Коко Шанель. Я сама — мода - Марли Мишель

— Она только что спустилась вниз и велела мне вызвать маляра. Чтобы он перекрасил ее спальню в темнорозовый цвет. И сказала, что не переступит порог комнаты, пока не будет выполнено ее приказание. А я не уверен, что темно-розовый цвет намного лучше черного при ее нынешнем состоянии…

— Где она? — прервала Мися его рассуждения.

— В салоне, мадам. — Жозеф наклонился и взял в обе руки по терьеру. — Прошу мадам следовать за мной.

Мися бросила взгляд на свой чулок, выглядывавший из-под длинной юбки. От дырочки на нем, оставленной собачьим когтем, спускалась петля. Ах, какая досада! Но это, конечно же, мелочь по сравнению с тем, что творилось за дверью салона, которую не без труда открыл Жозеф, стараясь удержать в руках вырывающихся терьеров.

Мися словно очутилась в ледяном погребе, хотя в салоне пылал только что растопленный камин — Жозеф и его жена Мари проявляли неустанную заботу о своей хозяйке.

Коко сидела, вернее примостилась на краешке кресла и смотрела в пустоту неподвижным, невидящим взором.

При появлении Миси ресницы ее дрогнули, но она не подняла головы. Лицо ее было белым, как шелк пижамы, которую она до сих пор не сменила на платье. Она всегда была очень стройной, но сейчас показалась Мисе просто худой. Изможденной. Вероятно, Коко уже несколько дней ничего не ела.

— Милая моя, у меня просто нет слов! — Мися наклонилась к ней, чтобы коснуться щекой ее щеки и обозначить поцелуй в воздух. — Мне так жаль!..

Она выпрямилась и, оглядевшись в поисках места, куда можно было бы сесть, в конце концов опустилась на диван, повернув ногу так, чтобы разорванный чулок не бросался в глаза.

Но Коко не было никакого дела до таких мелочей.

— Спасибо, что приехала, — произнесла она слабым голосом. — Хочешь кофе? Или бокал вина?

Рядом с ней стояла чашка с явно давно остывшим кофе, к которому она, судя по всему, и не прикоснулась.

— Пока ты сама ничего не пьешь и не ешь, я тоже ничего не хочу.

Коко молча кивнула.

— Я понимаю, тяжело. Конечно, тяжело. Но, милая моя… — Мися помолчала, подбирая слова. — Ты должна прийти в себя. Мы все за тебя страшно переживаем.

Коко опять кивнула.

— Сегодня утром в церкви на площади Виктора Гюго прошла траурная церемония, — произнесла она, затем, даже не взглянув на Мисю, опять вперила взор в пустоту, где перед ней, вероятно, стоял образ Боя. — Этьен говорит, что погребение состоится на кладбище Монмартр…

— Знаю, — тихо ответила Мися.

Перед отъездом она узнала от одной подруги, что вдова Боя не присутствовала на траурной мессе. По-видимому, Диана не хотела встретиться там с Коко, но та тоже не пришла.

— Я не поехала, потому что пришлось бы сидеть где-нибудь в задних радах, — словно прочитав ее мысли, продолжила Коко. — Не хотела делать ей такого подарка, не хотела видеть ее триумф над нашей любовью… Это была ошибка, Мися?

Она наконец посмотрела на подругу. У той защемило сердце при виде боли и отчаяния в глазах Коко.

— Конечно, нет! — ответила Мися и подвинулась на краешек дивана, чтобы нежно погладить руку подруги. — Ты всегда поступала так, как считала нужным в данный момент, и это каждый раз оказывалось единственно верным решением. Так было наверняка и в этот раз. Твоя интуиция — это одна из твоих самых сильных сторон. Я просто восхищаюсь тобой.

— Бой был для меня важнее всего на свете. Мы с ним были одно целое, мы понимали друг друга без слов.

— Я знаю.

К ним почти одновременно пришло это чувство — любовь всей жизни. Когда Коко и Бой влюбились друг в друга, Мися еще не была знакома с ними, но она тогда же — десять-двенадцать лет назад — встретила Хосе Серта. Он стал для нее тем же, чем был для Коко Бой, и одна лишь мысль о том, что она тоже может внезапно навсегда потерять возлюбленного, была настолько страшна, что Мися не просто понимала страдания подруги, но и страдала вместе с ней.

