Емельян Кондрат - Достался нам век неспокойный
Костя открыл веки. Глаза какое-то мгновение с недоумением смотрели на Скрыпника, и вдруг Федоренко рванулся, обхватил руками друга.
- Ваня! Родной мой...
Но тут же отшатнулся, судорога прошла по лицу, словно ему передалась боль Скрыпника.
- Ой, прости!..
- Ничего, - ответил Скрыпник, здоровой рукой поправляя ту, что была в бинтах и безжизненно держалась на перевязи.
- Что с тобой было? Рассказывай, - перебил Костя.
- Что было, то сплыло. Видишь, я живой и здесь. А ты, дружище, мне не нравишься.
- Непонятное творится, - пожаловался Костя. - Силы нету, а от пищи рвать тянет. Командир велел несколько дней побывать на лазаретном режиме. Наш медик майор Егоров говорит: "У тебя, Федоренко, нервы оголились... " Ну да ерунда! Ты-то, Ваня, как? Нет, погоди... Ложись, я же вижу: еле на ногах держишься. Я сейчас... - и он выбежал.
На КП полка, в наш "тоннель", Федоренко ворвался возбужденный, шумливо-радостный.
Я пошел с ним.
Когда вошли, Скрыпник шагал по комнате, качая свою руку, как незасыпающего ребенка. Обнялись. Поздравил его с возвращением.
- А теперь рассказывай.
- Долго рассказывать, товарищ командир.
- Ничего. Рассказывай долго.
- Сколько ж это дней тому было? - спросил Скрыпник, вспоминая.
- Шесть, - подсказал Федоренко.
- Ну вот, вылетели мы, - начал Иван. - Федоренко с Бессолицыным чуть впереди, мы с Фонаревым позади, а между нами три девятки Ил-2, которых прикрывали.
- Это ясно, я докладывал, - поторопил его Федоренко.
- В общем, когда нас уже возле станции Мги атаковало шесть "мессеров", я понял, что попались асы. И все же одного, как-то получилось, сразу снял. Вижу, Костина пара тоже связана боем, а Фонарева оттеснили от меня. Как ни пытался подойти к нему, - не получалось. Сбили Фонарева. Сразу загорелся, я видел. И тут удар в правую руку, стала она бесчувственной. Ну, повел я машину левой, а какая уж тут маневренность...
- Одной рукой не налетаешь, - вздохнул Федоренко.
- Совсем обнаглели "мессеры". Один выскочил сбоку вперед, я чудом каким-то левой рукой успел и машину довернуть, и на гашетку нажать. И сбил! А тут очередь по мне с хвоста, по двигателю. Тяну к своим, и - спасибо зенитчикам: над линией фронта сбили они фашиста... Выбрал я поляну и направил туда - мотор уже не тянул. Плюхнулся в снег. Выбрался, смотрю: самолет пополам развалился. А мне ничего. Рука только...
В этом месте рассказа Скрыпник стал приподниматься, глаза жадно тянулись куда-то за наши спины. В дверях стояла Таня. Стояла, будто натолкнулась на преграду, но вся сияющая, счастливая.
- Садись, Таня.
Мы устроились по двое на койках, друг против друга:
- А что с рукой? - напомнил Костя.
- Гляжу: полная крага крови. Стащил перчатку и вылилась кровь ручьем.
Таня испуганно закусила губу. Костя подал ей знак: спокойно, мол, все уже позади.
- "Мессеры" не улетели. На снегу я - прекрасная цель. И стали они парой пикировать на меня. Бежать? Но снега по пояс. Бросился под двигатель, и тут они начали палить - только звон стоит. Ушли. И с противоположной стороны пикируют. Прячусь под другой бок мотора. Добили бы они, но как раз наша шестерка появилась...
- Та, что выслали на помощь, - уточнил Костя.
