Емельян Кондрат - Достался нам век неспокойный
Хлопнула дальняя дверь, послышались шаги, стали осторожнее, и в кругу света неслышно появился Козюк.
... - Живем в лесу. У нас там землянка, рация. Завтра можно всех взять.
Козюк все понял из услышанных им слов.
- Позвоните в особый отдел корпуса, - посоветовал. На другом конце провода какое-то время размышляли.
- Отпустите его, иначе группу нам не взять - всполошатся. Об остальном договоримся с утра. Где землянка?
- Недалеко от нас, в лесу.
- Тогда ваших людей и используем. Нашим в помощь. А этого надо поскорее отпустить.
Ему явно не хотелось возвращаться.
- Заслуживай прощение, - сказал Козюк.
- Да, конечно, - спохватился старший лейтенант. - Я готов кровью... Пусть даже погибну, но чтоб не в одной яме с ними хоронить, а?
- Тебя не тронут, - пообещал капитан.
Когда старший лейтенант уходил, Козюк продолжительно смотрел ему вслед. Может, запоминая? Обернулся ко мне:
- А мы их искали... СМЕРШу сейчас работы - ужас! Очень густо их тут немцы насажали... Жалко мне чего-то стало этого, - без всякой связи с предыдущим завершил он.
Взгляды наши сходятся. Козюк тотчас отводит глаза, смущенный. Неужели "лед тронулся"? Во всяком случае, мягче стал, сдержаннее, приходит, рассказывают, к людям - посидеть у огонька, покурить, поговорить. Заставляет себя? А хоть бы и заставлял, хуже не будет.
- И насчет Шахова вы с замполитом оказались правы, - опять неожиданно произносит он. - Крепкий боец получился.
Представляю, как даются ему такие признания. Не от неловкости ли торопится:
- Разрешите идти?
На следующий день, точнее сказать, уже ночью, наши механики и мотористы, выделенные в группу захвата (они с гордостью произносили незнакомый им прежде термин) несколько раз повторяли рассказ о поимке вражеских диверсантов.
А через несколько дней погиб лейтенант Константин Федоренко. Смерть доказала, что сильных людей она умеет подстерегать на мелочах, на мгновениях их расслабленности.
Получив самолет после ремонта, Федоренко решил облетать его. Уже когда шел на посадку, спикировали два "мессершмитта" и разрезали беспомощный Костин самолет надвое.
Забыл Костя о приказе: если тренировочный полет, - обязательно кто-то прикрывает. А еще пуще должен был помнить об этом его непосредственный командир. Пренебрегли - и вот какой бывает за это плата...
И вновь весна. Раскисли аэродромы, авиация с обеих сторон бездействует.
Едва просохло - нам приказ: ехать в тыл за самолетами. И вновь знакомый городок Сейма, и стоит, ожидая, когда подрулит наш Ли-2, подполковник Акуленко. Он уже не зам - командир запасного полка. Я схожу по трапу и вижу: Акуленко разводит руками, весь его облик, его жесты выражают одно: "ну и ну!".
- Что такое, Прокоп? - спрашиваю, подходя.
- Вот те на! - не перестает он удивляться. - А говорили - ты погиб. Молва была такая: погибли в одном бою "три К", то есть Кравченко, Кузнецов и ты.
- Как видишь, жив.
- Вижу, - говорит он, и мы обнимаемся - соратники по Испании, соученики по академии, правда, сразу же прекратившие учебу: пришлось участвовать в конфликте с белофиннами. И здесь я встречаю его уже третий раз, получая из запасного полка летчиков.
Потом мы вылетели транспортным самолетом на завод. Узнав, что прибыли летчики гвардейского полка, авиаконструктор Семен Алексеевич Лавочкин пожелал встретиться с нами, поговорить о своей машине, послушать отзывы. В память об этой беседе подарил каждому именную зажигалку, а мне, кроме того, велел дать более усовершенствованный самолет, первый из новой серии.
Возвращались уже каждый на своей машине.
- Ну-ка покажи, как гвардейцы летают, - попросил Акуленко по радио.
Я снизился до пятидесяти метров, пронесся над аэродромом, взял горку, сразу вошел в правый боевой разворот и тут же закрутил левую бочку. Обычно в бою так удается уходить из-под вражеской атаки. И пока вокруг меня вертелись небо и земля, слышу треск. Кое-как выровнял, оглядываюсь, Оказывается, от перегрузок сорвалась мачта на кабине и разбила хвост. Внизу забегали. Еще бы: с такой высоты не прыгнешь, а посадить не так просто, С большим трудом и риском удалось это сделать.
Мне явно не везет на подарки от конструкторов.
Сообщили на завод. На следующий день заводской летчик пригнал новую машину.
- Семен Алексеевич сам лично выбирал, - сказал он со значением.
Все было готово к новым боям, Впереди ожидало огненное небо Курской битвы.
Японские крепости
Никогда в жизни не изменяли мне так нервы, не проявлял я такой невоздержанности.
Уже, разгорались бои на Курской дуге, как вдруг приказали явиться на фронтовой КП командующего ВВС Красной Армии маршала авиации А.А. Новикова.
- Вот что, товарищ Кондрат, - начал маршал, вертя в руке карандаш и пристукивая его тупым концом по столу. - Есть соображение перевести вас на Дальний Восток.
- Зачем? - опешил я.
- Зачем? - переспросил командующий и усмехнулся. - Везде есть авиация, и надо ею командовать. Будете командовать дивизией.
"Товарищ маршал, - заволновался я, - разве мы плохо воевали? Под Ленинградом полк уничтожил около полусотни вражеских самолетов. Почему же такое понижение?
- Странный человек, - вмешался член Военного совета ВВС генерал-полковник Шиманов, - ему дивизию дают, а он - понижение.
- С фронта в тыл - значит понижение, - запальчиво возразил я.
- Там тоже нужны знающие люди. Вы с фронтовым опытом, кроме того, на Дальнем Востоке служили - это важно.
- Собственно, на вас сделан запрос, - маршал Новиков взял со стола две бумажки. Командующий ВВС на Дальнем Востоке Павел Федорович Жигарев знает вас лично и просил прислать в его распоряжение.
- Не поеду!
- Как это - не поеду?! - удивился он,
- Я никогда не отказывался. В бои не отказывался, а в тыл не поеду.
Командующий приподнялся, заговорил жестко, зло:
- Мы за такие вещи снимем звезды с погон, и партийный билет положите!
- Я их себе верну, товарищ маршал. Ни одного вылета не пропущу, ни одного боя - и верну.
- Вот что, Кондрат, - спокойно вмешался генерал Шиманов. Он помнил меня по службе в Ростове, - ты далеко зашел. Давай договоримся: погуляй часок, поостынь и приходи.
Погулял, поостыл, вернулся. Наметил такую линию: твердо и с достоинством стоять на своем
- Пришел? - скупо улыбнулись оба, - Мы решили тебе помочь. Видим: трудно человеку принять решение, поэтому приняли его сами. Итак - едешь, распоряжение об этом передано кадровикам в Москву.
Что поделаешь - такая она, военная жизнь...
В Москве выпросил денек для свидания с семьей.
Все светлое время пути простоял у вагонного окна. Вокруг зеленели поднимающиеся хлеба, вдоль железной дороги бежали узкие огородные полоски с молодыми упругими картофельными кустиками, ребятишки веселой стайкой шли по тропинке в школу - от всего веяло забытой довоенной жизнью. Глаза задерживались на этих картинах, а душа торопила их. Скорее мелькайте, телеграфные столбы, чаще проноситесь, рощи, леса, мосты, деревеньки!..
