Александр Кацура - Дуэль в истории России
Но что означала для русской жизни пришедшая с Запада мода на дуэль, на «поединки по правилам»? Очевидно, немало. Достаточно сказать, что почти ни один большой русский поэт не избежал дуэльных историй. Это не может быть случайным.
Когда в начале XX века по горькой исторической прихоти дворянский слой исчезнет из российского общества, исчезнут не только учтивая речь и французский прононс. Не только аристократизм и джентльменское отношение к тем, кто выше или равен, и к тем, кто ниже тебя. Не только вежливость и терпимость, уважение к другому человеку и умение выслушать оппонента. Старый «матерны лай» вновь зальет всю страну от низа до самого верха, и вместе с ним вернутся государственное и бытовое насилие, хамство и ложь, трусость и ябедничество, доносительство и сутяжничество, холопство и плебейство, жестокость и презрение к человеческому достоинству. Огромная империя выплюнет, исторгнет из себя Европу, все лучшее европейское, все аристократическое, да и почти все человеческое. И это больно отзовется на судьбах личности. Поначалу возникнет и начнет страшно разрастаться пропасть между бравурным подъемом промышленности и стремительным падением человека. Но кончится это всеобщим поражением: вслед за человеком рухнут и культура, и этика отношений, и техника, и экономика в целом. И протяженная страна, уже который раз в своей истории, очутится на дне пропасти. А при попытках выбраться из очередной исторической ямы опять забудут про главное — про честь и достоинство человека.
Глава II. «… Брадобритию и табаку во всесовершенное благочестия исповержение»
Ведать тебе и беречь накрепко в своем десятке и приказать полковникам и полуполковникам, и нижним чинам начальным… и иноземцам, чтобы они… поединков и никакого смертного убийства и драк не чинили…
Из указа царя Алексея МихайловичаВернемся в 1666 год. Поссорился тридцатилетний Патрик Гордон с майором Монтгомери у себя на пирушке, которую устроил по случаю дня рождения английского короля. Не сдержался англичанин и сказал что-то нелестное о местных порядках. Гордон на правах хозяина указал ему на его неправоту. Возбужденный винными парами Монтгомери стал выкрикивать оскорбительные слова.
Дальнейшие события Гордон описал в своем дневнике.
Дадим ему слово:
Журнал, или дневная записка, бывшаго в Российской службе генерала Гордона, им самим писанный. Том II-й, с 1659-1667«Мая 29. Мой новый дом был готов, и все благородные подданные Его Священного Величества приглашены в оный, Дабы отпраздновать день рождения Его Величества. Когда все собрались, мы весело пировали, пока после обеда майор Монтгомери и я не повздорили. Он был совсем не прав и весьма меня оскорбил. Не желая беспокоить общество в такой день, я это стерпел, но мы условились сойтись завтра и решить дело посредством конной дуэли.
30. Я рано встал (хотя было очень худо от вчерашней попойки), послал к майорам Бернету и Лэнделсу — звать в секунданты — и самолично, в одиночестве, явился на квартиру к майору Лэнделсу, который не успел собраться. В поле я завидел Монтгомери, а с ним подполковника Хью Крофорда и 3 или 4 слуг. Я поспешил ему навстречу, но так как там была вязкая пашня, да и слишком близко от Слободы, попросил отъехать дальше, где почва получше.
Удалившись на мушкетный выстрел, в очень удобное место, мы разъехались, помчались друг на друга и оба выстрелили, будучи совсем рядом, — без какого-либо вреда. Я круто развернулся (конь мой весьма послушен), а его понесло прочь.
Я поскакал следом и, хотя по военному и дуэльному закону мог воспользоваться его весьма невыгодным положением, все же осадил коня и крикнул, чтобы он возвращался. Остановив своего и приблизившись, он отозвался: «Мы убьем друг друга — сразимся пешими!»
Я ответил, что довольствуюсь любым способом, спешился и отдал коня одному из его слуг (за отсутствием моих). У нас были полуэстоки (род короткой кавалерийской шпаги. — А. К.), и я скинул кафтан, но Монтгомери отказался биться на полуэстоках. Так как палаш имелся только один — у подполковника Крофорда, они послали в Слободу за другим. Я возражал против этого, требуя биться тем оружием, что было при нас, — ведь я обладал правом выбора и предложил майору выбрать эсток. Но все было напрасно. Прежде чем принесли другой палаш, явился мистер Эннанд с прочими и не позволил нам сразиться. Итак, мы покинули поле без примирения и условились сойтись завтра или в другой раз, однако вечером английские купцы нас помирили».
А на следующий день десятские люди, кои осуществляли полицейский надзор в Немецкой слободе, донесли о происшествии государю. Поначалу осерчал вспыльчивый царь, но, благодаря вступившимся за Гордона придворным, вскоре остыл, и дуэль особых последствий не имела. Однако десятским дан был наказ: «Ведать тебе и беречь накрепко в своем десятке и приказать полковникам и полуполковникам, и нижним чинам начальным… и иноземцам, чтобы они… поединков и никакого смертного убийства и драк не чинили…»
Алексей Михайлович не только простил Гордона, но уже в июне того же года дал ему важное поручение — ехать в Англию с письмом к королю Карлу II.
«Июнь 23. Я отправился в Посольский приказ, где думный дьяк спросил, не желаю ли я поехать в Англию. Я ответил «да». Он сообщил, что Его Величество намерен послать к королю письмо и я должен взять оное с собою. Я возразил, что в прошлом году действительно просил об отпуске в Англию, но теперь не имею там никаких надобностей или дел; если же предстоит ехать туда по личным делам, я не могу взять с собой такое письмо, ибо не пристало везти оное, не обладая полномочиями; на меня будут взирать как на лицо, состоящее на государственной службе, так что придется нести великие обязанности и издержки; наконец, я буду связан ожиданием ответа. На сие он сказал лишь, чтобы я подождал, пока он не вернется от Его Величества.
Через час он пришел и объявил, что Его Величество повелевает мне ехать в Англию и я должен собраться в путь за три или четыре дня. Повторив прежние доводы, я добавил, что обойден при выплате полного оклада, или месячного жалованья, по сравнению с другими — все это время я получал лишь 25 рублей в месяц, тогда как причитается 40; к тому же, как и остальные, я хотел бы оклад за целых два месяца. Он сказал, что Его Величество пожалует и велит выдать мне деньги на расходы…»
Надо сказать, что Гордон, как и многие другие иноземцы, не сразу освоился с российскими обычаями. «Честному человеку хорошо у шведов служить, — записывал он в первом томе своего дневника, — это народ справедливый, ценит каждого по заслугам…»
