Ричард Колье - Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини
Не далее как в феврале министр экономики Рафаэлло Риккарди на одном из совещаний доложил, что импорт продовольствия составил двадцать пять миллионов тонн за истекший год, и предупредил о его нехватке в случае войны. Риккарди напомнил:
— Ключи от Средиземноморья — в руках английского Адмиралтейства.
Хотя Муссолини тогда сразу же закончил совещание, он не мог заткнуть свои уши от предупреждающих об опасности такого шага голосов. Военно-воздушные силы обеспечены горючим только на сорок боевых вылетов каждого самолета. Армейских резервов не хватит даже на оснащение семи дивизий.
Подобное положение было и на всех потенциальных театрах военных действий. Из Триполитании маршал де Боно докладывал: военное снаряжение подобно груде хлама. Все пулеметы — с водяным охлаждением, артиллерия — времен Первой мировой войны, ходовая часть танков такова, что их пришлось бы транспортировать на поле боя. Из Ливии Бальбо сообщил об орудиях еще гарибальдийского периода.
Министр военной промышленности генерал Карло Фавагросса нарисовал более красочную картину. Если даже военные заводы будут работать круглосуточно, Италия сможет вступить в войну лет так через девять, то есть в 1949 году.
Для Муссолини, мечтавшего о славе, это означало бы признать несостоятельность не только страны, но и себя самого.
— Нам следует, подобно Швейцарии, помножить все на десять, — был его пугающий всех вывод.
В течение ряда месяцев он находился под постоянным давлением — как в вопросе сохранения нейтралитета, так и активизации своих действий. 26 февраля малоразговорчивый заместитель госсекретаря США Самнер Уэллс встретился с «человеком, выглядевшим лет на пятнадцать старше своих пятидесяти шести», двигавшимся подобно слону, с белой как лунь головой и отвислым, морщинистым лицом. Он предложил Муссолини встретиться с президентом Рузвельтом на Азорах для обсуждения проблемы нейтралитета. Не прошло и двенадцати дней после отъезда Уэллса, как в Риме появился Иоахим фон Риббентроп, сообщивший дуче о необходимости срочной встречи с фюрером.
18 марта 1940 года Муссолини в четвертый раз встретился с Гитлером на заснеженном Бреннерском перевале, в трехстах метрах от новой германской границы. Встреча эта проходила в личном поезде дуче. Как позже отметил немецкий переводчик Пауль Шмидт, диктаторы находились уже не в равных условиях. Исходя из победных результатов польской кампании, Гитлер хвастался в разговоре численностью своих войск и резервами, Муссолини же всему удивлялся, «как ребенок новой игрушке».
— Скорее на вулкане Этна уляжется снег, чем мне удастся превратить итальянцев в расу воинов, — признался с неудовольствием дуче штандартенфюреру СС Ойгену Дольману, личному представителю Гиммлера в Риме.
Шмидт отметил также, что Гитлер даже не упомянул о намечавшемся через три недели, 9 апреля, вторжении немецких войск в Норвегию и Данию, о чем сам он знал из источников в министерстве иностранных дел. На дуче Гитлер полагался полностью, но не доверял королевской семье и итальянскому генеральному штабу — этой «аристократической мафии». С этого момента Муссолини, ставший младшим партнером, был в курсе лишь того, о чем фюрер считал необходимым или возможным ему сообщить.
Гитлер сам определял и время для этого. Так, 10 мая в пятом часу утра Муссолини был разбужен телефонным звонком на вилле Торлония. Это был Джалеаццо Чиано, предупредивший его, что в течение ближайшего часа будет звонить германский посол Ханс Георг фон Маккензен для сообщения личного послания Гитлера. И лишь в 5.35 утра дуче узнал о пересечении немецкими войсками границ Бельгии и Голландии.
Муссолини с горечью вспомнил о своем недавнем заверении, данном им итальянскому послу в Брюсселе Марчезе Пауличчи ди Калболи на вопрос того, «стоит ли им рассматривать себя туристами или же надо срочно упаковывать чемоданы»:
— Сидите спокойно в посольстве: немцы никогда не нападут на Бельгию.
Еще до своего заявления маршалу Бадолио дуче передавал через Дино Алфиери, своего нового посла в Ватикане, Пию XII: постоянные выступления Церкви о мире действуют на него подобно терниям, рвущим его, Муссолини, плоть. На это Папа отвечал без колебаний:
— Мы ничего не боимся, даже угрозы попасть в концентрационный лагерь.
Дино Гранди не забыл своего визита во дворец Венеция 17 мая, когда застал Муссолини стоявшим перед огромной настенной картой Франции, испещренной разноцветными флажками, изучая дислокацию войск.
— Посмотри сюда, — сказал дуче, тыкая пальцем на изгиб Сены, где продвижение немцев было остановлено. — Немцы не войдут в Париж, хотя и считают, что уже разгромили Францию. Неминуемо должно состояться новое марнское сражение. Проклятые боши снова сломают свои шеи, и вся Европа станет свободной.
Гранди в тот момент почувствовал облегчение, считая, что человек, убежденный в поражении Германии, вряд ли станет выступать на ее стороне.
Однако через несколько дней Муссолини убедился в беспочвенности своего оптимизма: немцы сломили сопротивление Франции. Впервые в современной истории немецкая угроза Италии возникала не с севера или востока, а с запада.
«Если Италия изменит свою позицию и выступит на стороне Англии и Франции, ей одной придется вести войну против Германии», — заявил Муссолини в своем секретном меморандуме.
После встречи с Гитлером на Бреннерском перевале ему на ум пришло изречение Никколо Макиавелли: «Существуют две возможности защитить себя от врага: надо либо убить его, либо обнять».
Когда до него дошли слухи, что в связи с войной оживились дела у меховщиков и ювелиров на севере страны, дуче прокомментировал их так:
— Миланцам следует знать, что лучше торговать с немцами, чем видеть их в городе.
Однако 26 мая к изумлению Бадолио и Бальбо он заявил, что не боится Гитлера.
— У вас не хватает хладнокровия, маршал, — обратился он покровительственно к Бадолио. — Могу сказать вполне определенно, что к сентябрю все будет закончено. И мне потребуется всего несколько тысяч убитых, чтобы сидеть за столом конференции как воюющая держава.
Но во дворце Чиги и другие, кроме Чиано, видели и понимали, что немцам достаточно было сделать предупреждение, чтобы заставить его засуетиться. 27 мая, на следующий день после встречи дуче с Бадолио, один из ведущих сотрудников МИДа граф Луча Пиетромарчи получил из дворца Венеция строгое замечание. Вплоть до этого дня он вел довольно успешно переговоры с англичанами, в результате которых сэр Уилфред Грин, хранитель судебного архива, сделал заявление в Лондоне, что Британия намерена ослабить свой контроль за контрабандными перевозками в Средиземноморье в отношении Италии. Это известие вызвало в Берлине острую реакцию со стороны Германа Геринга.
