Илья Басс - Жизнь и время Гертруды Стайн
На следующий день в Хартфорде прошла успешная премьера. За ней последовало шесть представлений подряд, а 20 февраля опера дебютировала в Нью-Йорке.
Отсутствие сюжета повергло многих критиков в шок. Один из них написал, что ‘за либретто вполне мог сойти список вин’, другой обозвал либретто ‘шпинатом’. Разумеется, были и положительные отклики, приветствовавшие инновации Стайн и Томсона. Издатель Альфред Харкур писал Гертруде: «Тосканини сидел в оркестровом кресле сзади меня… он, казалось, был полностью поглощен представлением и энергично аплодировал».
После выхода Автобиографии и оперы Четверо святых в трех актах личность Гертруды приобрела широкую известность в Америке. Эти два события укрепили ее позицию в глазах американской публики, в первую очередь как американки, а не эмигрантки. Ее имя постоянно фигурировало в американских газетах и журналах, десятки критиков шерстили старые и новые произведения Стайн. Пришла пора лично предстать перед американской публикой, встретиться со старыми друзьями, познакомиться с новой литературной волной и дать бой критикам, никогда ее не видевшим. Почти три десятилетия минуло, как обе женщины покинули родную страну. Но только сейчас Гертруда могла появиться там, появиться как победительница — она добилась gloire, она взошла на пьедестал.
Неизвестно, кто впервые озвучил идею поездки. Вполне возможно, Ван Вехтен — годами он с друзьями уговаривал Стайн посетить Америку, но она отказывалась.
Перед отъездом из Парижа Гертруда Стайн заявила: «Раньше я говорила, что не поеду в Америку, пока не стану настоящей львицей; в то время я, конечно, на самом деле и не думала, что буду таковой. Но сейчас мы едем, и я собираюсь ею стать».
Частный визит отпадал по многим причинам, оставался организованный тур, нечто вроде поездки ‘по приглашению’.
Условия начал отрабатывать Вильям Брэдли. Организация лекционных туров европейских знаменитостей с оплатой была второй стороной его деятельности. Сохранилось письмо-отказ Колстона Ли, руководителя Бюро по организации лекций, от февраля 1933 года и его же согласие спустя 9 месяцев. Разница в ответах объясняется просто: в промежутке вышла в свет Автобиография, готовился к публикации роман Становление американцев, не за горами была и премьера оперы Четверо святых.
Длительная подготовка с участием самого Брэдли, Ван Вехтена, Роджерса, Бернара Фея, переговоры с потенциальными организациями, желавшими услышать новоявленную звезду, привела к консенсусу между организаторами тура и Гертрудой. Особенно старался Бернар Фей, читавший лекции в Америке и обладавший большими связями в научных и университетских сферах страны. В отличие от Брэдли, интересовавшимся только финансовой стороной поездки, Фей пытался обеспечить Гертруде Стайн и моральное удовлетворение. Он, в частности, приложил немало усилий для присвоения Стайн звания почетного доктора Чикагского университета.
Так уж вышло, что Ван Вехтен к моменту приезда своих друзей почти полностью сменил профессию. В начале 30-х годов мексиканский художник Мигуэль Коварубиас подарил ему фотоаппарат. Карл начал усиленно фотографировать, благо среди его знакомых было много знаменитостей. Оказалось, что фотоаппаратом можно было достаточно зарабатывать — в фотографиях нуждались газеты, журналы, книги, реклама и т. п. Узнав о визите Гертруды, Ван Вехтен помчался в Билиньин и сделал серию фоторепортажей. Так что к моменту прибытия знаменитой пары американцы познакомились и с портретом Гертруды и с портретом Элис. Конечно, и саму поездку Ван Вехтен освещал достаточно подробно.
Поддержало визит и издательство Рэндом Хаус, планировавшее к осени 1934 года выпуск книги Гертруды Портреты и молитвы и несколько других.
Не без опаски решились обе женщины на поездку. Соберет ли она полные аудитории, как-то воспримут ее рядовые американцы? К тому же, обе — еврейки, а антисемитизм в те годы, годы депрессии, расцвел со всей силой. У Элис Токлас был дополнительный повод для тревоги — как отнесутся к ‘беглянке’ многочисленные родственники и друзья — ведь Элис уезжала на непродолжительное время, а отсутствовала 26 лет!
Тематику лекций предложила Гертруда. Выступления об изобразительном искусстве, театре, английской литературе, рассуждения о грамматике, включавшие отношение к повторам, временам и т. п., представлялись ей интересными для американской образованной аудитории.
Инициативный Фей предложил подготовить пресс-релиз каждой лекции для распространения среди представителей прессы города, где предполагалось выступление. Он нашел и помощника — 20-летнего студента Гарварда, будущего писателя и издателя Джеймса Лафлина, гостившего летом 1934 года в Европе. Джеймс, земляк Гертруды, работавший с профессором Уайтхедом, пришелся весьма кстати. Месяц потратил Лафлин в Билиньине, переводя, как он выразился, со стайнианского языка на газетный. Оба работали по утрам — Гертруда над составлением очередной лекции, Джеймс — над пресс-релизом. Вспоминая то время, Лафлин отметил динамизм и необычайную, харизматическую личность писательницы.
Все условия обсуждались с Элис Токлас, как более практичной и сметливой в денежных делах. Поток писем по обе стороны океана не прекращался. Вопросы, вопросы, сомнения, сомнения…
Предполагалось, что Гертруда проведет цикл лекций в нескольких университетах и музеях страны. Обе женщины тщательно подготовились к поездке. Токлас занялась обновлением гардероба, включая бесконечное количество перчаток, и через неделю плавания по Атлантическому океану 24 октября 1934 года знаменитая пара прибыла в Нью-Йорк. Уже на корабле их признали, даже предложили обедать за капитанским столиком. А у причала собралась толпа репортеров и друзей. Сойти немедленно на берег гостям не удалось. В фойе французского лайнера Шамплейн Гертруда дала интервью дюжине репортеров из различных газет. Беседа продолжалось около часа, писательница сумела с ходу взять нужный тон, в какой-то степени обескуражив присутствующих своими ответами. К их удивлению, она говорила на нормальном английском языке, коснулась своей биографии и литературной деятельности, отметив, что ее произведения и сама личность подвергались осмеянию, презрению и прочим нападкам. «Почему же вы не пишите, как говорите», — поинтересовался один из присутствующих. «Но я так и делаю, — без задержки парировала Гертруда. — В конце концов, надо научиться читать». Вместо того, чтобы бормотать о помешательстве, она посоветовала читать ее чаще. И добавила, нисколько не смущаясь: «В конце концов, помешанные люди частенько нормальные во всем, за исключением своей собственной разновидности помешательства». Гертруда упомянула, что не собирается ни на кого влиять, никакой школы или тенденции в литературе не придерживается. Литературный материал всегда под боком, объявила она, надо знать, как с ним обращаться.
