Александр Молодчий - Самолет уходит в ночь
— Вы расскажете нам о нем?
— Разумеется, — сказал Гольцев. — Ну а теперь расскажите мне, что делается в литературе, что пишут мои грузины? Я отстал немного от этого дела...
12 сентября 1942 г.».
...Бомбардировочным полкам АДД, имеющим на вооружении тяжелые машины, надо было бы базироваться на аэродромах, имеющих искусственные взлетно-посадочные полосы, но это не всегда получалось. Нередко приходилось довольствоваться и грунтовыми. А что такое весна или осень для грунтового аэродрома? Они так размокали, что с них вести боевую работу было невозможно. Колеса тяжело груженных бомбардировщиков вязли, тонули в грязи. Какой уж там взлет, вытянуть машину на сухое место — и то благо. А ведь на фронтах боевые действия продолжались независимо от погодных условий, времени суток и времени года.
Что же делать? Где выход? Чтобы не снизить огневую мощь дальнебомбардировочной авиации, командование АДД вынуждено было производить перегруппировку боевых полков, базирующихся на грунтовых аэродромах.
И вот что после этого получалось. Если обычно на аэродроме с искусственным покрытием базировались два-три полка, то весной и осенью на них скапливалось по пять-шесть полков только из нашей АДД. Кроме этого, подсаживались и другие боевые машины — истребители, штурмовики. Днем и ночью над аэродромами кружились самолеты — настоящие стаи стальных птиц. Одиночно, группами взлетали, уходили в различных направлениях, а в это время другие самолеты садились — возвращались с боевого задания. Удивительно, как это руководитель полетов (тогда в шутку его называли директором цирка) мог управлять и взлетающими самолетами, и в то же время обеспечивать посадку машинам, подходившим после выполнения боевой задачи. У одних уже нет горючего. Другие требуют немедленную посадку, потому что получили повреждения в бою, есть раненые. А вот сел самолет с поврежденными шасси или колесами и остановился на взлетно-посадочной полосе, а его можно убрать только трактором. В таких случаях аэродром нужно закрывать. Но это невозможно. Куда деть самолеты, которые в воздухе? Трудные, почти неразрешимые вопросы. И руководитель полетов их решал, и решал неплохо.
В одну из ночей, когда над аэродромом было тесно от взлетающих и садящихся самолетов, мы привели на хвосте самолет противника. Нам, уже имевшим немалый боевой опыт, такая оплошность была непростительна. Еще в начале войны экипаж старшего лейтенанта Соловьева таким же способом блокировал аэродром противника, поджидал, пристраивался и наносил удар. А сегодня обманули нас. Забегая вперед, скажу, что и мы не остались в долгу. Вторую половину войны я летал на самолете, имевшем мощное стрелковое вооружение, позволяющее вести огонь в любом направлении. И мы тогда часто выходили на блокировку вражеских аэродромов, так что с фашистскими летчиками рассчитались сполна.
Но как же все-таки нас обманули?
Мы возвращались на свой аэродром.
— Справа какой-то самолет дает условный сигнал аэронавигационными огнями, — доложил стрелок.
Я присмотрелся. Да, действительно мигает. Но чей это самолет? В темноте опознать трудно.
— Кажется, двухмоторный, — снова сообщил Васильев. — Наш, должно быть...
Я тоже решил несколько раз мигнуть. Неизвестный самолет ответил. Так, перемигиваясь бортовыми огнями, мы продолжали путь. Вместе подошли к аэродрому. Я сделал круг, готовясь заходить на посадку. Шедший за нами самолет сделал то же, как мне показалось, не совсем уверенно. «Очевидно, на нем что-то неисправно», — подумал я и включил самолетные огни, чтобы дать ему возможность следовать за нами. «Облагодетельствовал!» — укорял я себя после. На высоте 80–90 метров включил посадочные фары. И в это время, как из огненного ковша, на нас посыпались пули и снаряды. Самолет, который мы приняли за свой, неожиданно открыл стрельбу из всех своих установок.
На аэродроме, как рассказывали мне потом, обратили было внимание на подозрительную машину. Но так как она шла вместе с нами, особенно приглядываться не стали. А тут чужак открыл огонь, быстро развернулся и ушел. Не успели на аэродроме и глазом моргнуть, как он исчез. Зенитчики, прикрывавшие аэродром, не разобрались, в чем дело, и давай палить по нас. Решили, что это мы атакуем с воздуха. Все аэродромные огни моментально были выключены.
— Ну, черт, собьют над своим аэродромом! — ругается Куликов.
— Сажусь как попало, — предупреждаю экипаж. — Держитесь.
И мне, можно сказать, совершенно случайно удалось посадить поврежденный самолет. И как — поперек аэродрома!
Все закончилось относительно благополучно. По фронтовым нормам. На аэродроме от пиратского налета никто не пострадал. Бомбардировщик отремонтировали. Но сам факт нашей беспечности послужил хорошим уроком. Суровые законы боя надо знать и соблюдать не только над целью, не только выполняя задания, но везде: и в небе, и на земле.
...Тогда, еще мы не знали, сколь эпохальной, исторической датой войдет в века 19 ноября 1942 года.
Измотав гитлеровцев во время оборонительных боев, советские войска перешли в решительное контрнаступление северо-западнее и южнее Сталинграда И окружили ударную 330-тысячную группировку фашистов, зажав ее в гигантское кольцо.
Не зная отдыха, не чувствуя усталости, мы помогали воинам наземных частей, совершая налеты на самые опасные и ответственные участки фронта. А там шли бои днем и ночью. И все нуждались в поддержке авиации. Но не всегда это было возможно. Сказывались капризы погоды, да и время суток играло свою роль. Низкая облачность, ограниченная видимость усложняли боевую работу авиации. И тут выручали экипажи, которые могли действовать в сложных метеорологических условиях. А таких в авиации дальнего действия было немало. В большинстве своем мы летали ночью и днем при самой плохой погоде. В каждом полку было по десятку экипажей, работавших в таких условиях, при которых очень нелегко даже просто подняться в воздух.
И все же даже для нас были свои «но»... В первую очередь, это низкая облачность в районе цели. Казалось, преграда непреодолима. Сброшенные с малой высоты бомбы поражали осколками твой же самолет. Еще в начале войны трем экипажам — Гаранина, Полежаева и моему — в одном из полетов довелось в связи с условиями погоды бомбить с высоты ниже безопасной. И что же? Наши самолеты получили повреждения.
— Так и самого себя сбить можно, — говорили воздушные стрелки.
Ведь они сидели сзади, а там осколки жужжали как шмели.
И уже в который раз мне приходится повторять, что сейчас не 1941 год, мы многому научились. Могли что-то придумать новое, усовершенствовать, внедрить. Опыт — большое дело. В районе цели погода не позволяла сбрасывать бомбы с безопасной высоты. Задача трудная, но разрешимая. Выход был. Мы снабжали бомбы взрывателями с замедленным действием. Сбросил их на бреющем и ушел вверх. А гитлеровцы твои гостинцы принимают.
