Все цвета любви - Бернард Каролин

Но потом перед глазами вновь возникла сцена с Кристиной. А вдруг нечто подобное повторится? Выдержит ли она? Где ей взять новые силы? Болезнь прогрессировала, и Фрида чувствовала, что времени осталось совсем немного. «Нет, я не выдержу, больше не выдержу», — печально подумала она.

Снова и снова прокручивала Фрида у себя в голове предложение Лео. В иные моменты оно казалось ей разумным и вполне реалистичным. Но потом ее пугала собственная беспечность. Лишь одно она знала наверняка: ей надо держать себя в руках. Поведение Диего больше не заставит ее отказаться от самой себя. Она с ужасом вспомнила, как остригла волосы после развода. Такого не должно повториться, иначе она потеряет себя. Но она справится. Творчество останется лучшей защитой от травм, которые Диего ей нанес и еще может нанести. Ей придется рисовать. Воссоединение с мужем вдохнет в нее новые силы, но только благодаря живописи Фрида сумеет выжить.

Осторожно, еле слышно Диего постучался в ее дверь. Он был подавлен, осунулся и еле переставлял ноги.

— Ты выглядишь гораздо свежее, чем несколько дней назад, когда только приехала, — заметил он. — Я волновался.

— Лео хорошо обо мне заботится.

— Он говорил с тобой? — спросил Ривера и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Фрида, мне плохо без тебя. Развод был ошибкой. Не только из-за твоих страданий, которые я не могу себе простить. — Он обхватил голову руками. — Я тоже страдаю. Как побитый пес, если хочешь знать. Ты нужна мне не меньше, чем я тебе. Разлука не принесла нам никакой пользы.

— О, Диего, мы можем сколько угодно ссориться, но я всегда буду твоим другом. Я никогда не причиню тебе вреда, даже ради спасения собственной жизни.

Он взял ее ладони в свои.

— Фрида, ты станешь моей женой? Давай снова поженимся. Давай исправим нашу ошибку. Я люблю тебя. И никогда не переставал любить.

Странное видение мелькнуло в голове у Фриды: вот она снова подходит к картине с терновым ожерельем и видит, что в портрете не хватает одной детали — длинных волос. Тогда она заплетает отрезанные волосы в косы и прикрепляет их на манер шиньона. Теперь она снова женщина: она вернула себе утраченную целостность.

— Фрида? Ты молчишь?

— Я думаю над новой картиной, — ответила она, сжав его руки.

Эпилог

Апрель 1953 года

«В знак сердечной дружбы и признательности я рада пригласить вас на мою скромную выставку». Рука Фриды дрогнула, когда она выводила свое имя под текстом. Она убила несколько часов, собственноручно нанося эти слова на разноцветные карточки, которые затем засовывала в конверты и перевязывала цветными шерстяными нитями, отчего они напоминали маленькую посылку. Она несколько раз сжала и разжала пальцы, а затем снова склонилась над карточкой, чтобы написать очередное приглашение, но слишком сильно нажала на перо и поставила кляксу. Издав недовольный вопль, она скомкала карточку и вытащила из стопки новую.

Несколько недель назад к ней заходила давняя подруга Лола Альварес Браво. Сначала они посмеялись, вспоминая времена, когда вместе учились в Препаратории, и вечеринки у Тины Модотти, а потом Лола предложила Фриде выставить картины в ее галерее.

— В конце концов, твоя картина висит в Лувре, ты выставлялась в Нью-Йорке, мексиканцы тоже должны увидеть твои работы.

Фрида не могла поверить своему счастью. Ее творчество за всю жизнь, от самых ранних портретов до последних работ, в основном натюрмортов, будет выставляться на родине. И разумеется, соотечественники увидят самые важные ее полотна, повествующие о травмах и разочарованиях в ее жизни.

— Ты действительно готова на это ради меня? — спросила она Лолу.

На лице фотографа и галеристки отразилась внутренняя борьба. Наконец Лола сказала сдавленным голосом:

— Фрида, мы всегда были честны друг с другом и называли вещи своими именами. Я хочу устроить эту выставку, потому что считаю справедливым оказать тебе заслуженную честь, пока ты еще жива, а не дожидаться, когда будет слишком поздно.

