Михаил Гершензон - Избранное. Мудрость Пушкина
Наконец, иногда душевное состояние представляется Пушкину в виде воздушного существа, выделившегося из человека и реющего над ним:
Мечта знакомая вокруг меня летает
Я ехал к вам: живые сны
За мной вились толпой игривой
И сны зловещие летают
Над их преступной головой
И снова милые виденья
В часы ночного вдохновенья,
Волнуясь, легкою толпой
Несутся над моей главой
Там доле яркие виденья…
Вились, летали надо мной
и там же дальше:
Какой-то демон обладал
Моими играми, досугом:
За мной повсюду он летал
как в стихотворении к княгине З. А. Волконской:
И над задумчивым челом…
И вьется, и пылает гений.
Мы увидим дальше, что в «Илиаде» ярость Ахиллеса изображена совершенно так же – выделившейся наружу из него: вокруг его головы во время сражения пылает страшное пламя. Законы мифотворчества неизменны во все времена, им равно следуют и древнеэллинский рапсод, и русский поэт XIX столетия.
XIII
Столь же привычно Пушкину представление о душе как о жидкости, со всеми свойствами жидких тел. Душа в газообразном состоянии есть ее быстрое и равномерное движение в пространстве; душа как жидкость, во-первых, прикреплена к месту, заключена в некоторое вместилище, и во-вторых, подвержена температурным изменениям: согреваясь – волнуется или кипит, остывая – утихает. Здесь Пушкин чаще, чем где-нибудь, употребляет метонимии: грудь, сердце и кровь, либо как обозначения вместилищ, либо как синонимы душевной жидкости.
Для Пушкина нисколько не странно уподобление Байрона в его душевной жизни морю:
Твой образ был на нем означен,
Он духом создан был твоим:
Как ты, могущ, глубок и мрачен,
Как ты, ничем неукротим
Точно так же, – как жидкость, заключенную в водоем, – он изображает и собственную жизнь в известном наброске 1823 г.:
Кто, волны, вас остановил,
Кто оковал ваш бег могучий,
Кто в пруд безмолвный и дремучий
Поток мятежный обратил?
Как уже сказано, Пушкин изображает душевную жидкость в двух состояниях: более сильного движения на месте – кипения, и менее сильного – волнения.
Я закипел, затрепетал
любовник под окном
Трепещет и кипит
Младые граждане кипят и негодуют
Он весь кипит, как самовар
Вдруг витязь мой,
Вскипев…
Кипящий Ленский
Нетерпеливый конь кипит
Конь героя,
Врага почуя, закипел
Кипят оседланные кони
Я молод был.
Моя душа
В то время радостно кипела
И, закипев душой, терялся в нем
Душа кипит и замирает
мечтанья
Души кипящей и больной
Любви безумные страданья
Не перестали волновать
Младой души, печали жадной
Тоскующей души холодное волненье
Умы кипят – их нужно остудить
С его озлобленным умом,
Кипящим в действии пустом
Младых повес счастливая семья,
Где ум кипит
О, нет, хоть юность в нем кипит
Не юноше, кипящему безумно
Нет, никогда средь пылких дней
Кипящей младости моей
Страстей неопытная сила
Кипела в сердце молодом
Страстей кипящих буйный пир
Но чувства в нем кипят, и вновь
Мазепа ведает любовь
И страсти в нем кипят с такою силой
С каким волнением кипели
В его измученной груди!
И горькие кипели в сердце чувства
Опять кипит воображенье
Мечты кипят
Тобой кипят любви желанья
Желания кипят, я снова счастлив, молод
Но в нас кипят еще желанья
В его груди кипит желанье
Пой сердца юного кипящее желанье
Нет, не вотще в их пламенной груди
Кипит восторг
Кипя враждой нетерпеливой
Рогдай весельем закипел
А в сердце грех кипел
Надеждой новою
Германия кипела
В нем пунша и вина кипит всегдашний жар
В нем кровь и мысли волновал
Жар ядовитого недуга
С младенчества дух песен в нас горел
И дивное волненье мы познали
Пылать – и разумом всечасно
Смирять волнение в крови
Младую грудь волнует новый жар
В те дни, когда от огненного взора
Мы чувствуем волнение в крови
Очнулась, пламенным волненьем
И смутным ужасом полна
пламенным волненьем
И бурями души моей
Ум сомненьем взволновал
Невольно предавался ум
Неизъяснимому волненью
В волненьи бурных дум своих
В волненьи своенравных дум
В душе утихло мрачных дум
Однообразное волненье
И мыслей творческих напрасное волненье
И сладостно мне было жарких дум
Уединенное волненье
в черновой было: «И полноту кипучих, жарких дум».
Нет, душу пылкую твою
Волнуют, ослепляют страсти
Как юный жар твою волнует кровь
Когда нам кровь волнует женский лик
Когда возвышенные чувства,
Свобода, слава и любовь
И вдохновенные искусства
Так сильно волновали кровь
Негодованье, сожаленье,
Ко благу чистая любовь
И славы сладкое мученье
В нем рано волновали кровь
Представление о душевной жизни, как жидкости, облеклось у Пушкина и в другой образ: жизнь, питающая душу впечатлениями, сама есть вместилище жидкости, откуда душа пьет любовь, ревность и прочее. Этот образ он не раз рисовал целиком; таковы «три ключа», которые поят человека горячей струей юности, волною вдохновенья и холодной влагой забвенья. Обыкновенно он изображает жизнь в виде чаши:
Давно ли тайными судьбами
Нам жизни чаша подана?
Еще для нас она полна;
К ее краям прильнув устами,
Мы пьем восторги и любовь
Пусть остылой жизни чашу
Тянет медленно другой
В составе этого образа всякое чувство, переживаемое человеком, представляется напитком, сладким или горьким, целебным или ядовитым. Так, в стихотворении «А. Шенье» свобода изображена в виде чаши, откуда льется в души целебная влага:
