Гертруда Стайн - Три жизни
Обзор книги Гертруда Стайн - Три жизни
Гертруда Стайн
Три жизни
Добрая Анна
Часть I
Бриджпойнтские торговцы вздрагивали, услышав «мисс Матильда», потому что это имя неизменно позволяло доброй Анне одерживать над ними верх.
В самых строгих магазинах, где на все одна цена, продавцы понимали, что могут сделать небольшую скидку, когда добрая Анна с чувством говорила, что «мисс Матильда» не может платить такие деньги, и что она купит то же самое дешевле «у Линдхаймов».
К Линдхаймам Анна любила ходить больше всего, потому что у них были дни сниженных цен, когда муку и сахар продавали дешевле на четверть цента за фунт, а еще тамошние заведующие отделами все были ее друзья и всегда умудрялись разойтись с ней по сниженной цене, даже в обычные дни.
Жизнь у Анны была тяжелая и многотрудная.
Анна управлялась у мисс Матильды считай что со всем домом. Это был смешной маленький домик, их таких стояла целая шеренга одинаковых, в ряд, как костяшки домино, которые выстраивают дети, чтобы потом уронить их все дружка за дружкой, потому что выстроили эти дома вдоль по улице в том месте, где улица резко шла под горку. Это были смешные маленькие домики с красными кирпичными фасадами и высокими белыми крылечками.
Этот маленький дом всегда был полон мисс Матильдой, младшей прислугой, приблудными собаками и кошками и Анниным голосом, который с утра до вечера нудел, ворчал и распоряжался по хозяйству.
— Салли! Вот, на минуту тебя оставишь без присмотра, и ты уже опять у двери, конечно, там ведь мясников мальчишка идет по улице, а мисс Матильда зовет, не дозовется, чтобы ей принесли туфли. Я что, сама должна все делать, пока ты слоняешься из угла в угол, и бог знает, что у тебя только в голове? Если бы я каждую минуту за тобой не приглядывала, ты бы вообще все на свете забывала, и мне пришлось бы волочь на себе весь дом, а, между прочим, когда ты сюда ко мне явилась, обтрепанная была, как ворона, и грязная, как шавка подзаборная. Иди сию же секунду и отыщи мисс Матильде ее туфли, куда там ты их утром задевала.
— Питер! — И голос у нее становился еще тоном выше. — Питер! — А Питер был самой молодой и самой ее любимой из здешних собак. — Питер, если ты сейчас же не оставишь Малышку в покое, — Малышка была старая слепая сучка терьера, которую Анна любила вот уже много лет подряд. — Питер, если ты сейчас же не оставишь Малышку в покое, я возьму плетку и отстегаю тебя, бесстыжий ты пес.
У доброй Анны были высокие идеальные представления о собачьей добропорядочности и дисциплине. Трем постоянным здешним собакам, той троице, которая всегда жила с Анной, Питеру, старой Малышке и маленькому лохматому Шарику, который вечно подпрыгивал чуть не на метр от пола просто от хорошего настроения, а также множеству временных постояльцев, множеству приблудных псин, которым Анна давала хлеб и кров, пока не находила им постоянных хозяев, приходилось следовать строгим правилам поведения и никогда не покушаться друг на друга.
Однажды в семье случилось постыдное несчастье. Маленькая приблудная сучка терьера, которой Анна уже успела найти постоянных хозяев, внезапно ощенилась целым выводком. Новые хозяева были совершенно уверены в том, что их Лиска близко не зналась ни с одним псом с тех пор, как поселилась у них в доме. Добрая Анна со всей решительностью утверждала, что ни Питер, ни Шарик здесь ни при чем, и так горячо на этом настаивала, что Лискины хозяева в конечном счете уверовали, что если им кого и стоит во всем винить, то исключительно самих себя и собственную невнимательность.
— Ты скверный пес, — сказала Анна Питеру тем же вечером, — скверный ты пес.
— Отец этих щенков — наш Питер, — объяснила добрая Анна мисс Матильде, — и похожи они на него как две капли воды, а бедная маленькая Лиска, как мне ее жалко, они такие огромные, что она, бедняжка, чуть не померла, но, мисс Матильда, не могла же я признаться этим людям в том, что наш Питер — такая бесстыжая псина.
Время от времени и у Питера, и у Шарика, и еще у некоторых приблудных псов случались дурные мысли. В такие времена хлопот у Анны прибавлялось, она бранила их пуще обычного, а когда ей приходилось выходить из дома, тщательно следила за тем, чтобы бесстыжие собаки были заперты в разных комнатах, как можно дальше друг от друга. Порой, нарочно для того, чтобы посмотреть, как к ним пристает хорошее воспитание, Анна ненадолго выходила из комнаты и оставляла собак совсем одних, а потом внезапно открывала дверь и заходила в комнату. Все собаки, у которых на уме были дурные мысли, разбегались по своим местам, едва услышав, как она коснулась дверной ручки, и уныло сидели каждая в своем углу, как компания нашкодивших детишек, у которых отобрали ворованный сахар.
Невинная слепая старая Малышка была единственной собакой, которая, даже будучи собакой, умела сохранять чувство собственного достоинства.
Сами видите, что жизнь у Анны была тяжелая и многотрудная.
Добрая Анна была маленькая и худенькая, и она была немка, в эту пору примерно сорока лет от роду. Лицо у нее было изможденное, щеки впалые, линия рта прямая и твердая, а глаза светло-голубые и очень яркие. Иногда они метали молнии, иногда лучились добродушным юмором, но взгляд у них всегда был острый и ясный.
Голос у нее был приятный, когда она рассказывала истории про скверного Питера, или про Малышку, или про крошку Шарика. Голос у нее был высокий и пронзительный, когда она кричала на извозчиков или на других дурных людей, и объясняла, чего она желает, чтобы с ними вышло, когда видела, как они бьют лошадь или, там, пнули, например, собаку. Она не была членом какого-то специального общества, которое могло бы принять против них меры, и со всей прямотой говорила об этом, но сам ее пронзительный голос и яростно сверкающие глаза, и еще ее по-немецки резковатая английская речь сперва пугали их, а потом вгоняли в краску. А еще они знали, что все полицейские в округе — сплошь ее друзья. Полицейские уважали мисс Анни, как они ее называли, и слушались ее, и всегда были готовы откликнуться на любую жалобу с ее стороны.
Вот уже пять лет как Анна управлялась с маленьким домиком мисс Матильды. За эти пять лет в доме сменились четыре младшие прислуги.
Первой была хорошенькая, жизнерадостная ирландка. Анна брала ее на работу поперек души. Но прислугой Лиззи оказалась послушной, всегда и всем была довольна, и через какое-то время Анна даже начала было в нее верить. Но длилось это недолго. Хорошенькая, жизнерадостная Лиззи в один прекрасный день просто-напросто исчезла, не оставив даже записки, исчезла вместе со всеми своими вещами и больше не вернулась.
На смену хорошенькой, жизнерадостной Лиззи пришла меланхолическая Молли.
Молли родилась в Америке, но родители у нее были немцы. Все ее родственники или умерли давным-давно, или куда-то уехали. Молли всегда была одна. Она была смуглая дылда с нездоровым цветом лица и жидкими волосенками, она постоянно кашляла, у нее был дурной характер, и еще она все время ругалась ужасными и невозможными словами.
Анне все это выносить было довольно трудно, хотя она довольно долго терпела Молли в доме, просто по доброте душевной. Кухня была — настоящее поле брани, и так изо дня в день. Анна бранилась, Молли божилась как ненормальная, а потом мисс Матильда изо всех сил хлопала дверью, просто чтобы показать, что ей тоже все слышно.
В конце концов, Анне пришлось сдаться.
— Я вас прошу, мисс Матильда, может, хоть вы поговорите с Молли, — сказала Анна, — а то у меня с ней уже никаких сил больше нет. Я ее браню, а она как будто и не слышит, а потом такое начинает говорить, что я, честное слово, просто боюсь. Вас она любит, мисс Матильда, пожалуйста, устройте вы ей выволочку хотя бы разок.
— Что ты, Анна, — воскликнула бедная мисс Матильда, — да я и не могу, и не хочу!
И эта большая, жизнерадостная, но трусоватая по сути женщина пришла просто в ужас от такой перспективы.
— Но ведь так надо, мисс Матильда, я вас умоляю! — сказала Анна.
Мисс Матильда никогда в жизни не умела и не хотела браниться.
— Но ведь так надо, мисс Матильда, я вас умоляю! — сказала Анна.
Мисс Матильда каждый день откладывала выволочку на потом, всякий раз надеясь, что Анна как-нибудь стерпится с Молли и все пойдет на лад. Но на лад ничего не шло, и, в конце концов, мисс Матильда поняла, что без выволочки просто не обойтись.
Добрая Анна и мисс Матильда договорились между собой, что Анны не будет в доме, когда мисс Матильда устроит Молли выволочку. На следующий день, когда у Анны был свободный вечер, мисс Матильда решила не откладывать дела в долгий ящик и спустилась на кухню.
Молли сидела в маленькой кухоньке, поставив локти на стол. Она была высокая девушка с нездоровым цветом лица, двадцати трех лет от роду, по природе неряшливая и беспечная — но Анна воспитала в ней безупречную аккуратность. Желтовато-коричневое платье и серый фартук в клеточку подчеркивали общий меланхолический настрой ее фигуры, длинной и унылой. «О, Господи!» — сказала про себя мисс Матильда, подходя к ней.