Ее слова пробудили у Фриды прежний страх скорого конца. В последние годы состояние художницы неуклонно ухудшалось. Ее таскали по докторам и постоянно клали на операционный стол, но становилось только хуже. Швы воспалились, занесенная в раны инфекция на год приковала ее к постели. Боль облегчали только гигантские дозы морфина.

Фрида на мгновение замолкла, а потом рассмеялась. Пока она способна рисовать, она будет жить!

— Ты права. Какой мне толк от выставки, если я не смогу на ней присутствовать?

Не успела Лола уйти, как Фрида отправилась в студию Диего в Сан-Анхеле. Он работал там, но его кровать снова переехала в casa azul. Фриде не терпелось сообщить мужу хорошие новости. Всем, что казалось ей важным, она незамедлительно делилась с Диего.

— Замечательно, Фрида! — воскликнул Ривера и обнял ее, услышав о выставке. — Наконец-то ты получишь известность, которой заслуживаешь. Твои картины и есть Мексика. Теперь их увидят и наши соотечественники.

Фрида откинула голову назад и подарила ему взгляд, полный любви. После их повторной свадьбы прошло уже более десяти лет, и художница ни разу не пожалела о принятом решении. Она осталась верна себе, и у нее были силы творить. Лишь данное себе обещание никогда не делить постель с Диего не всегда удавалось сдержать. Вспомнив об этом, Фрида улыбнулась. В последние годы жизнь четы Ривера вошла в спокойное русло. Им снова было хорошо вдвоем.

Фрида потянулась за следующей карточкой. Еще три приглашения — и дело сделано.

Она улыбнулась скелету из папье-маше, который сидел на стуле у кровати, наряженный в уипиль и одну из цветастых юбок.

— Привет, — помахала она ему.

А затем взяла последнее приглашение и написала на конвертике вместо имени адресата: La pelona [33].

— Ты же знаешь, я тебя не боюсь. В конце концов, смерть — часть жизни. Но пока я жива, мне чертовски хочется повеселиться.

За два дня до открытия Фрида почувствовала себя хуже. Ей стало трудно дышать, и доктор Кальдерон заподозрил пневмонию.

— Вам нельзя вставать. Я запрещаю. Строгий постельный режим.

Едва врач ушел, Фрида дала волю негодованию.

— Никто не сможет запретить мне пойти на выставку! Пусть это будет последнее, что я сделаю! — закричала она и в тот же момент согнулась в приступе кашля.

Она кликнула Чучо, слугу, жившего в ихдоме последние двадцать лет.

— Ты должен мне помочь, — взмолилась Фрида. — Доктор запретил мне вставать, но не посещать собственную выставку. Значит, я отправлюсь туда в кровати.

В день выставки Кристина пришла помочь Фриде одеться и сделать прическу. А дальше кровать вместе с балдахином, фотографиями и рисунками, висевшими у изголовья, зеркалом и прочими украшениями перенесли в галерею. Когда Чучо предложил оставить дома хотя бы балдахин, Фрида наотрез отказалась. Следом за кроватью отправились и скелет вместе с парой любимых кукол художницы.

— Они сопровождали меня всю жизнь, пусть будут со мной и в этот день. Как и la pelona, которой я отправила личное приглашение.

— Чучо, ты все слышал, все берем с собой, — распорядился Диего, входя в комнату. — На худой конец позови еще грузчиков. — Он наклонился и поцеловал Фриду, а она ответила ему благодарным взглядом.

Когда пришло время ехать в галерею, Диего осторожно взял жену на руки. Фрида обвила руками шею Риверы, прижалась к нему и глубоко вдохнула знакомый запах. Несмотря ни на что, после стольких лет, именно здесь, в объятиях мужа, она по-прежнему чувствовала себя в безопасности. Она запустила руку под рубашку Диего и нежно погладила его грудь.

— Диего, — пробормотала она, — мой Диего. Ты подобрал меня, измученную и разбитую, и склеил заново.

Он попытался призвать ее к молчанию, чтобы не растрачивала силы, но Фрида продолжала говорить:

— Ничто не сравнится с твоими руками, и ничто не сравнится с золотисто-зеленым цветом твоих глаз. Мое тело наполняется твоим. Я нашла убежище на твоем плече, мои пальцы ощущают твой пульс. И нет для меня большей радости, чем чувствовать, как твоя жизнь бьет ключом сквозь меня.