- Содрал еле-еле с себя нательную рубаху и наложил жгут. Переночевал в кабине. Про жгут забыл, что его долго держать нельзя. Рука вовсе омертвела, Утром выдрал из-за бронеспинки НЗ и пошел. Тяжело нести - взял только шоколад. Куда идти? Решил на канонаду. Прикинул, что до передовой ближе, выйду. А в тыл если - по этим лесам можно год петлять. Два дня шел. Представляете, по такому снегу? К вечеру набрел на лесную дорогу, сел на пень - буду ждать. Чувствую, могу сознание потерять. Откушу шоколада, снега глотну, и все жду. Глубокой ночью слышу песню. Наши? Немцы? Не понять, и не понять откуда. А может, мерещится уже? Жду. Вдруг лошадь в упряжке, сани а ночь лунная. Оказалось - наши.
Скрыпник рассказывал, стал я замечать, уже в жару. Хотел было остановить его, но он, видимо, устав, сам заторопился:
- Завезли меня в медсанбат, там посмотрели: руку ампутировать! Взмолился: "Что хотите, только оставьте руку. Нужна драться". Заговорили, засоветовались, вызвали полковника. Попробую, говорит. Сделали операцию. Ну а потом - в санитарный поезд, оттуда я и сбежал. Вот и все.
- Молодец, что сбежал, - поощрил Федоренко. - Вот так оторвешься, а потом попробуй в свой полк вернись.
- Нет, только в свой, - тряхнул головой Скрыпник. - Он ведь родным тебе становится, твой полк.
В тот же день врач полка доложил: Скрыпника нужно в тыл.
И все-таки вернется он в свой полк. И будет сражаться до победы. И увезет потом в свою Полтаву сибирячку Таню. Будет у них два сына, и оба тоже свяжут свою жизнь с авиацией...
На КП я засиделся допоздна. Отвлек дежурный: - Вас какой-то пехотный старший лейтенант спрашивает,
Вошел он, высокий, подтянутый. Замялся. Странно как-то...
Кашлянул. Снял шапку, начал перебирать в руках. Все это длится мгновения, но очень выразительно.
- Одним словом, - сказал старшин лейтенант, - диверсант я.
Чего угодно можно было ожидать, только не этого.
- Диверсант? - переспросил я, обескураженный.
- Вообще-то, старший лейтенант, из 2-й ударной армии. Попал в июне прошлого года в плен. Стали немцы вербовать на это дело. Подумал: вот путь, по которому можно вернуться. Пусть тюрьма, пусть даже расстрел, но чтоб вернуться к своим...
Он сильно волновался. Надо было поговорить с ним подробнее. Дежурному приказал разыскать капитана Козюка.
- Вы один?
- Еще четверо. Выбросили с самолетов По-2. Немцы так и оставили наши опознавательные знаки...
- Откуда у них По-2?
- Наши когда-то ошибочно сели.
Припомнился тот давний случай. Группа По-2 должна была доставить грузы в окруженную 2-ю ударною армию и взять раненых. Ведущий заблудился над лесами и приземлил группу на похожую поляну, но там были фашисты...
- Давно вы здесь?
- Десять дней.
- Десять дней, а только сейчас явились.
- Нельзя было, мог провалиться.
- Что же делает эта группа?
- Днем находятся в назначенных пунктах. Кто возле аэродромов, - между прочим, корректировку "Берты" тоже вели, кто на железнодорожной станции, кто интересуется штабами. Вечером собираются, обобщают, передают по радио собранные разведданные. В ближайшее время намечено переходить к диверсиям.
Похоже на правду. Теперь понятно, отчего, лишь приходят на станцию эшелоны, - валом валят сюда "юнкерсы". И все же надо быть осторожным.
- Чем вы докажете все это, да заодно и искренность своих намерений?
- Завтра все соберутся, вся группа. Мы живем в лесу...
Хлопнула дальняя дверь, послышались шаги, стали осторожнее, и в кругу света неслышно появился Козюк.
