Федор Ошевнев - Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии
Произнеся последнее предложение, Альмин настороженно покосился на редактора. Нет, Чаров никак не отреагировал на критические замечания по материалу, сохранив сонный вид. Майор воодушевился и продолжил:
— Столько было правки — целыми кусками! А стиль письма — ниже низшего, даже в «дивизионке» такого не встретишь! Я уж не говорю о деталях — эпитетах там и прочем. Да, по моему глубокому убеждению, автор просто не имеет морального права носить высокое звание военного журналиста! Ему вообще не место в газете!
Под раскритикованной в пух и прах зарисовкой стояла подпись капитана Олега Федорова, с полгода назад переведенного в штат газеты — редкий случай! — из строевой части, да еще и прямо с должности командира взвода. С Альминым вместе он теперь служил в «пропагандонском» отделе, где, по команде редактора, журналисты должны были умело представлять черное белым или хотя бы серым. Короче, так ловко врать, чтобы написанное пусть в первом приближении, но походило на правду. Возглавлял команду «военных сказочников» подполковник Корявин — человек скользкий, старательно избегающий любых конфликтных ситуаций. Он уже с неделю находился в очередном отпуске, и обязанности главного «пропагандиста» временно исполнял тот же Альмин.
Когда он закончил обзор публикации, все журналисты некоторое время молчали. Дело в том, что майор почему-то нарушил неписаное правило газеты: обычно дежурный по номеру не оценивал материалы авторов из своего отдела. Применительно к зарисовке Альмин обязан был ограничиться стандартной редакционной фразой: «Это готовил наш отдел», анализировать же работу Федорова имели право — по желанию — другие журналисты.
«Почему нарушен привычный сценарий летучки? Почему не реагирует Чаров, и не его ли это идея расширения демократии?» — недоумевали присутствующие. Неловкую тишину, повисшую в кабинете, нарушал лишь доносящийся со двора сиплый лай типографского пса Гонорара…
Постепенно все ждущие взгляды уперлись в редакторское лицо. Полковник задумчиво катал остро очиненный карандаш по обширной столешнице, не спеша прояснять ситуацию. Но вот карандаш замер на темной полировке.
— Самокритика — это хорошо, — заговорил «царь и бог» газеты. — Особенно если бы вы, Александр Валерьевич, с аналогичной принципиальностью разбирали и собственные материалы. Они, смею вас заверить, пока тоже да-алеки от идеала. Одно мне неясно: как вы, сами будучи «на отделе», сию зарисовку к печати-то подписали?
— Не я, не я, — тут же открестился Альмин. — Это подполковник Корявин перед уходом в отпуск пропустил почему-то. Но тут случай беспрецедентный, вот я и… — Не окончив фразы, майор развел руками.
— …решил отличиться, — подсказал замредактора полковник Аистов. — Зарисовка, конечно, проходная. Только мог бы и промолчать. Автор — коллега по отделу, журналист только начинающий…
— Значит, не мог, — с вызовом ответил Альмин. — Здесь дело принципа.
— Его-то ты как раз и нарушил, — подключился к разговору майор Бессонов из отдела боевой подготовки.
— А хоть бы и так, — пошел ва-банк «пропагандист». — И… что?
— Да напрасно… — только и ответил «боевик».
— Мне интересно иное, — приглушенно произнес начальник отдела писем подполковник Коломчук. — Во-первых, обсуждал ли до летучки Альмин с Федоровым его зарисовку?
— Ни словом, ни намеком, — пояснил бывший комвзвода, видя, что с ответом «принципиальный критик» не спешит.
— Вот это — совсем не здорово, — вклинился редактор. — Вас, товарищ майор, отнюдь не красит.
— Ладно, теперь второе, — вновь взял слово Коломчук. — Вчера дежурным редактором был ваш покорный слуга, так что правилась зарисовка на моих глазах, и насчет «целых кусков» Александр явно хватил через край. Так в чем же тогда «дело принципа»? Бей своих, чтоб чужие боялись? Тут ведь опосредованно и в адрес Корявина упрек: он-то, мол, начальник, куда смотрел?
— Согласен, не стоило так материал громить, — высказался следующим ответственный секретарь газеты полковник Передатько. — Ну, лобовой, ну, без «изюминок», так ведь нужный же по тематике…
— Ну и, может, хватит тогда над проходным материалом копья ломать? — предложил майор Дубцов из отдела партийной жизни. — Был бы смысл…
— Поддерживаю, — присоединился капитан Репьев из отдела авиации. — Я, кстати, об очерке Коломчука хотел доброе слово сказать…
Обсуждение номера продолжилось по накатанной колее.
Но вот редактор задал обязательный для финала посиделок вопрос: «Какие будут вопросы?»
И к главному начальнику вдруг обратился сам автор «проходной» зарисовки:
— Товарищ полковник… мне можно? Понимаете, «В гости к внуку» вообще-то писал не я, моего там одна подпись…
— Не понял, — насторожился Чаров.
— Да все просто. Фактуру по этому деду-ветерану я из командировки привез сверх плана. Доложил Корявину — тот сразу как насядет: срочно готовь зарисовку! Пришлось в субботу отписываться. Ладно… В понедельник, с утра, отнес я готовый материал Виталию Сергеевичу, а перед обедом он мне рукопись на стол — швырь! И без обиняков заявляет: это, мол, графоманское убожество, которому в мусорной корзине только и место! Спрашиваю: может, исправить как? Нет, шумит, бредятина подобного рода никакой правке не подлежит!
— Так прямо и сказал? — удивленно перебил Передатько.
— Слово в слово, — подтвердил Федоров. — И вручил… целиком переписанный материал на ту же тему. Больше часа из-за тебя, говорит, бездельник, убил. Учись, как добротно писать надо! Немедленно перепечатай, не изменяя ни единой запятой, и сразу мне — я его уже в секретариате заявил! А с подписью, уточняю, теперь как? Оно ведь получается и не мое вроде, хотя фактуру-то я брал… Может, две фамилии поставить? Корявин наотрез — оставляй одну свою! Ну, мне чужого текста не надо. Забирайте тогда, говорю, вашу рукопись, а я свой вариант в мусорную корзину выкину, раз только там ему и место. Виталий Сергеевич прямо затрясся — и с шипением: «Ты — военный человек?»
— «Так точно», — соглашаюсь. — «Что такое приказ — знаешь?» — «Само собой…» — «Вот я тебе и приказываю: немедленно перепечатать — и чтобы ни единой запятой! Не изменяя! И свою подпись! Исполняйте!»
— Так. По-моему, это уже никому не интересно. Затянули мы сегодня летучку, пора по рабочим местам, — прервал исповедь капитана Чаров.
— Извините, товарищ полковник, — с внезапным упорством возразил Федоров, — но майора Альмина вы не перебивали, хотя он редакционное «вето» нарушил. Меня же лишаете возможности защититься.
— Ну, хорошо… — нехотя выдавил Чаров. — Закругляйтесь, только в темпе.
