Эудженио Корти - Немногие возвратившиеся
Я попытался забраться на другие сани, которые счел итальянскими, но там оказались немцы, которые моментально меня согнали. Пришлось идти дальше.
* * *
Дорога продолжала подниматься вверх, она была ровной, широкой и белой. Я на секунду забыл о лютом морозе и свирепом ветре и посмотрел вокруг. Справа от нас простиралась заснеженная степь, где-то у линии горизонта заканчивающаяся лесом. Слева тянулась такая же белая пустыня, которую перерезала лишь темная змейка колонны. Огромность окружающих нас пространств ошеломляла и подавляла.
В конце концов подъем закончился. Я снова вышел на равнину.
* * *
Мы прошли мимо нескольких огневых точек с установленными там немецкими орудиями. Я хорошо помню, что перед ними лежало множество трупов русских солдат. Один из них, судя по всему азиат, остался поперек дороги. Я обратил внимание на его толстый, добротный шлем, хорошо защищавший лицо. И решил его снять. Это оказалось нелегко, потому что уши мертвеца застыли, превратившись в куски льда. Но я справился с этим делом и только тогда обнаружил, что шлем покрыт кровяной коркой. На широком лице мертвого солдата тоже застыла кровавая маска.
Я натянул шлем поверх моего. Вскоре он согрелся и начал издавать странный запах. "Запах сибиряка", - подумал я. Зато теперь у меня не было необходимости укрывать голову одеялом.
Разные события происходили на том склоне. О некоторых даже не хочется вспоминать. Стыдно.
Один итальянский офицер предложил немцам тысячу марок (7600 лир) за то, что ему позволят десять минут посидеть на санях. Немцы согласились, но через три минуты, прикарманив деньги, выкинули его в снег. Итальянец был уже одной ногой в могиле и не мог себя защитить.
Другой за аналогичную "услугу" отдал свои золотые часы. Люди, умирающие от усталости, предлагали немцам свои пистолеты, которые пользовались среди них большой популярностью.
* * *
Немецкий сержант, шагающий вдоль дороги с группой своих товарищей, весьма приветливо сказал мне по-французски, что мы уже находимся на своей территории. Кажется, в тот момент я еще не осознал всей важности этой информации. Но мало-помалу до меня все-таки дошло: мы вышли из "котла"! Немец также сообщил, что в 20 километрах впереди находится город Беловодск, недалеко от которого нас ждут итальянские и немецкие грузовики, которые отвезут нас в город. У меня мелькнула горькая мысль, что немецкие грузовики там, конечно, будут, а вот итальянских мы вряд ли дождемся.
И я оказался прав.
* * *
Мы выбрались на отличную дорогу с установленными на обочине указателями. Со всех сторон виднелись знакомые земляные насыпи, откуда торчали весело дымящие трубы. Я снова вспомнил наши обжитые землянки на Дону. Ошибки не было. Мы действительно вышли из "котла". И я больше не должен вечно бежать, спасаясь, как загнанный зверь, чувствуя, что смерть дышит мне в затылок. Я снова увижу мою семью, мой дом, мою Италию.
Я должен был кричать, смеяться, плясать от счастья? Наверное, должен.
Я склонил голову и вознес молитву Мадонне, сохранившей мою жизнь. Я машинально продолжал идти, только теперь думал о тех, кто остался там, на холодных дорогах от Дона до Беловодска. Хотелось надеяться, что многие из них живы, хотя и попали в руки врага. А быть может, их всех уже убили?
Друг мой Цорци!
Последний раз его видели, когда он бежал в атаку. "Он кричал и смеялся, а кровь ручьем лилась из рваной раны на его ноге", - сказал Монтрезор. Сейчас мне казалось, что Цорци смотрит на меня, причем его лицо хранило то же выражение, которое я запомнил, глядя на друга в "Долине смерти".
А где теперь солдаты моего батальона? Преданные, верные товарищи, с которыми я прожил душа в душу много месяцев. Они очень старались спасти себя, но не сумели, отстали... "Нас тоже дома ждут матери, signor tenente, но... (в этом месте они бы развели руками) теперь мы к ним уже не вернемся".
Сколько же людей осталось на той дороге мертвыми, причем не только итальянцев, русских там было не меньше. Нельзя забывать и о немцах, в первую очередь о тех, кто погиб, стараясь расчистить для нас дорогу.
И я принялся истово молиться о мертвых.
По нашим расчетам, из 30 тысяч итальянцев, служивших в 35-м армейском корпусе, которые были окружены на Дону, около восьми тысяч добрались до Черткова. Вечером 15 января мы производили подсчет войск. Получилось около семи тысяч. Примерно пять тысяч человек ушло из Черткова. Из "котла" выбралось не более четырех тысяч. Из них, как минимум, три тысячи были ранены или серьезно обморожены. Но и среди уцелевших не было здоровых: нервные расстройства, болезни... Проведя месяц в окружении, весьма неплохой армейский корпус превратился в горстку измученных калек, которые едва могли держаться на ногах. Это были даже не люди, а их тени... жалкое подобие бывших солдат.
* * *
На больших деревянных дорожных указателях было написано: "Беловодск", "Старобельск". Я снова шел один, потому что любезный немецкий сержант по дороге отстал.
Наступила ночь, ветер еще больше усилился и теперь дул с тупым упорством, достойным лучшего применения. Наши лица вновь покрыли ледяные маски, причем мне показалось, что на моей физиономии эта маска плотнее, чем когда бы то ни было. (Позже Беллини сказал, что в ту ночь видел на одном из домов Беловодска термометр, который показывал минус 45 градусов по Цельсию.){23}
Еще 20 километров, если верить немцу... Через час я уже сомневался, что смогу одолеть это расстояние. И я снова вознес горячую молитву Мадонне. Только она могла помочь мне добраться до Беловодска.
На дороге действительно ждали немецкие грузовики, хотя их было немного. Они теперь ездили взад-вперед между Беловодском и деревней, где я оставил Антонини (Стрельцовка?), в которой до утра оставался немецкий гарнизон.
И ни одного итальянского грузовика.
Позже я узнал, что один из наших конвоев, подготовленный в Беловодске для перевозки выходящих из окружения солдат, был отправлен немцами куда-то в другое место.
В ту ночь, когда немецкие грузовики завершили перевозку своих солдат, они все-таки начали перевозить итальянцев. Но немецкие водители проявляли удивительное нетерпение, и те солдаты, которых не успевали погрузить на грузовики в установленные немцами сроки, оставались брошенными на снегу.
* * *
На обочинах дороги виднелись многочисленные огневые точки, но теперь без орудий. Я попробовал догадаться, для какой цели их здесь устанавливали, но не смог. Мой мозг был утомлен не меньше, чем я.
Колонна значительно уменьшилась в размерах, распавшись на маленькие, изолированные группы людей. Временами я оказывался на дороге один, ни впереди, ни сзади не было ни единой живой души.
