Эудженио Корти - Немногие возвратившиеся
Стоя в полутьме комнаты, остальные офицеры молча следили за моими манипуляциями, готовые в любой момент прийти на помощь. Неожиданно один из них поинтересовался, достаточно ли острые ножницы, и спокойно пояснил, что хотел бы остричь ногти. Я взглянул на Марио Беллини. Тот пожал плечами и покачал головой. Со всеми нами творилось нечто странное.
Раненых погрузили на сани, и солдаты вместе с Конти повезли их в госпиталь. Несколькими днями позже Бригина, навещавший своего земляка, сообщил, что тот еще жив. Больше я о них не слышал.
Глава 27.
10-14 января
10 января мы перебрались в избу, стоящую в зоне 30-й бригады. Из 1700 человек, входивших в нашу бригаду на берегах Дона, осталось около 300. В душе мы оплакивали погибших, но делали все, чтобы горькие воспоминания не захватили нас целиком.
Район, куда мы переселились, расположился в низине (если сравнивать с центром) и находился на северной окраине города. Внешне он ничем не отличался от обычной русской деревни. Одноэтажные избы с крытыми соломой покатыми крышами и неровными стенами не выглядели надежными. В домишках были непропорционально маленькие окна, чаще всего с двойными рамами. Над некоторыми из них, так же как и над дверями, виднелись резные деревянные наличники, слегка оживляющие внешний вид. Между избами - только несколько голых деревьев.
Во многих избах до сих пор жили их хозяева. Но поскольку здесь, как и в большинстве русских крестьянских домов, имелись подполы или расположенные рядом с домом подвалы, русские предпочитали прятаться в этих норах и почти не выходили оттуда.
Но если в центре города местных жителей вообще не было видно, на окраине все-таки иногда можно было встретить кого-нибудь из русских, чаще всего женщин. Закутанные в огромные темные платки, они несли от колодцев тяжелые ведра или куда-то спешили по своим делам. Иногда с ними были дети, тоже закутанные в платки. Глядя на несчастных женщин и обездоленных детей, наши сердца сжимались от жалости.
Наше новое жилище состояло из трех комнат, две из них обогревались, третья, с деревянными стенами, служила прихожей и тоже немного защищала от холода.
Здесь уже были солдаты из 30-й бригады.
В первый день мы старались устроиться поудобнее. Но уже на второй день я решительно выставил оставшуюся в теплых комнатах мебель в прихожую, чтобы стало просторнее. Остались лишь три металлические кровати для офицеров и набитые соломой тюфяки для солдат. Затем я составил список проживающих и повесил его на входную дверь. Еще я получил одну на всех продовольственную карточку.
Система выдачи продуктов в городе была полностью реорганизована. Как я уже говорил, его разделили на секторы и подсекторы. В каждом воинском подразделении назначался офицер, получавший продукты на всех и распределявший их по домам в своем секторе. Мы, солдаты 30-й бригады, получали провизию из рук капитана Варенны, который тоже перебрался к нам.
Система оказалась достаточно хорошо продуманной и работала четко, но продуктов становилось с каждым разом все меньше. Генерал распорядился урезать наши пайки с таким расчетом, чтобы продержаться до конца февраля. Иногда на человека в день выдавалось несколько галет, полбанки консервов и горсть макарон. Вино, которое мы получали ранее (солдаты ходили за ним с мешочками, поскольку выдавалось оно неровно нарубленными кусками льда), давно стало воспоминанием.
* * *
В ближайшем колодце вода почему-то имела странный солоноватый вкус, поэтому, чтобы получить воду для питья, мы обычно растапливали снег. Иногда мы посылали кого-нибудь принести воды из колодца возле госпиталя. Она всегда была мутной и зеленоватого цвета, но на вкус казалась менее противной, чем в нашем колодце. Мы тогда не подозревали, что на дне того колодца на глубине трех-четырех метров лежат трупы двоих русских. Позже мне рассказали, что в госпитале об этом прекрасно знали, но все равно воду пили только оттуда.
В нашей избе жила большая семья местных жителей. Спали они в подполе, но еду готовили на печи в избе, поэтому мы часто встречались. Среди них был семидесятишестилетний дед, бабка, мужчина лет сорока, две или три женщины, маленький мальчик и грудной младенец. Мужчина, как мы узнали, в мирное время служил управляющим на одной из городских фабрик. Он немного говорил по-немецки.
Мы часто обменивались продуктами, иногда вели беседы. Переводчиком у нас служил Марио Беллини, успевший летом весьма неплохо выучить русский язык.
Один из наших солдат, Симонетто, рисовал простенькие картинки, которые очень нравились русским. Особенно они восхищались морскими пейзажами.
Русских людей понять очень сложно, тем более в таких непростых условиях. Они - дети природы и действуют импульсивно, не рассуждая. Это можно сравнить лишь с разгулом бушующей стихии на необъятных просторах их бескрайней страны - неуправляемым, неудержимым. Причем положительные и отрицательные порывы в них до поры до времени мирно сосуществуют, и никогда не известно, какие одержат верх. Все как в природе.
Мы к ним неплохо относились, но заметили, что всем им в большей или меньшей степени свойственен фатализм, покорность судьбе и как следствие инертность и беспечность. А привитая им идеология материализма делала их то благородными, то жестокими.
По этой земле прошел коммунизм, систематически подстрекавший русских к ненависти и взаимному уничтожению. Мы очень страшились плена только потому, что автоматически получали клеймо врагов коммунизма.
Вместе с тем простых русских людей вряд ли можно назвать поборниками идей коммунизма. Они скорее его жертвы, в особенности крестьяне.
И вот теперь по прихоти судьбы мы оказались вместе, под одной крышей.
Нельзя не отметить удивительную доброту русских женщин, их способность к состраданию. Где бы мы ни встречались с ними, они никогда не отказывали в помощи. Мы отлично понимали, что во время нашего безумного марша многие наши соотечественники были спасены от обморожения, а значит, и от смерти простыми русскими крестьянками, молчаливыми и неулыбчивыми.
Когда рядом с нашей избой взрывался снаряд, женщины лишь поспешно крестились и что-то тихо шептали.
* * *
Некоторые мои vecchi, ветераны 2-й батареи, были расквартированы в двух избах по соседству с нашей: капрал Борги, Педролло, Каттурегли, Гола и другие. Я часто ходил к ним в гости и всегда находил самый радушный прием. Однажды они угостили меня полуобгоревшим куском сотового меда, который Педролло ухитрился вытащить из горящего немецкого склада. Иногда они приходили к нам в дом и внимательно слушали разговоры, которые велись между офицерами.
Было удивительно приятно осознавать, что они все еще мне доверяют.
