Эудженио Корти - Немногие возвратившиеся
А здесь - разорванная и гниющая человеческая плоть. Наказание за былые безумства? Господь карает нас за прегрешения?
* * *
Однажды утром русские начали массированный обстрел из всех видов орудий. Он продолжался без перерыва девять часов. Город накрыла лавина огня. В нем не осталось ни одного целого здания.
Вскоре после Рождества генерал X провел очередное совещание со старшими офицерами. Было решено разделить итальянскую часть города на зоны и закрепить каждую из них за отдельным воинским подразделением.
30-й артиллерийской бригаде достались развалины на северной окраине города.
В день обстрела Беллини, Антонини и я отправились посмотреть на нашу будущую квартиру, которую уже должна была освободить занимавшая ее до нас группа чернорубашечников. Беллини шагал впереди. Подойдя к двери, он внезапно остановился, оглянулся, прислушался, затем замахал руками, жестами показывая, что мы должны быстро войти и упасть на пол. Я уже давно заметил, что Беллини обладает способностью раньше, чем кто-либо другой, слышать "катюши". И точно: не успели мы опомниться, как вокруг начался сущий ад. Шестнадцать снарядов взорвались вокруг нас один за другим. Мы прижались к полу, закрывая головы руками. Дом содрогался, угрожая вот-вот рухнуть. Я лежал и тихо шептал молитву.
Вскоре мы, пошатываясь, поднялись. Все были целы. Провидение, даровав Беллини уникальный слух, снова спасло нас от неминуемой смерти. Если бы мы вышли из дома, то непременно оказались бы возле соседней деревянной хибары, которую раскололо снарядом пополам. А дорога, где мы только что прошли, была утыкана осколками снарядов, обломками дерева и железа, с силой вонзившимися в нее. Но самым удивительным было то, что среди руин, окутанный еще не осевшим дымом, осыпанный мусором, стоял лейтенант-полковник Росси, командир 8-й артиллерийской бригады. Живой и невредимый.
На наших глазах он отряхнулся, поправил кобуру и, не сказав ни слова, удалился.
В доме, куда мы успели войти, находилось еще несколько человек. Они не пострадали.
* * *
Поскольку снаряды начали падать слишком уж близко, наша троица вместе с моим ординарцем Реджинато покинула обжитой дом и перебралась к Конти и Балестре. Их дом стоял несколько в стороне, в 80 метрах от "проспекта".
Гвидичи со своими людьми тоже переехал, но я не знаю куда. (Мы встретились только много лет спустя уже в Италии. Ему ампутировали несколько пальцев на руках.)
Обстрел был воистину ужасным. Со всех сторон слышался пронзительный свист снарядов и грохот взрывов. В воздух взлетали столбы снега и земли, обломки разрушенных строений, части человеческих тел. По стенам с визгом чиркали осколки. Замаскированные неподалеку от нас орудия немцев вели ответный огонь, их снаряды взлетали, издавая заунывный, воющий звук, который невозможно было спутать ни с чем. Всюду, насколько хватало глаз, виднелись развалины домов и воронки от взрывов. Главная площадь города, где стояли танки, была затянута облаком дыма. Когда снаряды падали очень уж близко, мы молча переглядывались и улыбались. На все воля Божья!
* * *
Утром мы были вынуждены вернуться в свой дом, потому что Реджинато, которого я отправил туда принести какой-нибудь еды, вернулся с сообщением, что у нас в доме мародеры. Марио Беллини поймал одного и едва не пристрелил. Видя, как искренне возмущается мой друг проявлениям чужой непорядочности, я едва удержался от смеха. Ей-богу, пора бы уже привыкнуть. Немного успокоившись, Беллини аккуратно записал имя и фамилию мародера, намереваясь доложить о нем в штаб.
* * *
В нашем доме взрывами выбило все окна, поэтому пришлось перебираться со всеми вещами к Балестре. Мы перенесли туда тюфяки и нехитрые пожитки. Вечером того же дня в дом, который мы покинули, попал 76-миллиметровый снаряд. Он пробил крышу и взорвался в той части дома, где жили солдаты из взвода Конти. Белый от страха и весь обсыпанный мусором, к нам прибежал капрал Навони и рассказал о случившемся. Мы бросились к дому. Я успел первым. Уцелевшие солдаты, пошатываясь, выбирались на улицу. Я немедленно организовал доставку двух раненых в дом Балестры. Остальные отделались царапинами.
Один из раненых непрерывно издавал душераздирающие крики. Когда его уложили на койку, оказалось, что у него большая рваная рана на руке немного выше локтя (у несчастного вырвало значительный кусок плоти) и глубокая рана на бедре.
Мы не могли отнести раненых в госпиталь, не перевязав им предварительно раны. Врачей катастрофически не хватало. В госпитале раньше чем через несколько дней на них никто и не взглянет. А за это время несчастные просто-напросто истекут кровью. И я решил сам их перевязать.
К счастью, у одного из солдат Балестры оказался перевязочный пакет. В качестве единственного хирургического инструмента пришлось использовать обычные домашние ножницы, оставшиеся в доме от русских хозяев. Роль дезинфектанта выполнял талый снег (если я правильно помню, мы его немного подсолили).
Сначала я наложил на глубокие раны первого раненого ватные тампоны и туго забинтовал. Затем я тщательно промыл многочисленные кровоточащие царапины, которыми были покрыты его лицо и шея. Бедняга стонал сквозь зубы и все время твердил с мягким тосканским акцентом, что, кроме него, у матери никого нет. Я даже шутливо выбранил его, объяснив, что от ран на руке и на ноге не умирают. Чего тогда беспокоиться? А тем временем я не сомневался, что смертный час этого бедолаги недалек.
У другого раненого была глубокая рана немного ниже подмышки. В его тело вонзился крупный осколок, который теперь торчал из спины рядом с лопаткой.
Это был очень молодой паренек, сущий ребенок. Он сказал, что его уже однажды ранило, поэтому он знает, что это такое.
Одного из капралов Конти звали Бригина. Это был крупный мужчина с постоянно хмурым выражением лица, настоящий сицилианский бандит. Но я заметил, что он удивительно предан Конти, который был не только его командиром, но, что самое главное, тоже сицилианцем. Этот человек всегда самоотверженно ухаживал за ранеными и очень расстраивался, если не мог помочь. Оказалось, что раненый мальчик и Бригина - из одной деревни. Капрал говорил с ним на сицилианском диалекте и нежно звал по имени. Он всячески стремился успокоить раненого.
Мальчишка, потерявший много крови, едва мог стоять на йогах. Я разрезал на нем рубашку, затем с помощью ножниц (других инструментов все равно не было) осторожно вытащил осколок, промыл рану, приложил ватные тампоны к входному и выходному отверстиям и туго забинтовал.
Стоя в полутьме комнаты, остальные офицеры молча следили за моими манипуляциями, готовые в любой момент прийти на помощь. Неожиданно один из них поинтересовался, достаточно ли острые ножницы, и спокойно пояснил, что хотел бы остричь ногти. Я взглянул на Марио Беллини. Тот пожал плечами и покачал головой. Со всеми нами творилось нечто странное.
