Александр Молодчий - Самолет уходит в ночь
Теперь время иное — не было такой необходимости, как в начале войны, выпускать экипажи в бой без учета их подготовки. Мы имели возможность их подучить. И главное: свои знания и боевой опыт — все передать молодому пополнению.
Молодежь быстро осваивала сложные элементы полета. С громадным интересом слушали парни опытных, побывавших во многих переплетах летчиков и штурманов. Когда экипаж, по решению старших, был готов для боевых действий, его выпускали на ближние цели, в хорошую погоду, туда, где, по имеющимся данным, слабая противовоздушная оборона противника. С каждым разом задания становились труднее. Так постепенно новые экипажи приучались к сложным видам полета. А там уже, глядишь, новички наравне со всеми летали в боевом строю эскадрильи в трудные рейсы по глубоким тылам врага.
Такая выработанная жизнью, продиктованная фронтовой обстановкой методика позволила сократить время подготовки, боевого становления, созревания экипажей и, что уж тут скрывать, застраховать их от гибели в единоборстве с противовоздушной обороной противника. Ребята осваивались, некоторым удавалось довольно быстро выйти в число лучших экипажей полка. Например, Николай Харитонов, Федор Титов стали Героями Советского Союза, их штурманы Алексей Черкасов, Николай Беляев отмечались правительственными наградами. О них писали в газетах.
Я уже рассказывал, что на нашем самолете уже не один раз отправлялся на боевое задание военный корреспондент майор В. Гольцев. Бывали с нами в полетах и другие журналисты.
Трудное это дело — не имея специальной военной подготовки, участвовать в воздушном бою, понять суть дела и написать очерк, привезти «горячую» от боя фотографию или сделать эскизы в ходе схватки.
Было и так: слетает писатель в составе нашего экипажа на боевое задание и ничего не напишет.
Мы не обижались на людей, многие из которых только вчера надели военную форму, понимали, что не просто человеку разобраться и описать события боя, тем более в условиях полета, где обстановка бывает настолько сложной, что и нам, видавшим виды авиаторам, не всегда все понятно. А моральное состояние! Это же не прогулочный полет! Мы, сколько могли, помогали корреспондентам разобраться в обстановке, разъясняли авиационную терминологию.
Особым уважением у летного состава нашей дивизии пользовались частые наши пассажиры — майор Виктор Гольцев, лейтенанты Семен Красильщик, Леонид Шершер. Эти корреспонденты были нашенскими — мы привыкли к ним, а они к нам. Мы понимали друг друга, и это было приятно нам всем. Красильщик летал на боевые задания более пятнадцати раз, в составе нашего экипажа выполнил пять боевых вылетов. Немалый налет был и у его друга Леонида Шершера. Он не раз подвергался опасности. Очень жаль, что этот любимец всего личного состава нашей дивизии, лейтенант с блокнотом, как его называли, погиб в одном из полетов.
Всем известны талантливые художники Кукрыниксы — М. В. Куприянов, П. Н. Крылов, Н. А. Соколов. Они нарисовали картину, где изображен самолет-бомбардировщик и экипаж при подготовке к боевому полету.
Это было в дни битвы под Москвой.
Вызывают меня в штаб, говорят, мол, с вашим экипажем желают подняться в воздух известные московские художники.
— А кто? — интересуюсь.
— Да вот, фамилии из дивизии передали: Куприянов, Крылов, Соколов.
— Какие же они известные? Впервые слышу, — говорю я.
К этому разговору в штабе появился Дакаленко.
— О чем, — спрашивает, — торг идет?
— Да вот, художников катать будем, — отвечаю. — Говорят в дивизии — известные московские... Не разобрались, наверное. Вот бы — Кукрыниксы! Те — известные. Те бьют по фашистам без промаха!
Посмотрел Дакаленко на фамилии и рассмеялся:
— Эх вы, ценители искусства! Это как раз и есть те Кукрыниксы.
— Там ведь их трое...
— А их трое и должно быгь. Куприянов — это Ку, Крылов — Кры. А Николай Соколов — Никсы. Вот и выходит — Ку-Кры-Никсы!
В тот же день мы их встретили.
— Больно уж молодые, — шепнул я замполиту.
— А сами-то вы — старые? А уже Герои Советского Союза.
Мы разместили художников на борту, взлетели, сделали круг. В общем, совершили ознакомительный полет.
Летали с нами и другие. Скульптор М. Оленин. Кто еще — трудно сейчас вспомнить.
А на журналистов память особая. У нас в экипаже всегда помнили и Красильщика, и Гольцева. Знали о них, но не все. Даже не догадывались тогда о том, что Виктор Викторович Гольцев — известный в стране литературовед, знаток грузинской поэзии. Гольцев много сделал для популяризации произведений грузинских художников слова. Под его редакцией, с его вступительными статьями вышли десятки книг грузинских поэтов и прозаиков. В течение ряда лет Виктор Викторович возглавлял журнал «Дружба народов».
В первый же день Великой Отечественной войны этот сугубо штатский человек надел военную форму, отважно сражался на фронте.
Уже много лет спустя после войны Семен Красильщик вспоминал, как летом 1942 года к ним в редакцию газеты 1-й гвардейской авиационной бомбардировочной дивизии «За правое дело» прибыл майор Гольцев, бывший тогда инспектором политуправления АДД, а затем, после создания армейской газеты «Красный сокол», — ее корреспондентом. Он внимательно разобрался в делах дивизионки, помог советами. Узнав, что ее сотрудники летают на боевые задания, сказал, что сам мечтает подняться в воздух с боевым экипажем.
«Вскоре я встретил майора Гольцева на аэродроме, у стоянки самолета Героя Советского Союза Александра Молодчего, — вспоминал Красильщик. — Теплый августовский день приближался к концу. Но Виктор Викторович, как и все члены экипажа, был в меховом комбинезоне, теплых унтах. На голове — шлемофон... В общем, вид у майора был боевой. Таким и был Гольцев — отважным бойцом.
Взревели моторы, и самолеты один за другим уходили в ночной полет, на базу им предстояло вернуться только к рассвету. Виктор Викторович поднялся на борт Ил-4 и занял место, к которому всегда были «приписаны» военные корреспонденты, — у пулемета ШКАС. Обязанность воздушного стрелка — не только быть начеку, чтобы в любой момент отразить возможное нападение фашистского истребителя. Он должен еще сбросить листовки в тылу врага.
На этот раз маршрут предстоял далекий, многочасовой. Бомбы необходимо было сбросить на военно-промышленные объекты Кенигсберга...
Полеты проходили на большой высоте, поэтому надо было надевать кислородные маски, иначе дышать трудно. Каждый рейс — испытание на выносливость. Опасность подстерегает повсюду — и над линией фронта, и над всей территорией, занятой врагом, и над целью. В ночном небе беспрерывно шарят вражеские прожекторы, бьют зенитки...»
