Илья Басс - Жизнь и время Гертруды Стайн
Описав свой обычный день (поздний подъем и завтрак, прогулку с собакой, занятость сочинительством во второй половине дня и пр.), Гертруда отметила, и довольно остроумно, что не скучает по Нью-Йорку или Америке: «Если вы по уши заняты в Нью-Йорке, вам некогда скучать по Чикаго». Избегала Гертруда и политики. «Она, несомненно, испытывала удовольствие, эта ‘Сивилла Монпарнаса’», — выразился корреспондент газеты Нью-Йорк Таймс. Не меньшее удовольствие испытала и Элис Токлас, которую Гертруда представила как секретаря. ‘Секретарь’, как и положено, держалась в тени, но, по словам корреспондента, «не сводила восхищенных глаз с Гертруды Стайн, умело отражавшей все выпады в свою сторону». Один из спонсоров поездки, ответственный редактор издательства Рэндом Хаус Беннет Серф, писал: «Гертруда управлялась с толпой фотографов и журналистов как истинный мастер, каковым и являлась на самом деле».
Нью-Йорк встретил Стайн огнями в буквальном смысле слова. Имя высвечивалось новостной рекламой на Таймс Сквере бегущей строкой, как бы копируя прием повторения: «Гертруда Стайн прибыла в Нью-Йорк, Гертруда Стайн прибыла в Нью-Йорк…».
Вся пятерка — обе женщины, Роджерс, Вехтен и Серф, отбившись от репортеров, уехали в город. Серф несколько недель, пока гости были в Нью-Йорке, постоянно сопровождал их.
На следующий день большинство ведущих газет сообщило крупными буквами о появлении Гертруды Стайн, иногда, правда, под странными заголовками, подражающими ее стилю. Но в тексте отдавалась дань блестяще проведенному интервью, а саму писательницу наградили многими эпитетами. Не забыли упомянуть внешний вид и стиль одежды приехавших.
Гостей разместили в отеле Алгоквин. Имея впереди свободную неделю (свободную от лекций, но не от визитов), они знакомились с городом. По уверениям Гертруды, их все узнавали, вплоть до водителей такси. Разве что лифтер в здании, где размещалось издательство Рэндом Хаус, куда они направлялись, не поинтересовавшись их намерением, остановил лифт напротив агентства по найму на работу обслуги. «Этот лифтер, балда, решил, что мы — пара кухарок», — прокомментировала Гертруда.
Не было отбою и от приемов и встреч с известными литераторами.
Организационными вопросами занималась Токлас, хотя предварительно эти обязанности возлагались на Марвина Росса, приятеля Фея. Марвин согласился вести тур по стране, но полностью все запутал, не отвечал вовремя на запросы колледжей, и Элис пришлось прямо на месте устранять возникшие неувязки.
Наступило время первой лекции. Первого ноября, нарядно одевшись (в понимании Гертруды — шелковое платье вместо обычного, простого покроя костюма, туфли, пусть и без каблуков, но не сандалии!), Гертруда нацепила брошь, упрятала текст лекции об искусстве в новый кожаный портфель, и в сопровождении Элис отправилась пешком в Колони Клаб. Там, под эгидой Музея современного искусства, и состоялось первое выступление новой знаменитости.
По договоренности с организаторами тура за лекцию в колледже Гертруде полагалось 100 долларов, в остальных местах —200. Количество присутствующих ограничивалось 500-ми человек.
Журналист Томас Меттьюс дал подробный отчет об одной из лекций. Под ним могло бы подписаться подавляющее большинство присутствующих (лишь незначительная часть покинула выступление, не дождавшись конца) как на этой лекции, так и на всех последующих.
Первый же взгляд на нее, как только она поднимается на трибуну, вполне вселяет в вашу душу успокоение. <…>
И хотя это ее первый за 31 год визит домой, говор безошибочно американский. <…>. Иностранная речь совсем не повлияла на нее, она говорит абсолютно обычным американским тоном, как какая-нибудь тетушка со Среднего Запада. <…> Она рассказывает о себе, пытаясь объяснить, к чему стремилась все это время. И как так вышло, что пишет таким образом. Поначалу все кажется наполнено здравым смыслом. Она пишет, по ее утверждению, как говорит, и пытается иллюстрировать это чтением соответствующих отрывков из своих книг. Но немедленно, с первого же примера, замечаем разницу. Невыразительность, придающая некоторую дурацкую черту ее писаниям, решительно отсутствует при чтении вслух. Она читает и в самом деле с преувеличенной выразительностью, подчеркивая интонацией курсивы, запятые и тире, которые в тексте сознательно не употребляла. Отрывки, которые она читает, приобретают вдруг удивительно определенный смысл. На нас начинает нисходить прозрение; зная, что акцентировать, где сделать паузу, мы можем докопаться до некоторого смысла Гертруды Стайн. <…> Общее впечатление, вынесенное от встречи: мы имеем дело с фундаментально серьезным — а может, и страдающим манией величия писателем; и в самом деле, неужели все серьезные люди мегаломаны? — который вернулся домой со счастливым сознанием, что он, наконец, одержал победу.
Пара оставалась в Нью-Йорке в течение почти целого месяца, периодически наезжая в штаты Коннектикут, Нью-Джерси, город Филадельфию, уголки Новой Англии. Не обошлось и без некоторых проблем. Например, в Колумбийском университете на одно из выступлений продали около полутора тысяч билетов, что нарушало условия договора на проведение лекций.
Прием следовал за приемом — у владельцев Рэндом Хауса, у Ван Вехтена, Артура Харкура, владельца другого издательства и т. п. Объясняя Харкуру ажиотаж, сопровождавший ее поездку, Гертруда высказала здравую мысль: «Необычайный прием, оказываемый мне, проистекает не из книг, которые она [публика] понимает, как, например, Автобиография, а из тех, кои она не понимает».
Особый интерес вызвало у гостей представление Четверо святых в Чикагской опере. Лететь туда пришлось на самолете, чего Гертруда отчаянно боялась, но Карл Ван Вехтен убедил ее в безопасности перелета — понравилось, да еще как! С тех пор они использовали авиалинии, где только представлялась возможность. Вид земли из окна самолета напомнил ей картины кубистов. А вот опера вдохновила ее меньше: «Это была моя опера, но как далека от меня!». Для них была выделена ложа, устроен прием и обед на двадцать персон. Блюда полностью пришлись по вкусу Элис, выразившей свое удовлетворение словами «совершенная кухня».
В ноябре 1934 года в Чикаго произошла встреча с Торнтоном Уайлдером. Трудно было предположить, что у таких разных литературных фигур возникнет взаимный интерес и симпатия. И дело даже не в возрастной разнице (23 года). Уайлдер уже считался признанным литератором, обладателем престижной Пулитцеровской премии по литературе (1927 год) за роман Мост короля Людовика Святого. Гертруда же только начинала приобретать известность в Америке. Ни он, ни она не были осведомлены о литературных вкусах и делах друг друга, хотя Торнтон читал Автобиографию. Он бывал и в Европе, в Париже и личность Стайн ему была не внове. Однако оба быстро сошлись. Несомненно, Торнтона привлекла тематика лекций Гертруды под общим названием Что такое английская литература — Торнтон сам уже несколько лет занимался лекторской деятельностью, разъезжая по стране и за рубежом.
