Эудженио Корти - Немногие возвратившиеся
* * *
Трава кончилась. Перед нами опять была ровная, заснеженная низина. Мы шли и все время поглядывали на запад, ожидая в любую минуту увидеть свои линии укреплений. Но вместо этого нас в очередной раз приветствовали знаменитые русские "катюши". Их снаряды падали в снег немного в стороне от нас, окутывая колонну клубами золотистого дыма. Значит, и здесь нас поджидает враг!
Надо идти вперед. И стараться ни о чем не думать.
Мы с Антонини как-то незаметно перешли демаркационную линию между Торино и Пасубио. Я увидел нескольких устало шагавших знакомых офицеров. Стемнело.
Мы свернули налево. Теперь наш курс снова лежал на запад.
Колонна сильно растянулась, "похудела", и в итоге распалась на несколько изолированных групп. Во главе шли немцы и часть итальянцев, затем, в некотором отдалении, Пасубио, в хвосте колонны тянулась неорганизованная толпа итальянцев. Причем группы разделяло довольно большое расстояние. Если хвост колонны, состоящий сплошь из невооруженных людей, подвергнется нападению противника, нетрудно предположить, чем кончится дело.
Мы вошли в деревню. Думаю, это была Стрельцовка.
Теперь, пожалуй, мы все, не исключая немцев, были похожи на заезженных кляч.
Я попросил Антонини остаться на некоторое время с Белладженте и немного перевести дух. Я же намеревался добраться до начала итальянской колонны и попытаться прояснить обстановку. Мои нервы были настолько напряжены, что я не мог идти медленно.
В темноте я заметил расположившихся между избами немцев. Возможно, они занимали позиции?{20}
Антонини взорвался: "Значит, ты хочешь меня бросить! Тоже мне друг называется!"
Я молча рванулся вперед, мысленно оправдываясь, что не обязан сносить вспышки раздражения и гнева даже самых лучших друзей. Но при желании можно найти оправдание любому поведению, даже самому недостойному. А правда заключалась в том, что я больше не владел собой.
Прошло совсем немного времени, и я услышал голос Аитонини, окликающий меня по имени. Я не ответил. Я бросил своего друга.
(Несколькими днями позже мы встретились, уже вырвавшись из "котла". Антонини ни словом не упрекнул меня, только крепко сжал в своих объятиях.)
Глава 30.
16 января
Теперь я был один.
На деревню обрушились "катюши". Немцы лежали прижавшись к земле и даже не пытались открыть ответный огонь. Яркие вспышки взрывов освещали скорчившиеся на снегу фигуры. Кажется, никто не пострадал.
Вперед!
Мы уже подошли к последним домам, когда рядом взорвалось еще несколько снарядов.
Впереди начинался очередной пологий склон, которому не было видно конца. Единая колонна теперь разбилась на две, двигающиеся параллельно. С левой стороны двигался транспорт, в том числе и немногочисленный итальянский, в полутора или двух километрах справа змеилась кажущаяся бесконечной цепочка людей.
Перед началом подъема я сунулся было в ближайшую избу, чтобы немного передохнуть в теплом помещении. Выяснив, что там для меня не найдется места, я устало присел рядом с незнакомыми солдатами прямо на снег, привалившись спиной к стене какого-то полуразрушенного строения.
Мороз, видимо, решил испытать на нас всю свою богатырскую силушку. Еще несколько минут в неподвижности - и я уже никогда бы не смог встать.
* * *
Я начал подъем в колонне транспорта. В ней попадались сани с итальянцами. Я понадеялся, что Антонини сумел найти на них место, и решил его поискать. Но мои долгие блуждания в темноте между санями и громкие крики не дали результата. Тогда я приказал себе больше не думать о друге. Мне необходимо было сконцентрировать всю свою энергию на том, чтобы идти дальше. Сколько я еще выдержу?
* * *
Немецкие грузовики, выплевывая клубы дыма, тянулись вверх по склону. Их колеса казались удивительно черными на фоне белого снега. Тощие лошади с неимоверными усилиями тянули наверх перегруженные сани. От выносливости этих неприхотливых животных сейчас зависели жизни множества людей.
А ветер словно решил сдуть нас с этого света. С маниакальным упорством он старался проникнуть под одежду и выдуть остатки жизни из наших измученных тел.
Как о величайшем наслаждении, мы мечтали полежать несколько часов на полу какой-нибудь хотя бы самой плохонькой лачуги. Пусть даже нетопленой о таком чуде, как тепло, мы даже не мечтали. Главное, чтобы были стены, защищающие от пронизывающего ветра.
* * *
Я шел и думал о наших правителях, ввязавшихся в войну. Сейчас они находились в далеком Риме, в привычной неге своих роскошных жилищ, спали на мягких постелях...
При этом они послали своих солдат воевать в этот убийственный климат, даже не позаботившись о соответствующей одежде! Как их можно назвать? Негодяи! Сукины дети! И это еще мягко сказано.
Хотя теперь я считаю, что они тоже, как и мы все, были не более чем орудиями в руках Провидения.
Очевидно, в той или иной степени то же самое чувствовал каждый из нас. Поэтому в тяжелые минуты мы значительно реже обсуждали наших правителей или роптали, чем когда дела шли нормально.
Нам казалось невероятным, что те ужасные события, в которые мы оказались вовлечены, зависели от воли нескольких мелких людишек{21}.
Эти люди - наше наказание.
А только один Бог может наказывать человечество{22}.
Иначе войну нельзя объяснить.
Даже если мы пройдем через нее и найдем способ донести до остальных, особенно до непосредственных виновников, настоящий смысл войны, в будущем войны все равно будут продолжаться, вопреки человеческой логике.
Да и в прошлом человек никогда не желал войны. Но чтобы действительно их предотвратить, необходимы совместные усилия всего человечества. Люди должны перестать делать войны неизбежными, продолжая ежедневно и ежечасно грешить. Человеческие грехи имеют свойство накапливаться и в итоге становятся неуправляемой лавиной, которая начинает двигаться, сокрушая все на своем пути, калеча и убивая.
* * *
Я заметил на проезжавших мимо меня санях артиллерийского капитана Тривулци, высунувшего голову из-под одеяла, которым он укрывался. Увидев меня, он моментально скрылся под одеялом, словно боялся моего дурного глаза. Сделав вид, что не понял намека, я устремился за санями и довольно долго шел за ними с упорством автомата, как привязанный. Вскоре колонна остановилась, и я устало присел на краешек саней. Капитан начал смотреть на меня откровенно враждебно, и до меня наконец дошло, что мне лучше убраться восвояси.
Я попытался забраться на другие сани, которые счел итальянскими, но там оказались немцы, которые моментально меня согнали. Пришлось идти дальше.
* * *
Дорога продолжала подниматься вверх, она была ровной, широкой и белой. Я на секунду забыл о лютом морозе и свирепом ветре и посмотрел вокруг. Справа от нас простиралась заснеженная степь, где-то у линии горизонта заканчивающаяся лесом. Слева тянулась такая же белая пустыня, которую перерезала лишь темная змейка колонны. Огромность окружающих нас пространств ошеломляла и подавляла.
