Лора Томпсон - Агата Кристи. Английская тайна
У Арчи с Мэдж были идеально дружеские отношения, хотя к середине двадцатых он, вероятно, чувствовал, что уже сыт по горло семьей Агаты. Монти продолжал всем доставлять неприятности. По возвращении из Имперского тура Арчи нашел своему шурину квартиру и предложил доставить его туда; дело кончилось тем, что вместо этого, поддавшись на уговоры, он отвез Монти в его любимый отель на Джереми-стрит, сказав Агате: «Ты знаешь, он так убедительно говорил». После этого Агата помогла Мэдж купить Монти коттедж в Дартмуре: Джеймса Уоттса всегда раздражало, что его жена не жалела денег, чтобы решать проблемы Монти, но Агата платила собственные, поэтому Арчи возражать не мог.
Между тем Клара лишь «при сем присутствовала», несомненно, одобряя покупку коттеджа. Она не жила в Саннингдейле постоянно, поскольку у нее был Эшфилд (и Эбни), а чтобы позволить ей сохранять чувство независимости, Агата организовала для нее возможность останавливаться у друзей и в Лондоне. Но в «Скотсвуде» Клара бывала часто и в свои преклонные лета стала — как признавала даже Агата — «трудной в общении». Арчи и всегда-то было нелегко находить с ней общий язык. Он боялся, что будет ревновать Агату к ребенку, но дело оказалось вовсе не в этом: он ревновал ее к Кларе. Преданность Агаты матери, ее почти одержимость Эшфилдом, письма, которые она писала отовсюду своей «бесценной мамочке», — все это трудно было назвать обычным поведением взрослой женщины. А обожание, с каким Клара относилась к Агате, служило дополнительным раздражителем. Разумеется, Пег Хемсли точно так же относилась к Арчи (и ее присутствие в его жизни тоже было весьма заметным, поскольку она перебралась в Суррей и жила теперь в Доркинге). Разница заключалась в том, что Арчи не обращал на мать никакого внимания, в то время как Агата пребывала под материнскими чарами. Теперь Клара принялась руководить образованием Розалинды. Она была педагогом от природы, и Розалинда хорошо воспринимала ее. «Она знает и понимает свою бабушку, и бабушка любит и понимает Розалинду», — писала Клара из Эбни в начале 1926 года. Это не было таким уж вмешательством в их жизнь, но, с точки зрения Арчи, Клара с ее нервирующей проницательностью и пронзительным взглядом занимала в ней слишком много места.
«— Я была не права насчет Дермота (говорит мать в „Неоконченном портрете“). Когда ты выходила за него замуж, я ему не доверяла. Не думала, что он будет честным и верным… Предполагала, что у него будут другие женщины.
— О, мама, Дермот ни на что и не смотрит, кроме мячей для гольфа».
На это Мириам с улыбкой отвечает:
«— Он очень привлекателен — привлекателен для женщин, помни это, Селия…
— Он страшный домосед, мама.
— Да, это везение».
И правда: кроме гольфа, Арчи никуда не хотел ходить. Он любил нормальную, упорядоченную семейную жизнь, мечтал о жене, которая всегда ободрит спокойным легким прикосновением. Агатин успех не слишком его беспокоил, хотя превзошел первоначальные ожидания обоих супругов, а для Агаты Арчи по-прежнему оставался на первом месте, даже если сам он так не думал. Только поэтому она согласилась переехать в Саннингдейл, вступить в гольф-клуб и всерьез подумывала о строительстве дома неподалеку от него, хотя в душе мечтала распрощаться с этим тесным мирком любителей джина и поселиться там, где есть простор и вольно дышится.
«Погоди-ка, — Ширли прикрыла глаза и заговорила мечтательно: — Я хотела бы жить на острове — на острове, находящемся далеко отовсюду. Я хотела бы жить в белом доме с зелеными ставнями…»[181]
Арчи знал, о чем мечтает Агата, знал, что в ней есть безыскусность, несовместимая с Саннингдейлом. Он и полюбил-то ее за эту поэтическую мечтательность, хотя понять до конца не мог. Он увидел будущее блаженство и надежность в девушке, с которой танцевал посреди розовых камней Агбрука. Какой ласковой она была, какой умиротворяющей, когда он держал ее прохладную ладонь в своих руках! И какой красивой была его Элейн, стройная в своих длинных юбках, с пышной копной волшебно прекрасных светлых волос, ниспадавших по ночам только на его глаза («Ты прекрасна и совершенна во всех отношениях»)!
Но то, что он обожал в юной девушке, теперь стало вызывать смутное отторжение. Артистизм Агатиной натуры некогда находил выражение в смелой свободе выбора; теперь в ее пылкости, жажде жизни, ребячестве появилась некая неуправляемость («Дермот терпеть не может, когда ты откровенно высказываешь то, что чувствуешь. Ему это кажется несколько неприличным»). Агата 1912 года была той же, что и Агата 1926-го, но Арчи она казалась совсем другим человеком — более шумным, более крупным, менее красивым. «Когда красота уходит, труднее становится скрывать свою глупость». (Мгновенная вспышка памяти: «Никогда не теряй своей красоты, Селия, обещаешь?»)
«Да, но теперь это осталось позади. Они достаточно долго прожили вместе, чтобы такие вещи, как красота лица, утратили свое значение. Дермот был у нее в крови, а она — у него».
«Стайлс» не представлял собой того семейного очага, о котором мечтали Агата или Арчи, но они устали от квартиры в «Скотсвуде» и чувствовали, что пора покупать дом. План построить его на землях Вентворта ни к чему не привел, хотя, согласно Агатиной «Автобиографии», Кристи «в полном восторге, бывало, гуляли летними вечерами по Вентворту, присматривая место, которое нам могло бы подойти». Ощущение чего-то таинственного и восхитительного, столь свойственное Агате, пышным цветом расцветало во время этих прогулок, когда она представляла себе будущий дом — ее дом. Но в конце концов оказалось, что строить слишком дорого (5300 фунтов) и сложно. Легче купить готовый дом, с хорошим садом для Розалинды и расположенный неподалеку от вокзала, чтобы Арчи было удобно ездить на работу. Поиски продолжались около года, прежде чем Кристи взяли ссуду под залог, продолжая не спеша искать то, что им действительно понравится. Найти идеальный дом не удалось, и купили тот, что Агата описала в «Кармане, полном ржи»: большой, красно-кирпичный, в стиле модерн, с освинцованными оконными рамами, напоминавшими маленькие черные глазки, зато стоящий под густой сенью деревьев.
Невозможно представить себе Агату живущей в таком доме. По сравнению с Эшфилдом — легким, волшебным, уютным — «Стайлс» был монументален, как крепость. «На его внутреннюю отделку денег, видимо, не пожалели»: стены были обшиты деревянными панелями, огромное количество ванных комнат и повсюду позолота. Кристи собирались все это поменять, как только появятся деньги. А вот снаружи ничего менять не требовалось. «Стайлс» был красив, но выглядел холодным и неживым. Во время войны в рощице позади него убили женщину. Агата ненавидела этот дом, Розалинда любила — за сад, Арчи был к нему равнодушен.