Она внимательно посмотрела на Коко, которая, казалось, с каждой минутой становилась все меньше. Да, плоть ее таяла на глазах, но безумие ей, похоже, пока не грозило. Чем бы она ни руководствовалась, так радикально меняя цвет стен своей спальни, с головой у нее явно все в порядке. Но состояние ее оставляло желать много лучшего. «Сколько, интересно, женщин умерли от разбитого сердца? — подумала Мися. — Во время войны число умерших женщин далеко не соответствовало числу павших солдат. Во всяком случае, об этом ничего не известно. Это наш долг — выжить. Только благодаря нашей любви покойники продолжают жить в нашей памяти».

— Бой был великолепен, в этом нет сомнения, — сказала она наконец. — Поэтому он был бы рад, если бы ты не остановилась там, где у вас все кончилось, а пошла дальше. Ради него.

— Но как я могу что-то делать без него?.. — громко воскликнула Коко, и в ее голосе зазвенело отчаяние. — Без него я — ничто!

— Ты по-прежнему женщина, которую любил Бой.

Коко удивленно посмотрела на Мисю. Словно ей до сих пор не приходило в голову, что Бой мог бы жить дальше в ней, через нее.

Радуясь, что хоть на мгновение смогла пробить эту непроницаемую стену скорби, Мися быстро заговорила:

— Ты только недавно въехала в дом номер тридцать один на рю Камбон — пять этажей Шанель! Причем там даже еще не все до конца устроено. Бой рассказывал, что в торговом реестре компаний ты со своим новым адресом впервые зарегистрирована не как модистка, а как кутюрье. Он так гордился тобой. Ты не должна бросать все это только потому, что на тебя легло такое тяжкое бремя! — Она умолкла на несколько секунд и, сжав руку Коко, продолжила: — Да, тебе выпало на долю страшное несчастье. Но разве тебе не кажется, что это твой долг — осуществить ваши совместные планы? Тебе придется сделать это одной. Но ты должна это сделать. Смотри вперед, Коко! — Она сделала паузу, надеясь услышать от Коко какие-нибудь слова согласия, но та молча смотрела на нее застывшим взглядом. — Дорогая моя, я не оставлю тебя одну на этом пути. Если понадобится, я всегда буду рядом. Обещаю!

Взгляд Коко устремился куда-то в сторону, словно она ожидала найти там ответ. Она, казалось, хотела выпрямиться, но груз скорби давил на нее, как каменная плита.

— О чем вы говорили в последний раз? — спросила Мися, мысленно моля Бога, чтобы он помог ей вырвать Коко из плена этой летаргии, и прибавила наудачу: — Я имею в виду ваши коммерческие планы.

— Не помню, Мися. Я не могу припомнить весь разговор. Мы говорили о многом…

Она отчаянно пыталась нащупать в своих воспоминаниях что-нибудь конкретное, но ей не удавалось. Она смахнула со щеки слезу, как назойливую муху. И вдруг лицо ее оживилось.

— Мы говорили о духах. Да, речь шла о туалетной воде.

Мися ждала, молча благодаря Бога за то, что он услышал ее молитву.

В голосе Коко, странно монотонном, слышалось удивление — она словно удивлялась, что ее память вдруг снова заработала.

— В газете что-то писали об этом маньяке, убивавшем женщин, которого удалось схватить только потому, что одна свидетельница узнала его по запаху. Он пользовался духами «Мушуар» Жака Герлена. И мы с Боем говорили об уникальности этих духов. О том, не могу ли я предложить своим клиенткам туалетную воду от Шанель. Не в бутиках, а просто как подарок к Рождеству. Выпустить небольшую партию — сто флаконов.

Ее голос пресекся.

Мися понимала, что для Коко больше никогда не будет беззаботного праздника, который бы не омрачали мысли о гибели Боя. Опасаясь, что подруга опять погрузится в пучину скорби, она бойко затараторила:

— Правильно! Духи — это прекрасный подарок во все времена. Чудесная идея. Посмотри на Франсуа Коти — он на своем «Шипре» сделал состояние, потому что американские солдаты посылали домой из Франции, а потом еще и везли с собой миллионы флаконов этого «Шипра» в качестве сувенира. Твои клиентки полюбят туалетную воду от Шанель!

— Месье Коти — парфюмер. У него есть фабрика. А я всего лишь портниха…

— Не смеши меня, милая моя! — Мися все больше воодушевлялась удачно подвернувшейся темой. Отпустив руку Коко, она, возбужденно жестикулируя, продолжила: — Поль Пуаре тоже всего лишь модельер…