исполнения военной и классической музыки, то по пятницам большой поток горожан устремлялся на Тверской бульвар, где можно было послушать оркестр Крейнбринга. Тогда на бульваре против музыкальной эстрады пройти было вообще невозможно. И здесь среди оркестра выделялась всем знакомая коренастая фигура.
Трудно рассказать, что творилось с публикой, когда после серьезной музыки оркестр начинал играть какую-нибудь «Тёщу» или «Кузнецов», где оркестровая мелодия чередовалась с пением. Это надо было видеть: бульвар гремел от криков «бис!» и «браво!».
Еще со времен собственной молодости Крейнбринг выступал на знаменитых «летних богородских балах». Там под звуки его оркестра кружились парочки, а к ночному небу над темной рощей взвивался волшебный фейерверк. Если на этих балах танцевал гимназист, то, спустя какое-то время, он, уже студентом, вновь приезжал сюда, встречался с девушками. Чуть позднее вместе с одной из них, молоденькой и хорошенькой женой, весело и мило танцевал давно отработанные «па». Неизменно на эстраде стоял и дирижировал, помахивая своей палочкой, знакомый «дедушка Крейнбринг».
Вместе с тем, десять лет подряд этот капельмейстер дирижировал на балах и вечерах в московском Немецком клубе. Выходило так, что тысячи москвичей танцевали здесь и в Богородском под звуки оркестра все того же Крейнбринга. Нет, наверное, не тысячи, а десятки тысяч! Мало того, он дирижировал и соединенными военными хорами на «инвалидных» концертах в Большом театре…
Шли годы. Молодежь взрослела, приходило время «седины у висков». В семьях давно родились дети, они подрастали. А Федор Федорович, по-прежнему строгий и энергичный в своем аккуратном костюмчике, появлялся для всех них на бульварах или среди блеска и шума — на роскошном загородном балу. Правда, его осанка изменилась, военная «выправка» стала сдавать. К старости лицо у Крейнбринга приобрело какой-то темно-красный, или кирпичный, цвет, седые усы и постоянную строгость в сдвинутых бровях.
Никто и никогда не мог толком сказать, сколько дирижеру точно лет. Лишь иногда в разговоре приходилось слышать что-то подобное тому: «Федор Федорович был такой же, когда я гимназию заканчивал и когда за Оленькой, теперешней моей женой, в Богородском ухаживал и был неизменным ее кавалером».
Даже когда этот дирижер справлял свой полувековой юбилей, никто на дату толком не обратил внимания: его и без торжеств не забывали. Среди военных капельмейстеров Москвы Крейнбринг был самым маститым и востребованным. Казалось, что он вовсе не отдыхал.
Похоронили маэстро 22 июня 1912 года на Введенском кладбище.
Сейчас разыскать фотографию Крейнбринга, хотя бы в семейных архивах, вряд ли удастся. Как трудно сфотографировать любовь, сердечные порывы — так же нереально было заранее спланировать создание кадра с изображением незабвенного капельмейстера. Все слушатели и танцоры предполагали, что радость и счастье в сопровождении его оркестра никогда не кончатся и жизнь мастера не оборвется…
Хоровое пение
В годы моего детства одним из «легких» школьных предметов считался урок пения. Кто и когда его придумал для нашего отдыха от занятий по математике, физике и прочим серьезным дисциплинам?
Пению во всех странах дети обучались с очень давних времен. Их учили священники или пасторы, родители и учителя-гувернеры.
Замечено, что ребятишки с самых малых своих лет склонны к индивидуальному и хоровому пению. Но как обязательный урок, с изучением нотной грамоты, оно попало в школьное расписание в нашей стране официально относительно недавно.
В одном из подотделов думской Училищной комиссии 8 октября 1911 года обсуждался вопрос о преподавании пения в городских училищах (иначе — школах).
Среди множества деталей, составлявших предмет обсуждения, наибольший интерес представляли вопросы: об инструменте для сопровождения таких уроков, об учебнике и об обязательности для всех детей обучения пению.
Наилучшим инструментом было признано пианино. Учебник решили издать за счет города. А освобождать от пения сочли возможным только тех детей, у которых абсолютно отсутствовал музыкальный слух. Для выработки программы пения избрали особую комиссию, в которую в качестве председателя был приглашен М. М. Ипполитов-Иванов. Музыкальное обучение школьников было поставлено на постоянную основу.
