Татьяна Умнова - Людовик XIV. Личная жизнь «короля-солнце»
— Если унизительно быть их воспитательницей, — ответила новоявленная помещица, — то что же говорить об их матери?»
С этого дня отношения между мадам де Монтеспан и мадам Скаррон начали ухудшаться. Положение Атенаис при дворе уже стало шатким, ее непомерные материальные требования и постоянные капризы начали утомлять короля, и мадам де Монтеспан даже прибегла к черной магии, чтобы приковать к себе его внимание, участвовала в черных мессах и опаивала Людовика любовными зельями, и даже, как считали многие современники, отравила нескольких соперниц. Мадам Скаррон она не считала соперницей, но невзлюбила и начала прилюдно оскорблять. И король, чтобы защитить женщину, которую он считал своим другом, даровал ей имя мадам де Ментенон и титул маркизы, по названию приобретенных земель: это сразу повысило ее статус.
Он уже доверял Франсуазе настолько, что делился с ней даже своими страхами: перед старостью, смертью и загробной карой. Они вместе молились.
Разумеется, будучи опытным сладострастником, король не мог не попытаться соблазнить мадам де Ментенон. Но она ему отказала, заявив, что не собирается становиться причиной очередного его прегрешения.
«Вашему величеству следует уделить внимание супруге, а не мне», — заявила она королю. И Людовик был не возмущен, а восхищен отказом. Оказывается, существуют на свете истинно чистые женщины!
Звезда Атенаис де Монтеспан понемногу заходила, а звезда Франсуазы де Ментенон поднималась на придворный небосклон.
Франсуаза призывала короля быть добрее к жене, с которой он соединен по Божьей воле, и Людовик действительно начал уделять больше внимания королеве Марии-Терезии.
«Укрепляя монарха в вере, — писал герцог де Ноай, — она использовала чувства, которые внушила ему, дабы вернуть его в чистое семейное лоно и обратить на королеву те знаки внимания, которые по праву принадлежали только ей».
Мария-Терезия была совершенно счастлива: король проводил с ней целые вечера и разговаривал с такими нежностью и вниманием, каких она не получала от него за все тридцать лет супружества! Людовик проговорился, что «виновница» этого чудесного превращения — воспитательница его бастардов, которых он к тому времени уже признал официально. И Мария-Терезия прониклась к мадам де Ментенон такой же сильной симпатией, насколько сильную антипатию она питала к мадам де Монтеспан.
Атенаис пыталась бороться, демонстративно покинула Версаль в надежде на то, что король соскучится по ней, его давней возлюбленной, и сам пошлет за ней, а потом она сможет диктовать ему условия, как это бывало раньше. Но в ее отсутствие произошел дворцовый переворот в миниатюре: Людовик XIV даровал мадам де Ментенон покои в Версале, а покои самой Атенаис отдал ее старшему сыну, двадцатитрехлетнему Луи-Огюсту, герцогу Мэнскому, который подготовил покои к своему переезду очень эксцентрично: приказал выбросить всю мебель, принадлежавшую матери, из окна.
Атенаис вернулась и прожила в Версале еще 8 лет, но уже в других, более скромных покоях. Людовик посещал ее иногда, но его любовь ей уже не удалось вернуть никогда.
Последние года жизни королевы Марии-Терезии король оставался идеальным мужем, и королева знала, кому она этим обязана. В июле 1683 года, лежа на смертном одре, Мария-Терезия не раз призывала к себе маркизу де Ментенон и вела с ней беседы о Боге и загробном мире. В день своей смерти королева сняла с руки обручальное кольцо и надела его на руку Франсуазы. Жест более чем символичный… Но никто и подумать не мог бы, что король и правда женится на воспитательнице своих детей!
Только после смерти королевы Франсуаза де Ментенон согласилась стать любовницей Людовика XIV. Она никогда не была страстной женщиной, телесная близость не доставляла ей особого наслаждения, но ее холодность королю казалась пленительной. И еще одним доказательством ее духовной чистоты. Все в ней восхищало Людовика. Это была любовь, настоящая любовь, когда влюбленный способен обожать даже недостатки любимого существа.
«Король, — писала в мемуарах мадам Сюар, — любил мадам де Ментенон со всей пылкостью, на которую был способен. Он не мог расстаться с ней ни на один день, почти ни на одно мгновение. Если ее не было рядом, он ощущал невыносимую пустоту. Эта женщина, которая запретила себе любить и быть любимой, обрела любовь Людовика Великого, и это именно он робел перед ней».
Сохранились и письма самого Людовика, подтверждающие факт его безмерной влюбленности: «Я пользуюсь отъездом из Моншеврея, чтобы заверить вас в истине, которая мне слишком нравится, чтобы я разучился ее повторять: она состоит в том, что вы мне бесконечно дороги, и чувства мои к вам таковы, что их невозможно выразить; в том, наконец, что как бы ни была велика ваша любовь, моя все равно больше, потому что сердце мое целиком принадлежит вам. Людовик».
Многие историки и современники считают, что Ментенон женила короля на себе хитростью. Она неожиданно устыдилась и прекратила всякие интимные отношения с ним, заявив, что она пала жертвой любовного увлечения, но теперь осознала, насколько грешна их связь, и даже выразила желание покинуть Версаль и удалиться в монастырь, тем более, что воспитанники выросли и больше в ней не нуждались. Но влюбленный король не готов был отпустить ее, и Луи-Огюст умолял отца «удержать любимую матушку», и когда Людовик задумался о том, не жениться ли ему на Ментенон, — все до единого советчики, поддержавшие его в этой мысли, были ее друзьями… Что ж, возможно, это было интригой. Но, скорее всего, мадам де Ментенон и на самом деле тяготилась внебрачной связью. С возрастом она позабыла уроки остроумного Скаррона и стала столь же неистовой в добродетели, как ее мать-гугенотка. Она писала: «Женщины нашего времени для меня непереносимы, их одежда — нескромна, их табак, их вино, их грубость, их леность — все это я не могу переносить». Впрочем, мужчин она тоже не щадила: «Я вижу страсти самые различные, измены, низость, безмерные амбиции, с одной стороны, с другой — страшную зависть людей, у которых бешенство в сердце и которые думают только о том, чтобы уничтожить всех».
Сделать Ментенон королевой перед лицом людей Людовик не мог, но мог сделать ее своей женой перед лицом Господа. И судя по тому, что Франсуазу это вполне устраивало, ее чувства, ее раскаяние и ее сомнения были совершенно искренними.
Король передал предложение о браке через своего духовника отца де Лашеза. Мадам Сюар в мемуарах утверждает, что Франсуаза «была столь же очарована, сколь удивлена, и поручила священнику передать королю, что полностью ему принадлежит…»
